Он ехал по ветреной холодной Москве, нарушая правила дорожного движения и чертыхаясь у светофоров. У следственного изолятора, однако, выходить из машины не спешил. Еще раз вспомнил разговор с Кургановой, пожал плечами.
Просматривая протоколы допроса и ожидая подследственного, заметил, что нервничает. Происходящее не вписывалось в стандартную схему обычного преступления. Зачем Хрустову сознаваться в убийстве? Что не договорила Курганова? Почему и как Курганова оказалась в Турции рядом с Кошкиной?
Привели Хрустова. Денисов поразился его уверенности и нарочитому спокойствию. Хрустов садился медленно, устраивая зад долго и удобно на казенном стуле. Усевшись, посмотрел на Денисова серыми насмешливыми глазами.
— Денисов, управление разведки. Есть несколько вопросов, — представился Василий. Хрустов искренне удивился.
— Виктор Степанович, давайте сразу по делу, а? — Денисов решил разработать вариант честного мужского разговора.
— Это что, у вас ко мне дело? — удивился Хрустов.
— Да, уж так получилось. Прочел я протоколы, — Денисов махнул бумажками, — и очень удивился.
— Не поверили? — Хрустов спрашивал весело.
— Да в том-то и дело, что поверил. Да и свидетель есть.
— Вы хотите сказать, что есть свидетель, который видел, как я эту?..
— Да.
— Там было так темно, что я удивляюсь, как сам себе башку не отрезал, — пошутил отстрельщик.
— Давайте по пунктам, — предложил Денисов, не приняв шутку. — Вы ехали на автомобиле за танцовщицей, которая зарезала вашего охраняемого. Почему вы сразу не убили ее, как только она метнула нож?
— Да попробуй убей! Оружие отняли, — отстрельщик стал загибать пальцы, — подходить к ней близко нельзя было! И этот турок таджикский очень хотел устроить спектакль с утоплением в сундуке. Чего дергаться, если бы она и так утонула!
— Хорошо. Вы ее нашли живой, стали за ней следить, почему?
— Она из органов, — уверенно сказал отстрельщик.
— Почему так решили?
— Видели бы вы ее голой, сами бы так решили. Или из органов, или из спецназа. В стране бардак, может, они уже баб в спецвойска набирают! Я давно в отставке, не в курсе. У нее отличная подготовка, и она выбралась из запертого на замок сундука, открыв наручники! Полный цирк.
— Я не улавливаю логики. Предположим, вы знаете, что она из органов, ну и что? У вас ведь был заказ, как здесь написано, за заказ вам платят, а охраняемый убит?
— Выжить я хотел, вот и вся логика. Это мой пятый заказ. Я честно скажу, потому как материала вы на меня не найдете. Два заказа я решил путем мирных переговоров и сделок, информация была хорошая, а вот два других пришлось уладить, убив наемных киллеров. Работка была, я вам скажу, еще та! Они были профессионалы, через три часа слежки уже поняли, что я их веду. Когда я рассмотрел экипировку одного, я чуть мозгами не повредился, думал, что на компьютере переиграл. Он весь был в проводах, плюс система ночного видения, плюс оружие, у которого нет ствола и патронника, — ящик и все, плюс водоотталкивающий и запахонепроницаемый костюм! И я его приложил! Считай, сделал подарочек органам, потому что, скажу вам, киллер-профессионал — это почти миф. Потому как их очень мало, единицы, до десятка не дойдет, а отстреливают плохих мальчиков, считай, понедельно. Вот и нанимают случайных за небольшую плату, он, случайный, очень любит контрольный выстрел в голову, халявщик, и не находится потом потому, что случайный. Второй раз он на такую работу пойдет в крайнем случае. А этот терминатор был специалист. Меня за него вообще надо принять в «Белые погоны», если такие имеются, и это не очередная газетная романтическая история для обиженных преступностью дураков из органов.
— Э-э-э… Виктор Степанович! — Денисов достал платок и вытер лоб. — Разрешите вас перебить, я только хотел спросить, чем бы вам помогло выжить, окажись танцовщица из органов?
— Да это как дважды два. Я против органов не работаю. Я это сразу при контракте оговариваю. Нелогично было бы платить структуре за информацию, а потом по этой информации отстреливать кого-то из структуры, а? Я ж не совсем чокнутый. Я оговорил это и с секретарем Феди Самохвалова. Я так и прикинул, что, если эта танцовщица из органов выполняла свое задание, считай, я реабилитирован. Я ее пронаблюдал два дня: будь она на задании, не сидела бы у еврея, исчезла бы в три часа.
— Так… — Денисов, нервничая, перекладывал бумаги на столе. — Вы получаете приказ убить ее и расчленить, отслеживаете, а убиваете не ту. Странно для профессионала, и я вам не верю.
— Так ведь, гражданин Денисов, я вам тоже вроде как не верю, а разговор у нас все равно хороший получается. — Отстрельщик стал серьезен, смотрел напряженно.
— Ну, вы можете мне верить или не верить, это дела не меняет, вы меня видите первый раз.
