— А это мой напарник Ленчик, — сказал капитан Ряхин, кивнув на того тщедушного, что стоял с ним рядом. — Разрешите пройти в ваш кабинет?
Несмотря на то что ничего страшного не было в намерении капитана пройти в кабинет, Андреев вдруг ужасно заволновался, издал горлом неопределенный звук, кивнул разрешающе головой и показал обеими руками направление, будто посетители и без того не могли углядеть большую, обитую натуральной кожей дверь кабинета Андреева.
— Спасибо, — ответил Ряхин и двинулся к двери, а тщедушный Ленчик задержался на мгновение возле стола секретарши и, ткнув в нее пальцем, быстро проговорил:
— Яблочный пирог, чай с вареньем и колбаса.
Любовь Петровна часто-часто заморгала. Андреев, выслушав непонятную речь напарника капитана, снова засуетился, сорвался с места, обогнал посетителей и предупредительно открыл перед ними дверь.
— Пожалуйте, — голосом ресторанного лакея произнес он, Ряхин и Ленчик проследовали в кабинет. Следом за ними проскользнул и Андреев. А Любовь Петровна пожала плечами, уселась на свое место и достала из ящика стола кусок яблочного пирога, оставшегося у нее с завтрака.
Как того и следовало ожидать, оказавшись в стенах родного кабинета, Андреев снова обрел некое подобие уверенности. Любезно предложив гостям садиться, он обогнул свой стол и сел в глубокое кожаное кресло, на одном из подлокотников которого располагалась встроенная неведомыми конструкторами пепельница, а на другом — ящик для сигар.
Андреев предложил усевшимся напротив него посетителям закурить, а когда они отказались, закурил сам.
Табачный дым, густой струей обрушившийся ему в легкие, подбодрил дрожащее в ожидании неизвестно чего тело, и Андреев, выдохнув изо рта одно за другим три синих кольца, почувствовал, что совсем почти успокоился.
«А чего я волнуюсь-то? — сказал он, обращаясь сам к себе. — Тампакс вряд ли еще начал работать по моему заказу. Так что пока я чист. А сегодня, вот как только менты уйдут, позвоню ему и скажу, что заказ отменяется. Или не отменяется. Может быть, они совсем по другому поводу пришли? Ну да, конечно, они совсем по другому поводу пришли. Кстати, по какому они поводу пришли?»
— Позвольте осведомиться, — начал беседу Андреев, стараясь казаться совершенно спокойным и для этого посасывая кончик сигары. — По какому поводу я имею честь вас видеть?
— Ну, как же? — удивился капитан Ряхин. — Вы сами сделали вызов, Андрей Андреевич. Заявка должным образом кормлена, а я прислан сюда полковником Уховым, чтобы разобраться.
— Я? — переспросил Андреев и положил сигару в пепельницу на подлокотнике кресла. — Я сделал вызов?
— Точнее, ваши сотрудники, — заново сформулировал Ряхин, — подчиненные. Сотрудники агентства «Попкорн». Они подали заявление с просьбой разобраться с причинами вчерашней катастрофы, когда у вас трубы прорвало. Подозревают диверсию.
Андреев шумно выдохнул. Сейчас он испытывал два желания: первое — уволить к чертовой матери, предварительно четвертовав, проклятых доброхотов, обращающихся в милицию черт знает по какому поводу и без ведома начальника, а второе — свободно устроиться в кресле, положив ноги на стол, с видом человека, которому только что сказали, что его смертный приговор заменен на пожизненную ссылку на Таити. Если первое желание прямо сейчас исполнить было трудновато, то со вторым было проще. Андреев опустился по спинке кресла вниз и поместил ноги на поверхности своего рабочего стола — одну на другой.
— Итак, — сказал он, снова сунув в рот сигару. — Мои сотрудники-дураки вызвали милицию из-за такой ерунды, как прорыв труб?
