— Семь часов.
— Аристов, в субботу я сплю до восьми!
— Не ворчи! Мне очень хотелось позавтракать с тобой.
— Тогда выйди на минутку, я оденусь.
Он с сожалением и невольным плотоядным огоньком в глазах оглядывает ее, но покорно выходит.
Она набрасывает домашний халатик, не переставая ворчать про себя. Он еще ею командует! Точь-в-точь как та лиса, которая просила у зайца погреть одну лапу. Она идет в душ и долго умывается холодной водой. Ну вот, теперь даже мысли в голове стали свежее.
Когда она заходит на кухню, то присвистывает от восхищения. Далеко не каждая женщина может накрыть такой стол, а уж от Толяна подобной хозяйственности она и не ожидала!
— Не свисти, денег не будет, — замечает он и широким жестом приглашает: — Прошу. Если я хоть чуть-чуть угодил хозяйке, то это и будет малой платой за ее гостеприимство.
Она некоторое время смущенно припоминает: не было ли в ее кухне чего-нибудь такого, неубранного-немытого, чего бы ей следовало стыдиться, но тут же выбрасывает эти мысли из головы.
— Когда же ты все успел? — спрашивает она Аристова, который даже бумажные цветы из салфеток накрутил.
— Сколько же можно спать… Я когда вчера свалился?
— Около семи.
— Вот видишь, а в четыре утра я уже проснулся и грыз себя за то, что причинил неудобства тебе. Ты не очень сердишься?
— Ладно, чего уж там!
— Вот и хорошо! — Некоторое время он молча жует, а потом сообщает: — Оказывается, это приятно: просто завтракать в твоем обществе! И этот милый халатик. И голые коленки…
Она поспешно одергивает подол.
— Глупышка. В нашем случае коленки — лишь фон.
— Что ты вчера пил? — подчеркнуто заботливо спрашивает она. — Ничем не отравился?
— Лопухина! Ты прелесть! И что я в тебя такой влюбленный?
И опять в идиллию вносит тревожную ноту проклятый телефон!
— Женя, — извиняющимся тоном спрашивает Нина Аристова, — Толя еще у тебя?
— Завтракает.
— Позови его, пожалуйста!
В глазах Толяна на секунду появляется беспомощное выражение, но тут же он справляется с собой, подходит и берет трубку. При первых же словах невидимой Нины скулы его каменеют и глаза зло сужаются.
— Понял, — бросает он коротко. — Сейчас приеду. Он целует руку Евгении и бормочет:
— Спасибо тебе за все!
Толян уходит, заставляя Евгению бесноваться от бессилия. Что они, эти Аристовы, устроили в ее квартире? Она бы еще долго грызла себя за бесхребетность — нужно ли ей было вчера выходить к Аристову, а потом устраивать его у себя на ночь?! Если Нина о своем супруге не беспокоилась, то ей что, больше всех надо? Но судьба сжалилась над ней и послала ангела-хранителя в лице Маши. Через пять минут после ухода Толяна она позвонила в дверь, еще больше похудевшая и оттого помолодевшая, прекрасно выглядящая в спортивном костюме, наверняка фирменном, ибо такого прежде Евгения ни у кого из знакомых не видела.
— Десять минут на сборы, — повелительным тоном командует Маша. — Внизу нас ждут двое молодых симпатичных американцев. Нехорошо заставлять их долго ждать!
Евгения по ее совету бросает в сумку купальник, кое-что из косметики, теплую кофту, надевает любимый белый спортивный костюм под одобрительным взглядом подруги.
— Мужики офонареют! — довольно хмыкает она.
— А почему ты решила взять именно меня? — спрашивает Евгения, уверенная в ответе, что лучше ее кандидатуры просто не найти.
— Потому что ты свободно говоришь по-английски, а мне чертовски надоело переводить — могу я спокойно отдохнуть, как все люди?
Евгения немного разочарована: только из-за знания английского? Неужели и Маша ее просто использует? Такой у нее, видно, сегодня день — сплошные разочарования! Она не замечает, что подруга украдкой наблюдает за ней.
— Лопухина! Ты, оказывается, совсем не знаешь себе цены! Уже и хвост опустила! Да у нас в фирме половина женщин спикает, почему, думаешь, мне и в голову не пришло пригласить их с собой? Потому, что я люблю тебя, естественную, деликатную, культурную, наконец. Не нужно мне будет все время наблюдать и переживать, не скажешь ли ты какую-нибудь глупость…
У ее подъезда стоит большой черный «форд». Еще несколько лет назад его бы окружили зеваки. Сейчас жильцы идут мимо, не обращая внимания: страна наводнена иномарками.
Багажник сверху основательно загружен, закрыт брезентом и перевязан веревками.
— Мы точно едем жарить шашлыки? — здороваясь, спрашивает по-английски Евгения. — Или собираемся разбить палатку и несколько месяцев прожить на природе?
Маша предупредила, что им придется накормить американцев исконно российским мясом и взять на себя обязанности, которые обычно выполняют мужчины, — поджаривание мяса на шампурах. Но Евгения никогда не видела, чтобы на шашлыки ездили с таким багажом, вот и шутит.