— Второй, — сказал тихо отстрельщик. Денисов сдернул очки с круглыми стеклами и внимательно посмотрел на Хрустова.
— Я видел вас в Стамбуле. Есть там такая достопримечательность, городской морг.
Они замолчали. Денисов лихорадочно соображал, как ему дальше себя вести. Отстрельщик задумался, не навредил ли себе легким языком.
— Ладно. Я хотел вас спросить, прослушивали ли вы разговоры этой танцовщицы и убитой вами Кошкиной.
— Было дело. — Отстрельщик вздохнул с облегчением.
— Меня интересует, не говорила ли Кошкина о записях, которые вел ее любовник?
— Вспомнить надо, она столько наговорила, меня холодный пот прошиб. А уж эта танцовщица!.. Такого ей намазала. Она что, действительно из органов?
Денисов понял, что наступило время обмена информацией.
— Она офицер милиции, но задания убить Федю Самосвала у нее не было. У меня есть еще кое-что интересное для вас. Я говорил с ней пару часов назад, это она подложила вам наркотики в сумку, она думала, что везет большую партию, и подставляла вас для таможни.
— Я так и думал, — кивнул головой отстрельщик, — ее зовут?..
Денисов молчал, словно не слышал.
— Они ехали на виллу одного русского как раз за этой тетрадью. — Хрустов понял, что пора говорить. — Эта длинная рыжая знала, где тетрадь лежит, а эта… танцовщица, она должна была за ней пойти. Ночь была, и дождь хлестал. Фотомодель так трусила и нервничала, что я был точно уверен — из машины не вылезет. Не угадал.
— Ева Курганова сегодня ничего не сказала про тетрадь, вы уверены, что все правильно поняли? — Денисов смотрел застывшим взглядом в маленькое окно с решеткой.
— Я знаю, что они за ней ехали, но не уверен, что тетрадь найдена.
— И как же нам в этом убедиться? — вздохнул Денисов. Он очень устал.
— Так ведь, как это обычно бывает, только при следственном эксперименте! — Хрустов смотрел в холеное лицо с круглыми стеклами почти заискивающе. — На месте я быстрей соображу, а так трудно. В этом доме столько комнат, дверей, окон, рехнуться можно.
— Ну, допустим, комнату, где вы отрезали голову, найти легко. Вам нужно только вспомнить разговор, и все!
— Гражданин начальник, — убедительно произнес отстрельщик, — вы уж постарайтесь следственный провести, а? А уж я постараюсь все на месте вспомнить до мелочей.
— Не отходи от меня ни на шаг. — Ева вышла из автобуса, на котором привезли гроб с телом Казимира.
Далила шагнула, словно слепая, в запорошенную колючим снегом траву на обочине.
— Сейчас зареву, — предупредила она.
— Реви, только не потеряйся, — разрешила Ева.
Почти вся дорога у кладбища была занята дюжиной иномарок, они гудели попеременно, плотные мужчины в длинных пальто суетливо переговаривались, то и дело вытаскивая из карманов телефоны. Мимо автобуса пробежали двое молоденьких служивых, неся ящик водки.
— Ева, — Далила неуверенно показала на иномарки, — вдруг это к Казимиру?
— Навряд ли. — Ева, прищурившись, вглядывалась сквозь противный снег в кладбищенский ландшафт.
К ним подошел распорядитель. Он удивился, обнаружив, что провожают в последний путь только две женщины, сказал раз пять «ё-моё» и ушел за носильщиками.
Владельцы иномарок прошли мимо автобуса с Казимиром стройной шеренгой семенящих черных жуков Все были без головных уборов, Ева, сдерживая улыбку, подумала, что их стригут в одном месте — только одна голова из этой шеренги не была коротко выстрижена и украшена тройными складками на шее. Эта голова была огненно-рыжей. Шествие беременных жуков завершал хромающий Никитка. Он чуть задержался и изобразил поклон.
— Дамы, примите соболезнования, отличный повар был ваш старик, просто отличный. — Никитка говорил, не останавливаясь. — Да, кстати, я подойду к вам через полчасика насчет журнальчика, идет?
Никитка улыбался.
Далила судорожно вцепилась в Еву обеими руками.
— Да не трусь ты, вот все и определилось. — Ева отдирала ее руки. К ним подходили носильщики.
Подъехал еще один автобус. Из него, окрасив серый заснеженный полдень средневековыми немыслимыми нарядами алого и синего цветов с золотой вышивкой, мехами горностаевой пятнистости и конусами на головах женщин, вышли музыканты со скрипками и саксофоном.
Саксофон взвыл сразу, Далила дернулась и охнула, мужчины прижались подбородками к скрипкам, и, когда саксофон затих, ударили «Турецким рондо» по снежному пространству между небом и землей, между душами и бренными останками покоящихся в вечном оцепенении.
— Сюда! Сюда! — кричал из оград и надгробий черный беспокойный жук, размахивая рукой.
Седой скрипач в богатом камзоле и раздутых шароварах до колен подмигнул Далиле, проходя мимо. Он притопывал тупоносой туфлей с огромным бантом.