— Так точно, — ответил капитан Ряхин и помрачнел. — Имею вам сказать также, — обычным суконным тоном добавил он, — что меня подобные заявки отрывают от действительно важных дел.
— Понимаю, понимаю, — благодушно согласился Анд-Реев. — Я и сам, надо сказать, был прямо-таки озадачен, Когда вы мне сообщили о цели вашего визита. Прорыв труб — Это такая ерунда, — сказал он, словно забыв о том, что еще накануне пытался написать по этому поводу заявление в прокуратуру. — Я как владелец «Попкорна», конечно же, отзову заявление.
— Никак невозможно, — сообщил Ряхин. — Следствие уже начато, и теперь никому не удастся спустить на тормозах законно и официально оформленное уголовное дело.
— Ну, это предоставьте мне, — рассмеялся Андреев, — а сейчас позвоню Ухову и все ему объясню, — Он снял телефонную трубку. — Да, кстати, — набирая номер, осведомился Андреев, — а кого подозревают в диверсии мои сотруднички?
— А того самого Гарика Полуцутикова, — ответил капитан Ряхин, — которого вы недавно обвинили в том, что он устроил нападение крыс на «Попкорн».
Трубка застыла в руках Андреева. Он положил трубку на рычаг, несмотря на то что она уже квакнула голосом полковника Ухова, потом медленно снял с поверхности стола ноги, выпрямился в кресле и сглотнул.
«Вот уроды, — подумал Андреев, едва сдерживаясь от того, чтобы схватиться за голову. — Дураки. Ну, трудно было сначала со мной посоветоваться? Да и я урод. И дурак. Как это я сразу не догадался, кого именно обвинят в диверсии мои подчиненные? Если я сам их против Полуцутикова настроил. Ох черт. Как некстати все. Моя распря с Полуцутиковым, на вполне законных и официальных основаниях, становится все глубже и, следовательно, громче. Скоро весь город будет говорить об экономической войне наших фирм. И на этом фоне подручные Тампакса Полуцутикова грохнут. На кого, спрашивается, упадет подозрение в подготовке заказного убийства? Доказать менты ничего, конечно, не докажут, но ведь — огласка! Она меня убьет. И никогда мне уже не быть мэром! А если я сейчас позвоню Ухову, то он точно что-нибудь заподозрит. Хитрый черт. И этот ментяра, капитан, тоже хитрый. По морде видно. И его напарник. Смотрит на меня, как будто насквозь видит. Взглядом сверлит. Ох напрасно я с самого начала с ментами связался. И напрасно, когда уже связался, Тампаксу звонил. Надо было одним средством решать проблему. Или через ментов, или через братву. Черт, черт. Скажут — мечется Андреев, не знает, как лучше врага наказать. Ох черт».
— Да, — деревянным голосом проговорил Андреев, — положение неприятное. Вот что. Вы идите, пожалуйста.
— Совсем? — спросил капитан Ряхин, и в его круглых глазах не отразилось ничего.
— Совсем.
— А показания?
— Пока не будет никаких показаний, — проговорил Андреев. — Видите ли, я сейчас очень занят и поэтому не могу уделить вам ни минуты. Вы даже понятия не имеете о том, как тяжела жизнь обыкновенного бизнесмена, который к тому же уделяет много времени нуждающимся во внимании людям. — Андреев говорил быстро, не давая никакой возможности капитану вставить слово. — Я даже не ел ничего вот уже несколько дней — некогда.
— Неправда, — проговорил, пошевелившись на стуле, Ленчик. — Пицца, два стакана молока и пирожок с грибами.
— Что? — удивился Андреев.
— И еще шоколадный батончик, — добавил Ленчик. — Это завтрак. А ужинали вы… сейчас… Мясо с приправами. Какое, сказать точно не могу, пища уже успела перевариться. Но много вы умяли — это сразу видно.