В глазах мужчины, сидящего за рулем, мелькает недоумение, зато другой, на заднем сиденье, куда усаживают и ее, врубается.
— У русских своеобразный юмор, Джеймс, — обращается он к водителю. — Мисс намекает, что у нас слишком много вещей.
— Понял! — облегченно вздыхает тот.
— Моя подруга Евгения. Женя, — представляет ее Маша.
— Джеки? — предлагает ее сосед.
— Пусть будет Джеки. А это мои товарищи и коллеги: Майкл и Джеймс.
Они едут в горы. И хотя ехать не очень далеко — километров пятьдесят с хвостиком, но дорога, ведущая к цели их поездки, узкая, проселочная, особо не разгонишься.
Благо сентябрь — первый месяц школьных занятий и сбора урожая, так что на дороге видно мало желающих выехать на природу. В России уик-энды — вещь, зависимая от многих обстоятельств; чтобы прокормиться, рядовому россиянину приходится запасаться всем, чем богаты в это время года окрестности.
Едут они к небольшому, чистому и глубокому горному озеру, которое образовала неширокая прозрачная река, берущая начало где-то высоко в горах. В одном месте она низвергается вниз с высокого каменистого уступа, являя собой красивый серебристый водопад. Его, конечно, не сравнить с Ниагарским, но зрелище впечатляющее.
Лет десять назад Евгения сфотографировалась возле него. А если быть точной, то за ниспадающими струями воды, стоя на небольшом уступе. Сквозь эти струи живописно смотрится ее тогда совсем хрупкая фигурка.
Джеймс уверенно ведет машину, как будто ему не в диковинку проселочные дороги, а Майкл все время украдкой разглядывает Евгению. В его взгляде неподдельный мужской интерес, и он ей приятен.
Наконец по указанию Маши они сворачивают в сторону и, проехав с полкилометра по дороге, зажатой между густых кустов ежевики, выезжают на место — ровный, покрытый будто искусственными плитами берег. Река так тщательно отполировала глыбы камня, что на них, как на полу, можно установить и стол, и стулья, чаще импровизированные. У самого озера есть небольшой кусочек песчаного берега — этакий мини-пляж. Словом, в понятии их обычной компании — идеальное место для отдыха.
Американцы, впрочем, лишь бросив взгляд вокруг, начинают таскать из обоих багажников вещи: раскладной стол, стулья, два шезлонга, столовые приборы, продукты — все удобно упаковано и готово к употреблению, стерильно.
Маше с Евгенией остается лишь придавать их обустройству некий особый женский уют. Впрочем, похоже, мужчины позаботились даже о том, чтобы такие вопросы решить за них — на столе уже красуется кружевная синтетическая скатерть. Правда, это не мешает подругам переговариваться между собой. Несмотря ни на что, встречаются они по-прежнему редко.
— А где Сергей? — спрашивает Евгения.
— Как всегда, дежурит, — безмятежно поясняет Маша.
— И он в курсе?
— Естественно. Я, как всегда, сказала ему правду: хочу показать американцам озеро и водопад. И мы вернемся сегодня. Он сразу успокоился. Главное, чтобы без ночевки.
— Секс — это когда спят днем.
— Фу! — шутливо морщится Маша. — О сексе не может быть и речи!
— А почему ты меня о поездке не предупредила заранее?
— Весь вечер на моем хвосте висел Сергей. Если бы он узнал, что я заеду за тобой, сразу бы проинтуичил, что наша поездка не такая уж безобидная, как могло показаться вначале.
— Логично.
— Но ты же не обижаешься? Так думает только он. Насчет этих ребят можешь не беспокоиться — они не варвары и не маньяки. Я предупредила: только шашлыки… Кстати, это не Аристов выходил из твоего подъезда сегодня утром?
— Я не поняла: ты спрашиваешь или утверждаешь?
— Выкручиваешься! — цокает языком Маша.
— Хочешь верь, хочешь не верь, а между нами ничего этакого не было.
— А вот тут я не могу разделить твою радость: хорошо ли это? Не ходит же он к тебе просто так? И, судя по темпераменту, Аристов не импотент, а тебя не трогает. Нонсенс? Если бы такое показывали в кино, зритель бы уже утомился.
— Сравнила: жизнь — это не кино.
— Плохо только, что не ты им управляешь, а он тобой: захотел — пришел, захотел — ушел… Поляки говорят: когда твой муж идет по улице, все должны думать, что на его голове корона, и только ты будешь знать, что это — твой каблук.
— Во-первых, Аристов мне не муж, а во-вторых, чтобы надеть на него такую корону, надо его еще поймать…
Они разговаривают между собой по-русски, пока Майкл сооружает из камней мангал — опять же по указанию Маши, а Джеймс опускает в озеро для охлаждения всевозможные бутылки. Но когда мужчины работу заканчивают, переходят на общий английский.
— Джеки, вы говорите на сногсшибательно правильном английском языке, — замечает Майкл.
— У меня мама — учительница английского.
