Быстрей! Ползешь как муха!
На огненно-штурмовой полосе Трубин не щадил самолюбия подчиненных. Он считал, что боец на занятиях должен быть заведенным, до крайности злым. Необходимо, чтобы эта злость закрепилась в рефлексах, всякий раз в деле разливалась по крови адреналином, пробуждала в человеке яростную решительность.
— Что прилип?! — Трубин то и дело подгонял Демина. — Ну, пошел! Не сиди там, как кот на заборе! Не стой на месте! Собью!
Полковник подбрасывал к шаткому мостику взрывпакеты. Те разрывались в воздухе у ног Демина.
Странное дело — Демина злили и обижали выкрики Трубина. Ему казалось, он их не заслужил, он старается, он не боится высоты, огня, выстрелов. Одно это уже заслуживает уважения. Но когда ОШП преодолевал кто-то другой и Трубин стимулировал его активность криком: «Что ты там повис, как сопля на проводе?!», Демин полностью соглашался с полковником. Вид товарища, который терял равновесие и раскачивался на зыбком мостике, рождал именно тот образ, который громогласно описывал Трубин.
Особый смак Демин обнаружил в вертикальном спуске из окон верхних этажей домов к окнам нижних. Это доставляло острые, волнующие ощущения, сравнимые разве что с теми, которые дарит людям катание на «американских горках».
Подготовка к броску с высоты всякий раз начиналась на самом верхнем этаже дома, предназначенного для тренировок. Выполнявший операцию боец становился в одном шаге перед раскрытым окном. Здесь он в последний раз проверял подгонку лямок подвесной системы. Затем перекидывал фал роликового спускового устройства через левое плечо и локоть. Ремень автомата набрасывал на правое, чтобы оружие в любой момент находилось под рукой. Затем шаг вперед — на подоконник. Полуприсев, боец поворачивался спиной к проему окна и зависал над пустотой.
В такие моменты в груди с приятным щекочущим холодком замирало сердце. Как заклинание, губы повторяли задачу: «Очередь в три патрона — по окнам четвертого этажа, граната — в форточку третьего, на втором — удар подошвой в перекрестье рамы. Так, чтобы выбить ее из косяков внутрь помещения».
— Пошел!
Команда, хотя ее все время ждешь, кажется неожиданной.
Толчок ногами. Левая рука в рукавице — чтобы не повредить руку — скользит по фалу.
Ослабил хватку — идешь вниз быстрее. Сжал ладонь, сдавил фал — замедляешь ход вплоть до остановки.
Летишь вниз, а мысль об одном — не ошибиться, не подставить себя под выстрел, который может прозвучать из любого окна, не промахнуться самому, когда придется пускать оружие в ход.
За время подготовки в учебном центре отсеялся только один человек, да и тот по болезни. Остальные выстояли и были включены в боевой строй.
Крещение опасностью Демин прошел на второй неделе службы. Воскресным вечером группу Трубина подняли по тревоге. Сообщение было коротким: вооруженный бандит в жилом доме в квартире на третьем этаже захватил заложников. На переговоры не идет. Из помещения, где он засел, донесся выстрел.
Судя по всему, стреляли из охотничьего ружья.
Большего оперативный дежурный сообщить Трубину не смог: обстановка еще была неясной.
Трубин задал только один вопрос:
— Где?
Ответ был таким же коротким и точным:
— Петровка. Дом семнадцать.
Трубин, человек выдержанный, редко позволявший эмоциям возобладать над разумом, выругался. И было от чего.
Кинотеатр «Россия» в Москве знают очень многие, даже не москвичи. За тыльной стороной этого здания лежит зеленое пространство — Страстной бульвар. С двух концов он ограничен двумя улицами — Большой Дмитровкой и Петровкой. Последняя знаменита тем, что на ней расположен штаб московской милиции — Петровка, 38.
Большая Дмитровка, которой московские власти по доброте душевной и из уважения к русской культуре некоторое время позволяли носить название Пушкинской, испокон веков считается улицей державной, вельможной.
Здесь когда-то располагали свои родовые усадьбы бояре Салтыковы, Стрешневы, Шереметевы, князья Вяземские и Черкасские. В новое время улицу заселили новые власти. Здесь почти друг против друга расположились Генеральная прокуратура России и Совет Федерации — два оплота закона в стране, которая законов не знает и не признает.
Короче, Большая Дмитровка — это улица «бугров» на бугре.
Петровка — улица под буграми в полном смысле слова. В давние времена она пролегала в пойме реки Неглинки, чистой и прозрачной как слеза. Потом горожане реку засрали, загадили. Чтобы не раздражать людей лицезрением открытого вонючего стока, городские власти загнали Неглинку в трубу.
От надвратной колокольни Высокопетровского монастыря Петровка резко катится под гору, направляясь к Театральной площади.
