https://wodolei.ru/catalog/kryshki-bide/
«Давай приляжем и отдохнем в объятиях друг друга», – предложил Адриан, и она согласилась, чувствуя себя умиротворенной и спокойной.
Когда девушка проснулась, вместе с ней проснулась и страсть. «В моем сердце живет любовь, – прошептала она. – Я принадлежу возлюбленному моему, а он принадлежит мне». Они страстно и нежно занялись любовью, а утром молились вместе, держа друг друга за руки, как невинные дети.
Наконец Мериэль очнулась. Ее больше не пугали такие сновидения. Появилась привычка – они приходили к ней каждую ночь после того, как ее привезли в Честен. А теперь она видела сны не только ночью, но и днем.
Взглянув на отверстие под потолком, Мериэль решила, что уже утро. Еду принесут позже, поэтому она решила заняться привычным делом. Спела гимн бенедиктинок, сделала несколько упражнений, чтобы размять мускулы. В таком тесном помещении особо не развернешься, однако де Вер и тому была рада.
Размявшись, умылась и ополоснула тело, насколько это было возможно в ведре с водой, доставлявшемся теперь ежедневно. Впервые омывшись – это случилось два дня назад, – графиня обнаружила едва заметные шрамы на руке и ноге, скорее всего, оставшиеся после неудачной попытки самоубийства. Она плотно сжала губы – не только разум, но и тело стало чужим и незнакомым.
Еще одно пугало ее – странная чувствительность груди, боль, напряжение и приступы тошноты. Сейчас уже не приходилось сомневаться – у нее под сердцем ребенок ее тюремщика, но Мериэль еще не разобралась в своих ощущениях. Она любила детей, но раньше у нее не было возможности выйти замуж и родить собственного ребенка. Теперь она не знала, хорошо или плохо забеременеть в таких обстоятельствах.
Покончив с умыванием, Мериэль расчесала волосы и заплела косы. В это время открылся люк, и опустили корзину с завтраком.
Страже, очевидно, приказали хранить молчание, ибо они не обменялись даже несколькими словами. После посещения леди Сесили три дня назад Мериэль не разговаривала ни с одной живой душой. Она подозревала, что Ги проведал об этом и приказал страже не подпускать жену к пленнице. Леди Сесили обладала властью, но явно недостаточной.
Поев, девушка уселась на подстилку, скрестив ноги, и задумалась. Пожалуй, она приняла правильное решение проводить как можно больше времени в молитвах и размышлениях. Витание в облаках – наилучший способ избавиться от страха, одиночества и скуки.
Начиная со второго дня заключения, откуда-то из темных уголков подсознания стали приходить странные воспоминания. Перед глазами вставал нежный и любящий Адриан, и она отвечала ему взаимностью. Наблюдая со стороны, Мериэль с удивлением видела себя счастливой – она шутила и смеялась с мужем, в тишине ночи разговаривала с ним, делилась сокровенными мыслями и занималась любовью, вдохновляясь песнями Соломона.
Забытые ночи любви и дни, полные нежности, постепенно восстанавливались в памяти, складываясь, как кусочки мозаики, и Мериэль уже не отбрасывала их с негодованием, а размышляла. Она успокаивала себя тем, что всегда лучше знать правду, нежели блуждать в темноте неведения. Эти сны и мечты наяву не могли быть плодом воображения, уж слишком живы и реальны они были, в них присутствовало много достоверных деталей.
Мериэль заставила себя принять тот факт, что она влюбилась в лорда Адриана, когда тело победило болезнь, а разум стал чист, как у невинного младенца. И того, что ей довелось испытать с ним, у нее никогда раньше не было. Можно подумать, в Уорфилде жило два человека, а в ней – две, совершенно разные женщины.
Перед лицом этих фактов даже темница Ги стала казаться надежным убежищем. Здесь, как в открытом бою, все ясно – где друг, где враг и чего ожидать в следующее мгновение. Момент освобождения казался более ужасным, ведь она столкнется лицом к лицу с Адрианом. Господи, во имя всех святых, что делать?
Самой трудноразрешимой проблемой является, несомненно, Уорфилд – похититель и враг, муж и любовник, отец ее будущего ребенка. В сердце Мериэль любовь и ненависть вели яростную борьбу, а после того, что произошло, она не имела представления, как вести себя дальше.
В полном боевом облачении, с Ричардом по правую руку и Аланом по левую, со всеми регалиями графского титула, с оруженосцем, ехавшем впереди со знаменем Уорфилда – прекрасный серебряный сокол, – Адриан подъехал к воротам Честена. Его не удивило, что подъемный мост еще поднят. Он ожидал, что Ги воспользуется любой возможностью вывести его из себя.
Доехав до ворот, всадники спешились, оставив лошадей на попечение оруженосцев. Рыцари вели себя так, словно находились за сотни миль от Честена и открыто обсуждали его достоинства и недостатки. Разговор вел Ричард, потому что Адриан молчал. Алан вел себя так же. Кроме того, Фитц-Хью краем глаза следил за бойницами – зная подлость Бургоня, легко предположить, что тот дал указание убить соперника.