— Тогда понятно… Но если вы поедете в Америку, вам стоит подольше пообщаться с американцами, чтобы они могли вас понимать.
— Пока я в Америку не собираюсь, — улыбается Евгения. — А для вас, надеюсь, моего знания хватит?
— Хватит, — рассеянно соглашается он и, забыв отвести взгляд, смотрит на нее.
Осень уже дает себя знать — с утра еще было прохладно, но теперь, когда солнце поднялось повыше, оно и не жжет, как прежде, а ласково греет.
Евгения с Машей переоделись в купальники, а мужчины все еще ходят в своих легких светлых брюках. Может, запоздало думает Евгения, у них на уик-эндах расхаживать в плавках не принято?
Вообще, несмотря на знание английского, она совершенно не знает иностранцев, прежде близко с ними не знакомилась, так что чувствует себя напряженно, от чего ее не освобождает даже откровение Маши:
— Расслабься, не нервничай! Они такие же мужики, как и наши. Может, нас боятся еще больше. Просто они несколько испорчены цивилизацией. Привыкли, что всегда все под рукой и самим делать ничего не нужно. На таком, к примеру, озере, как наше, у них наверняка поблизости была бы парочка шопов, кафе и, может, даже небольшой отель…
— Маша шутит, — с сильным акцентом говорит Майкл, услышавший окончание фразы. — И в Америке есть дикие места… Я нанизывать шашлыки.
— Нет-нет, я сама, — спохватывается Маша. — Пока учись. Будешь у себя в Филадельфии готовить шашлык для знакомых девушек.
— Я хотел для жена.
— А у тебя есть идеал жены?.. Ну, какой бы ты хотел ее видеть?
— Как Джеки.
— Вот видишь, Женя, — смеется она, — у тебя уже есть поклонник-американец.
— Я не есть поклонник. Поклонник у звезда, кумир… Я есть лав… влюбчивый!
— Влюбленный, — поправляет Маша.
— Русские женщины — удивительные создания, — переходит на английский Майкл. — Их трудно определить одним словом: они и решительные, и беспомощные, и нежные, и смелые.
— Ты не идеализируй, — предостерегает Маша, — и среди русских женщин бывают очень-очень разные.
— Зато если повезет и найдешь ту, единственную… Думаешь, зря Джеймс через океан летел?..
— О себе говори, — вполголоса замечает Джеймс.
— Прости, друг, сорвалось. А я не идеалист. Я тоже понял, что ваши женщины не всегда бывают нежными.
— Еще бы! — хмыкает Маша. — Столько лет их пытались уравнять с мужчинами. Кое-чего уже добились. Женщины научились управляться с кувалдой, водить трактор и асфальтовый каток…
— Если миром будут править женщины… — осторожно замечает Джеймс.
— Править? — подключается к разговору Евгения. — Как раз к этому нас постараются не допустить. А ну как у нас получится лучше? Кто же тогда станет кувалдой махать?
— Похоже, вы не очень любите мужчин, — констатирует Майкл. — Вы феминистки?
— Только не это, — прикладывает руку к сердцу Евгения. — Никаких ярлыков, попробуйте разобраться без них. Не знаю, как у вас, в Америке, а у нас женское движение пока находится в зачаточном состоянии: собрались, посплетничали, решили — надо следить за воспитанием детей, и разошлись! Даже наш президент во всеуслышание говорит, что экономику он нам не доверит! Почему, объяснить не может. Разве что скажет словами Чехова: этого не может быть, потому что не может быть никогда! Вот и весь аргумент!
Евгения так увлекается своей речью, что невольно начинает повышать голос и размахивать руками. Осекается лишь тогда, когда перехватывает восхищенный взгляд Майкла.
— Какая вы горячая! — говорит он.
— Все, попался! — подытоживает Маша, нанизывая на шампуры кусочки мяса вместе с луком и помидорами. — Не верь ему, Джеки, соблазнит и бросит!
— Маша, ты пошутила? — вдруг пугается он. — Это шутка такая, или ты вправду думаешь, что я обманщик?
— Конечно, пошутила, — подтверждает Маша, удивленная взрывом его чувств. — Я вовсе не хотела тебя обидеть.
Все растерянно замолкают.
— Мы уже можем жарить мясо, — нарушает молчание Джеймс, раскочегаривший яркий огонь.
— Что ты! — пугается Маша. — Дрова должны прогореть! Вот когда они превратятся в угли, тогда и придет наше время.
— Значит, будем ждать?
— Зачем ждать? Пойдем купаться! — предлагает она. Евгения не может не заметить, что у обоих американцев подтянутые, мускулистые фигуры. Без капли лишнего жира. Они даже похожи: короткие прически у обоих, загорелые лица. Вот только Джеймс кареглазый, а у Майкла глаза прямо пронзительно синие. Может, рискнуть, заглянуть в них поглубже? Один поэт сказал: «Постой, помедли, не спеши на огонек моей души…» А здесь ее и не надо останавливать, сама медлит, но все же принимает протянутую руку Майкла, которую он подал, чтобы помочь войти в воду, — дно не очень ровное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43