Андреев растерянно посмотрел на Ряхина, потом на Ленчика, потом снова на Ряхина. Капитан, подозрительно прищурясь, изучал растерянную физиономию Андреева.
— Вводить в заблуждения органы власти нецелесообразно, — сообщил он владельцу рекламного агентства. — Факт обмана наводит на мысли.
— Я и не обманывал, — промямлил Андреев. — Я только хотел сказать, что так заработался, что уже не могу сказать точно, когда и что я ел. Знаете, как это бывает? Механически перекусишь чем-нибудь, в то же самое время думая о неразрешимых социальных проблемах, и уже не помнишь — ел ли или нет. Кстати, сейчас припоминаю, как я сегодня утром размышлял над проектом повышения зарплаты милиционерам. Да-да — я хоть и бизнесмен, но забота о своих согражданах для меня превыше, чем забота о собственных выгодах. Вы, наверное, слышали, что я предполагаю выдвинуть свою кандидатуру на пост мэра города?
«Что-то не то я говорю, — крутились в голове Андреева лихорадочные мысли. — Какую-то ерунду. Надо завязывать»
— Впрочем, я заболтался, — живо свернул он свою речь. — Эти прорванные трубы — такие пустяки по сравнению… по сравнению с…
Подобрать нужное сравнение Андрееву так и не удалось. Чтобы не наплести какой-нибудь еще ерунды, он плотно сомкнул губы, поднялся из кресла и обеими руками указал посетителям на двери. Потом с ужасом подумал о том, что, вероятно, жест его со стороны смотрелся не совсем вежливо, и, желая поправиться, низко поклонился капитану Ряхину и Ленчику. Посетители переглянулись. Однако пререкаться не стали. Они поднялись, капитан Ряхин сухо попрощался, и дверь за посетителями закрылась.
Вздохнув с облегчением, Андреев рухнул в кресло. Снова вскочил и схватил телефонную трубку. Набрал нужный ему номер и прокричал:
— Тампакс! Слышишь меня? Короче, браток, такой базар. Я погорячился немного. Мочить этого Полуцутикова не надо. Слышишь? Мочить, говорю, не надо. Ну, изменились обстоятельства. Что? Покалечить? Взорвать в машине? Обрушить дом? Слушай, ко мне сейчас мусора завалились целой кодлой.
Дверь кабинета снова приоткрылась, и вошел капитан Ряхин. Андреев, по лицу которого короткой судорогой пробежал ужас, закашлялся и прикрыл телефонную трубку ладонью.
— Бумаги подписать, — негромко сказал Ряхин, с нескрываемой подозрительностью глядя на Андреева.
— У секретарши, — прошипел Андреев.
Дверь снова закрылась. Андреев вытер со лба холодный пот. Потом прислушался, осторожно отвел ладонь от телефонной трубки и договорил:
— Нет, вообще ничего не надо. Ни калечить, ни уродовать. Я заказ отменяю, понял? Как уже поздно? Кто? Какой такой Никита? Я никого не посылал. Что? Недоразумение? Нет, нет, Тампакс, я тебя обидеть не хочу, братан. Я. Ладно. Ладно. Бабки переведу. Но все-таки я первый раз слышу про Ни… Нет, проблемы с братвой мне не нужны. Ага. Ладно.
Ладно.
Трубка часто запиликала. Андреев брякнул ее на рычаги, устало опустился в кресло и приложил ладонь к левой стороне груди.
— Болит, — с некоторым удивлением констатировал он. — Эта суета меня с ума сведет. Надо хорошему специалисту показаться.
Глава 7
Размолотый на мельнице судьбы,
Он напоследок взвиться на дыбы,
Встать на ноги, раздавленный, пытался,
Но, как змея, с обрубком не срастался.
Закрыл глаза, к нагой земле прильнув,
И молвил, руки к небу протянув:
«Внемли, создатель всех земных созданий,
Освободи мне душу от страданий…»
Низами

Антон тысячу раз проклял себя за то, что заговорил в сквере с престарелым детиной Витей.