Через полчаса Ги и несколько рыцарей появились на крепостной стене над воротами. Их силуэты отчетливо вырисовывались на фоне неба. Уорфилд решил, что противник останется там и не опустит подъемный мост. Для него, видимо, возвышение над соперником являлось высшим наслаждением.
Когда Адриан неторопливо направился к воротам, один из сподвижников Бургоня намеренно громко произнес:
– Уорфилд – самый низкорослый из них, лорд Ги.
Де Лэнси едва сдержал улыбку: жирный боров любил грубые шутки и грубую игру. Неужели он действительно считает, что остальные восхищаются его огромным ростом и неимоверной толщиной? Адриан нисколько не завидовал ни Ричарду, ни Алану, которые почти на голову возвышались над ним, поэтому не обиделся и приветливо произнес:
– Ги, у тебя с годами ухудшается зрение? – его хорошо поставленный, звучный голос, с раннего возраста развившийся пением гимнов, достиг ушей соперника, причем без всякого усилия со стороны де Лэнси. – Или тебя подводит память?
Бургонь оскалился – все-таки, возраст не то, что рост, он старел, а Адриан намного моложе.
– Я сомневаюсь в твоей чести, поэтому решил вести переговоры отсюда.
Другое оскорбление, и снова Уорфилд парировал:
– Я еще не дошел до того, чтобы заставлять мужчину показывать мужество и храбрость, когда тот их не имеет.
Даже с такого расстояния де Лэнси разглядел, как покраснело лицо Бургоня. Конечно, он повинен во многих подлых и злобных поступках, но никак не в трусости.
Увидев выражение лица противника, Адриан напомнил себе, что он здесь не для того, чтобы обмениваться оскорблениями. Ги, несомненно, тугодум, но в силах отомстить Мериэль, полностью находящейся в его власти, и чем сильнее его гнев, тем больше опасность, что враг отыграется на пленнице.
– Давай не будем терять время, Бургонь. Ты говоришь, у тебя моя жена. Докажи! Покажи, что она жива и здорова, или нам не о чем разговаривать.
Лицо Ги немного прояснилось, когда он понял, что соперник зависит от него.
– Я так и знал, что ты попросишь об этом, – прогремел он и сделал знак кому-то внизу.
Через минуту на стене появились еще двое. Один из них, рыцарь в доспехах, вел за руку хрупкую женщину с повязкой на глазах и связанными за спиной руками. Несомненно, это Мериэль, ее черные, заплетенные в косы волосы падали на плечи, а платье, слишком большое для нее, развевалось на ветру. Позади Адриана судорожно вздохнул Алан, но во вздохе слышалась не боль, а облегчение.
Заслонив рукой глаза от солнца, Уорфилд жадно вглядывался в пленницу. Девушка двигалась непринужденно и без усилий, похоже, она не ранена и у нее ничего не сломано, однако граф стиснул зубы, видя, что повязка закрывает не только глаза, но и уши, лишив Мериэль зрения и слуха. Намеренная жестокость со стороны Ги, и Адриан отметил это как очередное преступление, за которое противник очень скоро понесет наказание.
Бургонь что-то сказал, и рыцарь, к ужасу Уорфилда, схватил девушку за талию и поставил в одну избойниц. Лишенная возможности балансировать руками и ничего не видя, она покачнулась и чуть не упала.
У графа потемнело в глазах, и он непроизвольно шагнул вперед. Ричард остановил брата, схватив за руку.
– Стой, сейчас ничего нельзя сделать, а Ги убедится, что ты сходишь с ума от беспокойства за нее.
Рыцарь, поставивший Мериэль в бойницу, не дал ей упасть. Адриан перевел дух, сдерживая гнев. Защемило сердце, когда он представил себе мысли жены – ее привели на стену, чтобы сбросить вниз. Однако графиня держалась спокойно и с достоинством, и если чувствовала страх, то не подавала вида. Хрупкая фигурка храбро выпрямилась, подбородок гордо поднят, а непомерно большое платье билось и трепетало на ветру вокруг стройного тела.
Он видел, что Ричард схватил Алана, тоже сделавшего шаг вперед. Слава Богу, хоть один из них способен здраво мыслить. Повысив голос, Адриан произнес:
– Итак, ты действительно захватил в плен мою жену. Какого выкупа ты ждешь?
Ги улыбнулся, возбужденный властью, сосредоточенной в его руках.
– Неужели ты так страстно влюблен, что способен заплатить любую цену?
– Как я могу знать цену, если ты молчишь, Бургонь, – безразличным тоном сказал Уорфилд. Алан беспокойно шевельнулся, но быстро овладел собой – у него хватило ума промолчать: сделка с дьяволом – нелегкое дело.
