его члены отяжелели, и кровь медленно струилась по жилам. Его тянуло вновь уйти в беспамятство, но кто-то не пускал его, тряся за плечо.
Это был отец — он склонился над Джайалом со странным, почти подозрительным выражением на хмуром лице, точно никак не мог поверить в то, что лежало перед ним на носилках. Чувство вины побудило Джайала приподняться, но тело было словно чужое, и он без сил повалился обратно.
Отец все смотрел на него и мог бы смотреть еще долго, но тут зазвенели колокольчики на жреческой шапке, и в шатер вошел Манихей.
— Враг готовится к новой атаке! — объявил старец. Впрочем, звуки костяных рогов снаружи были и так достаточно красноречивы.
Барон был в таком столбняке, что некоторое время смотрел на жреца, будто не узнавая его, и лишь потом взял себя в руки, спросив:
— Что с телом?
— Я сам положил его на вершину костра.
— Так зажги этот костер немедленно! — Но костяные рога Жнецов пели все громче, а следом раздался мощный клич: враг устремился на приступ. Жрец медленно склонил голову перед отцом и сыном и вышел. Иллгилл снова обернулся к сыну и спросил: — Ты можешь идти?
Джайал слабо кивнул: его члены медленно обретали чувствительность. Отец помог ему встать, и он зашатался, как ребенок, который учится ходить. Джайал ждал, что сейчас дадут о себе знать раны в голове и в боку, но боли не было; он ощупал места, куда был поражен, и опять ничего не ощутил, точно его раны затянуло какой-то нечувствительной тканью. Осталась только страшная слабость, при которой сон необходим, как воздух, а бодрствовать мучительно. Глаза Джайала слипались, но чувство долга еще тлело в нем.
— Я должен вернуться к своим людям... — выговорил он и направился к выходу из шатра, но колени его подкосились. Барон подхватил его.
— Нет — битва проиграна, — сказал он тусклым голосом. Джайал медленно поднял голову, не веря своим ушам. Отец встретил его взгляд с выражением, которого Джайал не мог разгадать — решимость была прежней, но теперь ей сопутствовала глубокая печаль. — Все кончено: твои люди перебиты. Остались только Рыцари Жертвенника. Я хочу, чтобы ты сделал для меня напоследок только одно. Обещаешь? — И отец тряхнул сына за плечи так, что голова Джайала мотнулась из стороны в сторону. Юноша слабо кивнул в ответ.
Иллгилл повел его в глубину шатра. Джайалу казалось что он бредет по липкой патоке — с таким трудом давался ему каждый шаг. Слова отца доносились до него будто издалека.
— Тебя избавили от ран, мальчик, с помощью великого волшебства, которое может еще навлечь беду на наш дом. Но что сделано, то сделано — и никогда не спрашивай меня об этом, если нам еще суждено встретиться в этом мире.
Слова о смерти и поражении так не вязались с отцом, что Джайал не мог не прервать его.
— Но что помешает нам встретиться? — Вопрос стоил Джайалу таких усилий, что он покачнулся, и дальше отец почти нес его на руках. В задней стенке шатра огонь прожег большую дыру. Иллгилл помог Джайалу выбраться в нее, переступив через обгорелый труп. Вечерний холод и шум немного привели Джайала в себя, и он разглядел темные фигуры, бегущие мимо шатра к дороге. Лязг бросаемого ими на ходу оружия и доспехов красноречиво возвещал о том, что это дезертиры.
— Ты видишь, — угрюмо сказал барон, — дух армии сломлен, а с ним вот-вот угаснет и Огонь. — Полными горечи глазами он смотрел, как его солдаты бегут, словно крысы. — Я буду сражаться и погибну, быть может, это мой долг. Но ты, — он стукнул Джайала по плечу кулаком в кольчужной рукавице, — ты должен жить, чтобы завершить начатое нами дело.
Джайалу стиснуло горло — он не сумел выговорить и слова и опять только кивнул.
— Хорошо, — сказал Иллгилл, снова ударив его по плечу, и сделал кому-то знак. Из мрака явился его конюший Хасер, ведя под уздцы Тучу, серого боевого коня Иллгилла. Он насчитывал пятнадцать ладоней росту, был облачен в серебряную броню и нес на себе высокое, с серебряными шипами седло. Темные переметные сумы висели до самых стремян.
Конь ткнулся носом в шею Иллгилла, и глаза у барона стали словно рана. Он потрепал Тучу по лбу, отмеченному белой звездой, и конь, будто понимая, что хозяин с ним прощается, легонько заржал и встряхнул гривой.
Хасер усадил Джайала в седло, передав поводья барону. Джайал взгромоздился на коня, не попадая в стремена обутыми в железо ногами.
Барон снова заговорил, и Джайал нагнулся с седла, чтобы расслышать его за шумом битвы.