Внешне элегантная чистая улица и сегодня обманывает прохожих фасадной частью. Внутри дворов по нечетной стороне ютятся самые настоящие трущобы центра столицы, малознакомые даже старожилам. Здесь некогда строились доходные дома, комнаты в которых сдавались в аренду. При советской власти на Петровке нового ничего не строили, лишь изредка делали «косметические» ремонты.
Мрачные лабиринты дворов, связанные между собой узкими проходами, упираются в облезлую кирпичную стену. За стеной, на бугре Большой Дмитровки, возвышается надменный дворец Федерального Собрания.
Трудно сказать, бросают ли когда-то сенаторы взгляды сверху вниз на дворы Петровки.
Видят ли они занюханную школу №1278 со стенами цвета застарелой хаки, облезлое двухэтажное здание ПТУ №144, клоповники, в которых обитает столь необходимый демократической власти электорат? Но Трубин все это видел, поскольку знал Дмитровку и Петровку.
Он сразу представил, в каких трущобах придется работать группе…
Гришку Шило для российского общества и украшения рыночной цивилизации сберег наш великий вседовлеющий гуманизм. Глыбообразный мужик с большой головой, на которой лоб занимал место чуть большее, нежели банка сардин, с диким блуждающим взглядом, стараниями суда и прокуратуры получил высшее уголовное образование.
В школу Гришка Шилов пошел в десять лет. К двенадцати годам он успешно научился писать фамилию «Шилов», а в тринадцать уже освоил грамоту и совершил первое убийство. Он долбанул кирпичом по хрупкой интеллигентной голове девочку, которая играла в песочнице.
Спасло Гришку от самосуда быстрое появление милиции на месте происшествия. Правда, мать убитой девочки все же сумела треснуть убийцу тем же кирпичом по макушке, но хилый кирпич развалился надвое, а Гришка даже не охнул.
Гуманный российский закон отнесся к малолетнему ублюдку с большим участием. Гришку направили в детскую трудовую колонию, откуда он по отбытии срока вышел бандитом высокой квалификации.
Второе убийство Гришка, уже гордо носивший кликуху Шило, совершил обдуманно в надежде сорвать неплохой куш. Он с пол-бутылкой «Столичной» пришел в гости к дворнику соседнего дома Талгату Рамазову. Старик тайно приторговывал наркотой, и у него можно было взять не только ширево, но и бабки. Углядеть заначку дворника Шило сумел заранее.
Гришка убил старика в одно касание ножа.
Выпотрошил тайник. Погрузил в карманы расфасованный в пакетики амфетамин, сгреб деньги, посыпал комнату нюхательным табаком — он боялся собак-ищеек — и двинулся к выходу.
У дверей его и взяли. Как оказалось, сгубила Гришку банальная невезуха. За дворником уже давно приглядывали сотрудники отдела борьбы с наркобизнесом. Операцию назначили на время, когда к оптовику должна была поступить большая партия товара. Именно этого момента ждал и Шило. Интересы бандита и милиции сошлись в один день в одной точке.
Гришку приняли за оптовика и прихватили на горячем.
Год тянулось следствие. Потом суд. Он пришелся на время, когда работники правосудия вдруг поняли: черт с ними, с теми, кого на тот свет отправляет убийца. Нет человека — нет проблемы. Куда важнее сохранить жизнь живому, пусть он даже будет преступником.
Свою лепту в засирание мозгов общества идеями милосердия к убийцам внесла демократическая интеллигенция. Профессиональные борцы за отмену смертной казни пристыдили тех, кто считает, будто убийство надо карать расстрелом. Шагая в ногу с веком, суды перестали приговаривать к исключительной мере наказания даже убийц-рецидивистов и террористов.
Таким образом, Шило за дворника получил пятнадцать лет отсидки. Через два года во время пожара в колонии он бежал. Сменил документы и вернулся в Москву.
В городе, не затрачивая особых усилий, Гришка встретил женщину, которая распахнула ему душу и объятия, поселила у себя и обеспечила доступ к телу.
Аля Губа, в гражданском законе Алевтина Губина, была женщиной трех страстей. Ее сжигала неутоленная жажда иметь как можно больше денег, томило жгучее желание выпить и буквально изнуряла постоянная необходимость лежать под мужчиной.
Могучую потенцию глыбообразного бугая Гришки Алевтина оценила с первого взгляда при встрече на Савеловском вокзале, где она торговала чебуреками от ТОО «Сибарит».
Гришка оправдал надежды Али и получил право проживания в трущобах Петровки у дамы сердца.
Утром дня, события которого взбудоражили население тараканьих крепостей и милицейское начальство, Гришку во дворе встретил участковый. Молодой, малоопытный, он постарался выяснить, где и с каких пор проживает в этих местах незнакомый ему человек.
