Тогда маленькая домино, как оскорбленная королева, подобрав одною рукою свое платье, а другою открыв веер, протянула его между собою и молодым человеком, как бы защищаясь. Молодой человек, в свою очередь, обидевшись и думая, что имеет дело с женщиной известного сорта, произнес оскорбительное слово.Маска вскочила, точно наступила ногой на гадину, выпрямилась и взглянула на своего оскорбителя уничтожающим взглядом; затем, закрыв веер, она ударила им молодого человека по щеке.Все это произошло с быстротою молнии.Получивший удар молодой человек вскрикнул, но в ту же минуту перед ним очутился Арман, смерил его взглядом с ног до головы и спокойно произнес:— Сударь, я знаю эту даму и вполне одобряю способ, к которому она прибегла против вашей наглости; я принимаю на себя дать вам ответ за удар веером. Вы можете, если пожелаете, потребовать удовлетворения у меня.Арман бросил свою визитную карточку в лицо оскорбителю и предложил руку домино. Молодой человек нагнулся, поднял карточку и положил ее в карман.— Превосходно, — прошептал Арман, — значит, он будет драться.Как ни горда была белокурая домино, но она не могла отказаться от предложенной руки Армана, защитившего ее от человека, бывшего уже под влиянием винных паров, который мог ответить грубостью на удар веером.Белая ручка домино легла на руку Армана, и они удалились и скоро затерялись в толпе. В первый раз в жизни сын полковника утратил свою обычную смелость; сердце его стучало, и он напрасно искал подходящей фразы, хотя бы просто какое-нибудь слово, чтобы начать беседу. Белокурая домино, тоже взволнованная вследствие только что избегнутой опасности, первая прервала молчание.— Я вам очень благодарна, сударь, — сказала она, — и никогда не забуду оказанной мне услуги.Голос ее был мелодичный и нежный, как пение птички, и тронул Армана.— Сударыня… — пробормотал он.— Однако я думаю, — продолжала очаровательная блондинка, — что вы не будете драться с этим нахалом.— Почему бы и нет?— Ах, фи!— Я дал ему свою карточку. Если он пришлет ко мне кого-нибудь из своих друзей, то я не буду иметь права отказаться.Домино украдкой взглянула на своего молодого заступника. Арман был красив и обладал прекрасными манерами.— Значит, вы будете драться? — спросила она.— Разумеется.— Но ведь вы меня не знаете?К Арману уже вернулась самоуверенность.— Ну что ж, — сказал он, — я вас люблю.Раздался серебристый смех, и два ряда маленьких белых зубов, показавшихся из-под маски, окончательно вскружили голову Арману.— Ах, — пробормотала маска, продолжая смеяться, — это очень забавно!— Очень может быть, но это правда.— Простите, мой милый рыцарь: но ведь вы меня никогда не видали.— Согласен.— И если бы я сняла маску…— Так что же?— Вы бы разочаровались… Почем знать? А вдруг я дурна?— У вас золотистые волосы, прелестные руки и голос, как у сирены.Незнакомка продолжала смеяться одобрительно и в то же время насмешливо.— Я вижу, — сказала она, — что мне снова придется прибегнуть к помощи веера.— Почему?— Вы прогнали грабителя, чтобы самому стать на его место…— О, я не нападаю, — вскричал Арман, — я только молю.— О чем же вы молите?— О взгляде.Домино взглянула на него через маску.— Довольны вы? — спросила она. — Теперь улыбнитесь.— Ах, это уж слишком!Арман снова услыхал взрыв смеха, который, казалось, говорил: «Вы прелестны, но все-таки напрасно теряете время…»Но молодой человек уже овладел собою; к нему вернулись его обычная самоуверенность и свойственное всем парижанам остроумие, он высказал много очаровательного вздора, просил невозможного, чтобы получить вещь самую простую, т. е. позволение еще раз увидеть незнакомку.Он еще не любил белокурую домино, но угадал, что эта женщина не принадлежала к тому обществу, которое обыкновенно можно встретить на балах Оперы.Целый час Арман и белокурая домино прогуливались по фойе и зале. У незнакомки ум был едкий, острый, и она безжалостно осмеивала подмеченные ею смешные стороны проходивших. Она отвечала на горячие уверения сарказмом, и ее насмешки только разжигали зарождавшуюся страсть юноши.Вдруг домино остановилась у дверей фойе.— Прощайте, — проговорила она нежно.— Вы меня покидаете? — пробормотал Арман.— Уже четыре часа.— Ах, это невозможно!— Однако необходимо!— Позвольте мне проводить «вас, — умолял молодой человек, голос у которого дрожал.— Я запрещаю вам это.Эти слова были сказаны без гнева, хотя строго.— По крайней мере, увижу ли я вас? Домино отрицательно покачала головой.— Ах, — пробормотал Арман растерянно, — если бы я мог следовать за вами.— Сударь, — холодно проговорила незнакомка, — будьте добры сказать мне, где я могу получить сведения о вас завтра вечером? Вы, по всей вероятности, будете драться с этим господином, убьете его и останетесь здравы и невредимы…Арман вскрикнул от радости.