— Я знаю, что был суровым отцом, однако моя выучка закалила твой дух. Ты мой наследник, ты хранитель Жертвенника, ты Иллгилл! — Глаза отца сверкали в красном зареве погребальных костров. — И теперь тебя ждет последнее испытание. Когда отъедешь на безопасное расстояние, прочти бумаги, что лежат в твоих седельных сумах. Тогда ты поймешь, что должен делать и почему никто, кроме тебя, не может этого исполнить. — Он кивнул на дорогу, пересекающую болота. — Ты должен ехать в Хангар Паранг.
— Но зачем? — в полном замешательстве спросил Джайал.
— Бумаги все тебе объяснят.
Но Джайал, не удовлетворенный ответом, на миг преодолел свою сонливость.
— Что я должен найти там? — настойчиво спросил он. Барон оглянулся на поле битвы, где враг одолевал его поредевшие войска, и закричал, перекрывая шум:
— Волшебный меч под названием Зуб Дракона — он рубит даже камень, и ни один смертный против него не устоит! В бумагах сказано, где его искать, ибо Червь увез его отсюда еще в Темные Времена. Найди его и возвращайся. — Сражающиеся взревели с новой силой, и число бегущих угрожающе возросло. — Я должен вернуться туда, чтобы возглавить Гвардию, — поспешно молвил барон.
Он расстегнул свой черный камзол, под которым при свете костров блеснул какой-то золотой предмет. Барон снял его через голову, сделал Джайалу знак нагнуться пониже и надел золотую вещицу на шею сыну. Лишь тогда Джайал увидел, что это золотой ключ.
— Храни его как зеницу ока, — сказал отец. — Когда найдешь меч, сколько бы времени ни ушло у тебя на это, возвращайся в Тралл, в наш дом, в мой кабинет. Там в полу найдешь плиту, исписанную рунами. Проведи по ним пальцами и тогда поймешь, для чего нужен ключ.
— Но что же будет с тобой?
— Если я останусь жив, в тайнике под плитой найдешь указания, где меня искать. Но не возвращайся без меча! — Голос отца и рев битвы не позволяли медлить. Джайал, робко протянув руку, коснулся отцовского плеча.
— Я вернусь, — пообещал он, сам не веря в свои слова.
— Ну, Туча, теперь лети, как ветер! — крикнул отец, не слушая его, и хлопнул коня по крупу. Туча галопом пустился вперед. Джайал вцепился в поводья, из последних сил стараясь удержаться в седле, а конь несся через болото к дороге, и бегущие солдаты шарахались от него в разные стороны. Вылетев на дорогу, конь взвился на дыбы, и Джайал в последний раз увидел вдали черные утесы Тралла, прежде чем Туча снова пустился вскачь.
Они ехали всю ночь — сперва галопом, потом рысью, потом шагом. Конь почти выбился из сил, когда они достигли Огненных Гор и начали медленно подниматься вверх. Беглые солдаты остались далеко позади, а к рассвету не стало видно и следов армии Фарана Гатона. В сером свете дня, забрезжившем над горами, Джайал оглянулся на Тралл. Равнину все еще скрывал густой туман, но городские утесы выступали из мглы. Столб черного дыма поднимался над Траллом все выше и выше, пока не достиг облаков.
Джайал заметил, что идет снег — редкое явление для этого времени года. Он вытянул руку, но снег не холодил и распадался в прах между пальцами. Это был не снег, а пепел горящего города.
Ключ. Джайал нащупал его под рубашкой — это было единственное, что связывало его теперь с отцом. Где-то в отцовском кабинете, не тронутая ни грабителями, ни огнем, спалившим половину дома, висит золотая клетка, которую следует отпереть этим ключом. В ней Джайал найдет то, что оставил ему отец. Сын понятия не имел, что это такое. В бумагах, что лежали в его седельных сумах, ничего об этом не говорилось.
Он знал одно: отец заранее задумал, в случае если Огонь проиграет битву, отослать своего сына на юг за Зубом Дракона; если сын вернется, спрятанное в тайнике поможет ему вновь обрести отца.
И вот Туча привез Джайала домой, осилив, несмотря на старость, этот последний свой путь. Ровно через семь лет после битвы. Знал ли отец, что им предстоит столь долгая разлука? Добыть меч стоило Джайалу многих трудов и опасностей. Он провел много дней в сточных канавах под крепостью мага, сражаясь со слизистыми чудищами, словно вышедшими из кошмарного сна. За этим последовал бой с самим колдуном, когда в комнате полыхал нездешний огонь, угрожая ослепить и сжечь Джайала.
Несгибаемое мужество позволило Джайалу выдержать это испытание, но теперь, когда он вернулся домой, мужество покинуло его, а непрошеные воспоминания лишили остатков воли.
Воистину прошлое — самый страшный враг, и не в силах человек противостоять его коварным поползновениям.