«И как мне теперь от него отделаться? — размышлял Антон, шагая по центральной улице города. — Кошмар какой-то. Он ни на шаг не отстает, никаких намеков по причине скудоумия не воспринимает, а прямо его послать как-то неловко. Не могу, и все, — в силу странной своей болезни. Да и если я пошлю его, он просто не захочет уходить. Интересно ему со мной. И не драться же мне. Да еще и неизвестно, кто одержит победу, а кто поражение потерпит в случае драки. Этот мальчик Витя раза в два, наверное, больше меня. И раза в два старше».
— Родители у тебя есть? — на ходу спросил Антон Витю. — Или родственники, которым тебя сдать можно?
— Нет у меня родственников, — ответил Витя. — У меня мама Ира есть. Она хорошая. Только она в Тамбове живет. Она инструктором по самбо работает в школе для глухонемых. Она меня называет — крошечка.
«Ничего себе мама из Тамбова, — подумал Антон, — если она этого верзилу „крошечкой“ называет, каких она тогда сама габаритов?»
— Мама Ира говорит, что я в нес пошел ростом, — похвастал Витя. — Только все равно я не такой большой, как она. И не такой сильный. Как-то раз она за городом бегала для здоровья, весной, и видит, мужик с лошадью тонет в проруби. А она его спасла.
— Мужика? — машинально спросил Антон.
— И мужика тоже, — сказал Витя, — и лошадь. Это очень давно было. Она мне говорила, что этот мужик — мой папа. Потому что ему тогда после ледяной воды надо было быстро согреться, а огня не было рядом… Сейчас мама старая, но все равно, когда ее дом хотели сносить, чтобы казино построить, она всех дядей с лопатами побросала в экскаватор, а сам экскаватор в овраг спихнула.
— Придумываешь ты все, — угрюмо проговорил Антон и отвернулся от Вити.
Довольно долго он с ним не разговаривал.
Антон остановился, оглянулся на Витю, который, облизывая на ходу леденец на палочке, безмятежно шествовал следом, разглядывая витрины магазинов и прохожих. На последних он почему-то показывал пальцем и смеялся, хотя никаких видимых причин для веселья не было. Напротив, это внешний облик самого Вити, одетого в матросский костюмчик, должен был вызывать у идущих мимо людей приступы неудержимого хохота, но почему-то никто не смеялся. Мало ли кто и в какой одежде ходит по городу. Люди ко всему привыкли, да еще и побаивались распространенной в последнее время телешутки «скрытая камера», долженствующей выставлять ничего не подозревающих прохожих дураками, а кому же хочется выглядеть дураком, да еще и транслироваться в таком качестве на всю страну.
Антон сплюнул на асфальт, сунул руки в карманы и ускорил шаг. Тотчас он услышал за своей спиной тяжелый торопливый топот и громкое сопение. Мальчик Витя, заметив его маневр, перешел на рысь и теперь гарцевал, подпрыгивая то на одной ноге, то на другой, на расстоянии вытянутой руки от Антона.
«В ментовку его сдать, — подумал Антон. — Да только у меня самого документы потребуют. А документы у меня того. Хорошие, конечно, но не настоящие. Или в психушку. Там ему на самом деле лучше будет. Так до психушки еще добраться, а он…»
Витя метнулся вдруг в сторону к длинному лотку, из нутра которого валил пахнущий горячим маслом пар. Оглушительно взвизгнула продавщица. Витя запустил леденцом в оглянувшегося прохожего, с дурацким хохотом выудил из лотка пирожок и, видимо, испугавшись протестующего вопля Антона, неуклюже затоптался на месте словно в поисках убежища, в результате чего опрокинул лоток на продавщицу и ударился в бегство, попутно сбив с ног трех доброхотов, подбежавших, чтобы утихомирить буяна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44