— О, — сказал он, подавая ей карточку, — значит, я увижу вас?— Почем знать!Домино, опустив в рукав визитную карточку Армана, слегка пожала ему руку и, уходя, проговорила:— Оставайтесь здесь… я так хочу.Арман повиновался и ждал, пока домино скроется из виду, чтобы затем и самому уехать из Оперы.Когда он вышел на улицу и очутился на бульваре, странное чувство овладело им: тут только он понял, что любовь заключает в себе нечто властное и таинственное.Арман приложил руку к сердцу и почувствовал, как оно учащенно бьется.— Мне кажется, что я люблю ее… — пробормотал он. Он пошел пешком, с наслаждением вдыхая холодныйночной воздух и мечтая о незнакомке с живостью разгоряченного воображения молодого двадцатилетнего юноши, полюбившего в первый раз в жизни.Почти рассвело, когда он вернулся в свой хорошенький домик в Шальо, он лег в постель, нисколько не заботясь о последствиях своего вмешательства в неприятное столкновение на балу незнакомого господина с белокурой домино.Во время сна образ прекрасной незнакомки неотступно преследовал Армана, и это продолжалось бы очень долго, если бы молодой человек не был внезапно разбужен, как громом, когда пробило полдень.— Два каких-то господина, — доложил грум, — желают видеть вас, сударь, по неотложному делу.«А! Понимаю, — подумал Арман, — это господин, получивший удар веером, прислал ко мне своих секундантов».Он приказал провести посетителей в гостиную, а сам начал одеваться. XXIV — Сударь, — сказал один из посетителей, раскланиваясь с Арманом и садясь в кресло, которое ему предложил хозяин, — один из моих друзей, г-н Альфред Добрэ, товарищ биржевого маклера, имел честь, как я узнал, встретиться с вами сегодня ночью на балу в Опере.— Да, — ответил Арман.— Вы дали ему свою визитную карточку, не правда ли?И молодой человек протянул Арману ту самую карточку, которую тот накануне бросил в лицо человека, получившего удар веером.— Отлично, господа, — сказал Арман, — я знаю, зачем вы пришли. Такие люди, как мы, понимают друг друга с полуслова.Молодые люди поклонились, и один из них сказал:— Наш друг, г-н Альфред Добрэ, хочет, чтобы это дело выяснилось как можно скорее.— Я к вашим услугам, господа.— Завтра утром, например?— Превосходно!— В Лесу, в семь часов, у ворот Дофина.— Хорошо. Какое оружие вы выбираете?— Шпаги, если вы ничего не имеете против этого.Арман поклонился и проводил секундантов своего противника с изумительной вежливостью. Но не успели они выйти за дверь, как новое лицо появилось в гостиной. Это был старый ворчун Иов, живший при Армане скорее в качестве наставника, чем управляющего.«Ты отвечаешь мне за его жизнь!» — сказал ему полковник, поручая ему надзор за сыном.Вид у Иова был мрачный; брови его были нахмурены, и он от нетерпения крутил свои седые усы:— Господин Арман, — сказал он, — здесь происходит что-то необыкновенное?— В чем дело, мой добрый Иов?— Кто эти господа?— А тебе какое дело?— А, догадываюсь: у вас дуэль.— Ну так что ж!— Однако, черт возьми! Я этого не хочу! — вскричал ворчун.Арман расхохотался.— Это почему? — спросил он.— Почему?.. Да просто потому, что я обещал вашему отцу…— Что такое ты ему обещал?— Что вы будете здравы и невредимы…— Кто же сказал тебе, что я буду убит на этой дуэли?— Но ведь она первая… — проворчал растерявшийся старик.— Всегда и во всем нужно начало.— Нет, нет, господин Арман, вы не будете драться… Драться буду я, старик Иов… Ах, черт возьми! Пусть-ка явятся эти молодые господа. Я был старшим вахмистром гусарского полка, вот что!— А когда у тебя бывали дуэли, то ты посылал других драться за себя?— Черт возьми! — пробормотал ворчун, озадаченный этим ироническим вопросом.,— Вместо того, чтобы отчаиваться, — сказал Арман, — принеси-ка лучше рапиры; я немного набью себе руку.Действительно, Арман два часа фехтовал со своим старым профессором; затем вечером он приказал подать себе лошадь и уехал в Лес, написав перед отъездом одному из своих друзей, что он рассчитывает на его услуги на следующее утро.Во время его отсутствия старый солдат раз двадцать собирался пойти к полковнику и рассказать ему все, но колебался при мысли, что последний, разрешив сыну драться, перенесет в это время страшные муки.— Я буду его секундантом, — ворчал Иов, — и, клянусь Богом, если с ним случится несчастье… то я убью всех: и противника, и секундантов.Арман вернулся домой, еще пофехтовал с час, пообедал, лег в постель и тотчас же заснул крепким сном юности. Ему снова снилась белокурая домино. Он спал до тех пор, пока его друг, явившийся в шесть часов утра, не разбудил его.— Ну же, — сказал он ему, — вставай и расскажи мне, в чем дело.Арман рассказал своему другу ночное приключение с мельчайшими подробностями.