Рыцарь снял Мериэль со стены и увел. Бургонь злобно прогремел:
– Сначала я удивлялся, почему ты женился на ней, но за последние несколько дней понял. Боже мой, она горячая и любвеобильная штучка, Уорфилд, и постоянно умоляла меня о любви. Если я не отправлю ее домой, скоро твоя женушка высосет из меня все соки, – он хрипло рассмеялся. – Конечно, ей может не понравиться спать с тобой после меня. Мериэль призналась, что не испытывала счастья в браке.
Ричард тихо свистнул, однако его предупреждение было ни к чему. Адриан собрал в кулак всю свою волю и не показал, как глубоко задели его слова врага. Такое оскорбление его мужских достоинств не могло не затронуть, так же нелегко было принять мысль, что жирный боров изнасиловал Мериэль и, скорее всего, неоднократно. «Дорогая, пусть Бог простит меня за все, что тебе довелось испытать за это время», – взмолился граф. Вслух он сказал:
– Своими действиями ты снизил ей цену, Бургонь, – в его голосе слышались скука и усталость. – А теперь перестань терять время и скажи, какой хочешь выкуп?
Ги давно ждал этого вопроса и намеренно тянул с ответом.
– Я хочу Шрусбери.
Адриан удивленно заморгал, но противник еще не закончил.
– Также Уорфилд, Монфор и все прилегающие к обоим замкам земли.
Де Лэнси почти физически ощутил дрожь, пробежавшую по телу Ричарда при последних словах Ги. Не обращая внимания ни на что, кроме возвышающейся на стене мощной фигуры, он ответил:
– Жену всегда можно найти. Неужели ты думаешь, что я отдам все, что имею, в обмен на женщину?
– Ой, я же не прошу все, – весело заметил Бургонь. – Это будет неблагородно по отношению к такому вельможе. Ты можешь сохранить за собой замок и поместье Честон, ну и другие замки в твоих владениях. Это будет даже больше, чем ты имел несколько лет назад. Может, через пару лет тебе опять повезет.
Адриан пожал плечами.
– Я собираюсь заплатить значительную сумму золотом, такую же, какую заплатил бы за жизнь лорда, но ты сошел с ума, если думаешь, что за женщину я отдам половину Шропшира. Сообщи, когда надумаешь говорить серьезно, – с этими словами он повернулся и направился к лошади.
Ги гневно закричал ему вслед:
– Уорфилд! Я говорю серьезно! У тебя есть двадцать четыре часа на раздумье, затем ты получишь часть тела твоей жены. Возможно, один из пальцев, – Бургонь помолчал, затем добавил: – Нет, одна из ее хорошеньких грудок будет лучшим подарком. Это убедит тебя?
У де Лэнси потемнело в глазах, как тогда, когда Мериэль стояла на стене, беспомощно раскачиваясь на ветру. Ги это зачтется.
Но вслух Уорфилд ответил:
– Я приеду завтра в это же время, чтобы убедиться – ты готов запросить приемлемую цену. Могу предложить немалое количество золота, но если моя жена умрет или лишится пальца, для меня она потеряет всякую ценность.
Стремительно вскочив в седло, Адриан трясущимися пальцами – единственным свидетельством сдерживаемых эмоций – схватил поводья. Если Бургонь узнает, как дорога ему Мериэль, ситуация сразу осложнится.
С угрюмыми лицами Ричард и Алан сели на лошадей и отправились прочь. Де Вер всю дорогу сыпал проклятиями, а двое братьев хранили молчание.
Дорога до самого большого дома в деревне, где они остановились на постой, заняла несколько минут. Оставив лошадей оруженосцам, трое рыцарей вошли внутрь. Ричард немедленно направился к столу, на котором стояли кувшин и кубки, и налил всем вина.
– Я знал, что нам потребуется что-нибудь крепкое после переговоров с Бургонем, – сухо произнес Фитц-Хью. – Выпейте, а то вы похожи на трупы.
Де Вер машинально сделал большой глоток и чуть не поперхнулся, не ожидая такого крепкого напитка.
– О черт, – пробормотал он, разглядывая кубок, затем сделал второй глоток. Горячительная жидкость помогла крови бежать быстрее, но не улучшила настроения.
Граф отпил немного, затем, как подкошенный, упал в единственное кресло. Положив локоть на подлокотник, второй рукой он закрыл лицо. Может, Уорфилд размышлял, а может, предавался черной сатанинской ярости, пугавшей Алана.
Повернувшись к Ричарду, знавшему цену крепкому напитку и потому цедившему его медленно, рыцарь с упреком сказал:
– Тебе легко, для тебя Мериэль ничего не значит. Знаешь, мне кажется, ты даже будешь рад, если жену твоего брата убьют или посадят в темницу до конца жизни, чтобы тот не смог жениться.
Ричард со стуком поставил кубок на стол, и опасные огоньки заиграли в глазах, но до того, как он успел что-либо сказать, вмешался Адриан.
– Не будь идиотом, Алан. Ты должен быть благодарен, что рядом с тобой человек, способный рассуждать здраво. Мы этого не можем!
Внезапно осознав, что оскорбил Фитц-Хью, де Вер пробормотал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48