Последней шла женщина. Полная и степенная, она поднимала голову к летящему снегу и вытирала со щек особенно колючие снежинки махровой рукавичкой. Поверх длинного пальто до пят с меховой отделкой на спине лежала золотая пушистая коса. Она задержалась возле Евы, зацепившись за ее лицо спокойным глубоким взглядом, чуть поклонилась.
— Идемте, уже музыканты приехали, — заметив, что Ева смотрит удивленно, уточнила:
— вы Федю пришли проводить?
Теперь Ева уцепилась за рукав куртки Далилы. Она поняла, что хоронят Федю Самосвала.
Наталья пожала плечами и ушла, оглядываясь.
Из автобуса вытащили гроб с Казимиром.
Могилы Казимира и Феди разделялись двумя проходами. Стоя у открытой ямы, Ева пританцовывала от холода под веселого и торжественного Моцарта. Носильщики спешили, гроб спускали быстро и молча. Напротив разноцветная толпа заливала под музыку водкой яму для Феди.
Чисто и пронзительно запела женщина, потом опять играли скрипки.
Далила первой бросила комья земли, толкнула плечом оцепеневшую Еву.
Казимира быстро и как-то судорожно зарыли замерзшие носильщики, а возле могилы Феди только начались торжественные речи.
Ева с Далилой пошли к дороге. Разглядывая быстрым профессиональным взглядом шоферов в некоторых иномарках, Ева вдруг чертыхнулась, остановилась и вернулась к одной из машин.
На заднем сиденье пытался спрятаться, отворачиваясь, свободный художник Стас Покрышкин.
— Это же ты! — воскликнула Ева в его кислое лицо, когда он опустил стекло.
— Оправдан! — Стас нервничал. — Оправдан, совершенно невиновен.
— Ну, так уж и совершенно. Чего сбежал тогда?
— Я по личным мотивам уехал из страны. Искал себя. Накапливал вдохновение.
— И что ты делаешь на похоронах, накопив вдохновение? — Ева стояла наклонившись к открытому окну. Пританцовывала рядом Далила, иногда теребя ее за одежду. Стас молчал, глядя мимо Евы. — Свободный художник с оркестроподобной ориентацией, использующий шизофреника Ангела Кумуса, познакомься. — Она повернулась к Далиле и кивнула на Стаса. — Скажешь, что здесь делаешь, или пригласить в отделение?
— Я приехал с Натальей, женой Феди. Мы друзья. А вас я попрошу по моему поводу не беспокоиться. Перед законом чист. Если вы считаете, что я вам чем-то обязан, позвоните, поговорим по-дружески. Я в Москве всего два дня, Ангела не видел. Полная квартира оструганных кольев. Есть отличный коньяк. Я вас не боюсь, вы мне интересны только как социально гипертрофически развитая личность и, как следствие этого, — хозяйка красивого, отличной тренировки тела. Я бы вас слепил. У вас голова египтянки. — Стас протянул обалдевшей Еве визитную карточку. На зеленом фоне золотом шли письмена на русском и английском.
Ева дошла до теплого автобуса, так и сжимая в руке кусочек картона.
— Он стал совсем другой! — воскликнула она трясущейся Далиле.
В закрытые двери постучали.
Никитка с трудом поднялся по высоким ступенькам, впустив клубы холодного воздуха.
— Итак, — сказал он, усевшись, — вы живы и здоровы и полны творческого накала! Три — два!
— Как? — Еве показалось, что она ослышалась.
— Я сказал — три — два, я веду. — Никитка смотрел весело.
— Ладно, ты ведешь, потому что?.. — Ева дернула Далилу, которая ходила от окна к окну, осматриваясь. — Успокойся и сядь, я с оружием, если что — всех перестреляем, а последняя пуля тебе.
— Я веду, потому что ты протащила через границу кучу наркоты. И сделал это я.
— Понятно, значит, ты. И что, от скуки или с деньгами поиздержался?
— Адвокатишка меня разозлил. Ну очень раз-з-зозлил. Такую кучу денег у Феди взял, а работы — ноль. Федя, когда приехал в Стамбул, пошел к Капе, адвокату, и нанял его т-те-бя найти. Т-тебя и Слоника. Адвокат столько денег запросил, сколько даже у Феди никогда с собой не бывает. Пришлось взять со счета Хамида. Когда т-ты Федю пришила, я пошел к адвокату и сказал — пусть вернет деньги. Он — ерепениться, еврей, что с него взять! Тогда я обозлился, говорю, не хочешь по-хорошему, отправишь со своими девочками наркоту. И это уже по своему усмотрению, кто из них повезет, а кто отвлекать внимание будет.
— Адвокат заставил меня провезти три килограмма крахмала, потому что ты это ему велел? — Ева не верила.
— Про кэ-кэ-рахмал не знаю, а таблетки мои в журнале он взял. Я в аэропорту тебя не видел, решил, что тебя пришили-таки, а вот ее видел! — Никитка показал рукой в перчатке на Далилу. — Я так понял, что вы девочки сознательные, из аэропорта сразу побежали в милицию. Ну, хорошо я тебя наколол?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39