— Очень хорошо, — сказал друг, — и в то же время глупо.— Почему?— Потому, что ты никогда не увидишь женщины, из-за которой дерешься.— Ах, замолчи! — вскричал Арман. — Ты сведешь меня сума.— Увидишь.Разговор молодых людей был прерван приходом Иова. Ворчун был одет в длинный голубой сюртук, застегнутый до подбородка, с красной ленточкой в петлице. Он нес под мышкой две шпаги, завернутые в зеленую саржу. Шапка его была надвинута набок с ухарством военного человека. Иов ни на шутку решился быть секундантом.— Господин Арман, — сказал он, — уже половина седьмого. Съехаться назначено в семь часов. Кто едет в первый раз на дуэль, тот должен прибыть первым на место.Арман оделся в несколько секунд.Иов распорядился уже, чтобы заложили карету. Арман сел в нее со своими двумя секундантами. Через десять минут они доехали до ворот Дофина и начали ждать противников, которые не замедлили явиться.Пока секунданты вымеряли расстояние и бросали жребий насчет шпаг, Арман и его противник имели время разглядеть друг друга. Противник Армана был высокий молодой человек, лет двадцати девяти или тридцати, смуглый и худощавый, и Арман подумал, что накануне он был, вероятно, немного пьян, потому что, судя по наружности и по манерам, он не походил на человека, способного оскорбить женщину.— Сударь, — сказал Альфред Добрэ, скрещивая свою шпагу со шпагой Армана, — у вашей Дульцинеи прелестные ручки, но она делает из них плохое употребление.— Извините, сударь, — ответил Арман, парируя удар, — дама, о которой вы говорите, совсем не моя Дульцинея.— Во всяком случае, она не жена и не сестра ваша, — возразил Добрэ, нанося ловкий удар.— Конечно, нет, — возразил Арман, отразив удар и вместе с тем слегка коснувшись руки противника.Старый Иов, заметив на рубашке Добрэ несколько капель крови, вскрикнул и сказал:— Довольно, господа, довольно!— Хорошо, — согласился Добрэ, — хотя вы забыли, сударь, что оскорблен был я и, следовательно, моим секундантам, а не вам принадлежит право объявить честь мою удовлетворенной.— Истинная правда, сударь, истинная правда, — пробурчал старый солдат, закусывая усы, и прибавил про себя: «Черт возьми, ребенок отважен, но его могли убить, потому что его противник дерется лучше его».Молодые люди подали друг другу руки.— Милостивый государь, — сказал Добрэ, — сделайте милость, назовите мне ту особу, которая так ловко наносит удары веером.— Не могу…— Черт возьми! Значит, это тайна…— Такая же для меня, как и для вас: я не знаю ее.— Как! — вскричал Добрэ. — Вы деретесь за женщину, которой не знаете?— Я надеялся узнать, кто она, — скромно ответил Арман.Рану Добрэ перевязали; к счастью, она оказалась легкой. Противники снова пожали друг другу руки, и Арман вернулся в Шальо.Первой дуэлью гордятся так же, как первым любовным свиданием, и Арман чувствовал себя, возвращаясь домой, точно он вырос на целый вершок. Но радость его была непродолжительна. Как любят все таинственное и неизвестное, так и он полюбил белокурую домино, бывшую причиной его первой дуэли.Самым отрадным чувством для человека, ставящего на карту жизнь ради любимой женщины, — это думать о ней.Арман вспомнил ее слова: «Где я могу получить сведения о вас?» Он надеялся, что белокурая домино пришлет или приедет сама узнать о результатах дуэли. Он ждал этого с нетерпением, и каждый раз, когда раздавался звонок в подъезде, он вздрагивал от ожидания. Но большая половина дня уже прошла, а никто не являлся.Тогда Арманом овладело лихорадочное нетерпение, и он начал обвинять домино в неблагодарности и вместо того, чтобы забыть эту женщину, еще сильнее полюбил ее; действительно, страсть растет, когда ее не разделяет предмет любви. Пробило два часа пополудни. Молодой человек не выдержал:«Ах, — мысленно воскликнул он, — если бы мне пришлось даже перевернуть вверх дном Париж, я все-таки найду ее!»Вдруг раздался звонок. Арман бросился к окну, выходящему на маленький дворик, и увидал посыльного, обыкновенно стоявшего на углу улицы, где жил Арман. В руке у посыльного было письмо.— Это от нее, от нее! — прошептал Арман, догадавшись по выбору посыльного, что незнакомка светская женщина, не желающая скомпрометировать себя.Он бегом спустился вниз, совершенно забыв, что для благовоспитанного человека неприлично бежать навстречу слуге.У посыльного был добродушный и наивный вид овернца.— Господин Арман? — спросил он.— Я самый.— Вам письмо.Он подал молодому человеку маленький конвертик, распространявший тонкий запах каких-то особенных духов и запечатанный печатью с изображением ливретки, лежащей в характерной позе охотничьих собак, взгляд которой, обращенный на хозяина, как бы говорил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72