Все тело у Джайала затекло, так долго сидел он скрючившись за упавшей, заросшей колонной. Он снова обвел глазами фасад дома со смутно памятными ему окнами: через любой проем можно проникнуть внутрь, но, если верить Фуризелю, дом кишит людьми самозванца. И они, конечно, поджидают Джайала, благодаря тому же Фуризелю. Низко пригибаясь, Джайал пробрался к пьяно повисшей на петлях дубовой двери — открывшийся за ней проем заплел плющ. И откинул свой плащ, открыв светящийся медно-красным огнем меч. Потом взглянул на Эревон, заходящий за кровлю дома, и нырнул во тьму, светя себе мечом. Вправо и влево уходил коридор с ветхими гобеленами на стенах. Из-под ног Джайала в темноту шмыгнула крыса. Он стоял, стараясь сообразить, где находится, — все выглядело совсем другим в темноте, где пахло гнилью и сухие листья устилали пол.
Решив, что кабинет определенно должен быть справа, Джайал направился было туда, но тут со двора, тоже заваленного листьями, до него донесся легкий шорох. Джайал резко обернулся, но это лишь листья кружили по каминным плитам, подхваченные мимолетным порывом ветра. Ослепшая статуя Сорока незряче глядела на него, точно подстрекая углубиться в темные дебри дома. С нервами, натянутыми, как струна лютни, Джайал двинулся по коридору. Дорогу загромождали поломанные сундуки и рухнувшие оружейные стойки, полные ржавого железа. Паутина задевала за лицо и руки — здесь давно уже никто не ходил. Прошло несколько минут, прежде чем Джайал снова увидел приветный свет луны, льющийся в окна какого-то обширного помещения.
Джайал узнал обшитый деревом зал, в котором его отец некогда вершил суд вместе с Рыцарями Жертвенника. Все важные собрания, бывавшие в доме Иллгилла, происходили здесь, и в детстве этот зал внушал Джайалу некоторый трепет. Теперь здесь, как и во всем доме, веяло распадом — двойные двери перекосились, и подгнившие половицы были выломаны во многих местах, так что то и дело приходилось перешагивать через предательские черные дыры. Джайал шел через зал, пересекая его. Ему хорошо помнилось трехстворчатое окно тридцати футов высотой, выходящее на равнину. В окно лился свет заходящей луны. Под окном помещался длинный стол, покрытый толстым слоем пыли с опутанными паутиной канделябрами на каждом конце. Стол окружали стулья с высокими спинками — многие из них, поломанные, валялись на полу. Стул во главе стола, под окном, походил на трон — на нем когда-то сидел отец Джайала.
В двадцати футах над головой по трем стенам зала шла резная галерея, где прежде помещались музыканты. Теперь луна освещала там пустые скамьи. Внизу под резными деревянными балдахинами висели фамильные портреты. Первый из них был написан в то же время, когда построили зал, — много веков назад. Лица предков терялись во мраке, краски с годами потемнели, и головы изображенных походили на черепа. Завоеватели постарались усилить это сходство, лишив Иллгиллов глаз, как и статую Сорона. Жуть ликов с пустыми глазами усугубляло то, что Джайал знал о потайных нишах за каждым из них — там хранился прах сожженных предков. В дальнем конце зала, кроме огромных окон, имелась и дверь — ее мог найти только тот, кто о ней знал, столь искусно она была скрыта среди деревянных панелей, но Джайал в детстве и юности не меньше тысячи раз видел, как отец входит и выходит через нее. Эта дверь вела в кабинет, куда отец приказал Джайалу прийти с ключом.
Джайал постоял в нерешимости, чувствуя, как страх ползет вдоль хребта. Где же люди самозванца?
Потом он ощутил чье-то присутствие сзади, обернулся — и закричал.
* * *
За дверью стоял Фуризель с мертвыми, закатившимися глазами. Крик Джайала, должно быть, нарушил неустойчивое равновесие трупа, и тело рухнуло вперед на молодого Иллгилла.
Джайал отскочил на середину зала, наткнувшись на стол. Труп, упав, поднял клуб пыли с пола. И фигура, сидевшая на высоком стуле Иллгилла, поднялась, взмахнув плащом.
Все замерло в Джайале: и сердце, и дыхание, кишки обратились в лед, ноги — в свинцовые тумбы. Вверху зашуршало, и на галерее встали во весь рост другие фигуры. Следом, по резкому знаку того, кто стоял у трона, открылись панели с портретами предков. Из-за них вышли еще люди с мечами, блиставшими при луне и сиянии Зуба Дракона. Джайала окружило около тридцати противников.
Он метнулся вправо и влево, пользуясь тем, что спина его временно защищена столом. Но там караулило восемь человек, а задние могли в любой момент перескочить через стол.
Джайал сделал выпад Зубом Дракона в сторону ближайшего врага. Тот вскинул меч, отражая удар, потом сверкнула красная вспышка, и раздался вопль: красное сияние пролилось по клинку разбойника в его руку. Он упал и покатился по полу, словно охваченный огнем.
Его товарищ, не смущаясь этим, кинулся па Джайала — тот едва успел отскочить в сторону, и меч разбойника распорол подкладку его плаща. Джайал эфесом отбросил его к столу и пронзил мечом другого врага, бежавшего прямо на острие. Зуб Дракона легко прошел между звеньями кольчуги, и свет на миг озарил грудную клетку изнутри, точно тело разбойника было бумажным фонарем со свечкой, горящей в нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65