Гришка, дурак дураком, а нашелся мгновенно.
— Я тута не живу, — ответил он менту и показал немытые руки. — Мы тута работаем. Строители.
Требовать документы у работяги, состоящего при строительном деле, участковый не рискнул: свободный труд заслуживает уважения. Но Гришка пережил несколько минут страха. Возвращаться в зону ему не хотелось.
А вечером, когда домой пришла Алевтина и принесла с собой пойло, обида забродила в дурной башке с новой силой. За унижения следовало отомстить.
Гришка выбрался из постели, где только что усиленно и со всем старанием катал Алевтину, взял ружье, которое осталось в доме после ее первого мужа. Насыпал в карманы патронов. У него уже родился точный план, который оставалось воплотить в дело. Надо было пойти пострелять по ментам, благо они тут рядом — только бульвар пересечь.
Теща — дура баба — решила сдержать боевой порыв дочкина хахаля и старой грудью перекрыла ему дорогу. Удар прикладом по голове уложил старуху на пол. Но Гришке этого показалось мало. Он пальнул в потолок из левого ствола «ижевки» двенадцатого калибра.
Дом зашерудел, как встревоженный улей. В сотах-квартирах мужики поднялись на защиту родимых гнезд.
Гришка тут же понял свой промах и поход на милицию отменил. Он запер железные двери квартиры и занял оборону. Патронов имелось двенадцать. Если с каждых двух уложить по одному менту, можно считать дело жизни успешно осуществленным. О себе, о своей судьбе в дурной башке мыслей не было.
Красная пелена пьяной злобы мутила сознание…
Трубин психовал. Доведись ему решать задачу захвата и нейтрализации преступника где-нибудь на задворках, как иногда говорят «в Урюпинске», он бы столько волнений не испытал. Здесь же, в центре столицы, под бугром, на котором восседает власть, все иначе. На место происшествия собралось возможное и невозможное начальство: семеро на задание, десятеро давать им указания. Что поделаешь, власть рождает в чиновнике уверенность в его праве давать советы и приказы профессионалам. Вот уж поистине любой кулик, назначенный на должность орла, тут же начинает им себя ощущать.
Спасло операцию то, что в группе Трубина каждый знал свои обязанности заранее.
Лейтенант Кудрин сразу прошелся по двум этажам — верхнему и нижнему — и вычертил план квартиры, в которой укрывался бандит.
Капитан Сараев быстро опросил соседей и выяснил некоторые подробности о мадам Губиной, ее матери и сожителе.
Люди, живущие в соседних квартирах, обычно делают вид, будто ничего не знают друг о друге. Однако, если их раскрутить, выясняется, что они знают все и даже чуть больше необходимого.
Пока шла эта незаметная, но важная работа, Демин приготовился к спуску с пятого этажа на третий и штурму квартиры снаружи.
Трубин с планами особенно не мудрил. Он знал: чем проще замысел, тем больше шансов на его удачное воплощение.
— Юра, — это указание Демину, — в квартире две комнаты и кухня. Всего три окна. Володин бросает свето-шумовую гранату в крайнее правое. Судя по всему, объект в средней комнате. Мы по взрыву начинаем бить в дверь кувалдой. Ты высаживаешь крайнее левое окно — это кухня — и проникаешь внутрь. Объект скорее всего в этот момент выскочит в прихожую…
— Юра, — Трубин понизил голос. — Без нужды не подставляйся. Это дерьмо того не стоит. Помни: у тебя скоро свадьба. Если что, ты стреляй…
Командир произнес самое главное указание, и Демин понял, что по-иному приказ не щадить бандита в такой обстановке он отдать не может.
По команде Трубина Демин занял позицию на подоконнике пятого этажа. Повторяя порядок действий, прошептал для себя самого: «Третий этаж. Взрыв гранаты. Удар ногой в крестовину рамы. Окно — крайнее левое…»
Начальство, толпившееся в подъезде и на лестнице между этажами, не видело самого главного и эффектного. Два бойца по фалам спусковых устройств стремительно скользнули вниз по отвесу фасада. Шедший справа лейтенант Володин, круша стекла, всадил в окно трехсотграммовую свето-шумовую гранату ПК-3125 немецкого производства.
В замкнутом тесном объеме комнаты туго бабахнул оглушительный взрыв. Комнату залило ядовито-зеленым пульсирующим светом.
Все шло по плану. Ему не подчинялись только действия Гришки. Тот оказался не в средней комнате, а в кухне — пришел к холодильнику взять бутылку свекольного самогона.
Его Алевтина покупала на внутренние нужды у барыг с Украины. Из руки Гришка не выпускал двухстволку.
Когда в дальней комнате, где он запер убитую старуху и сожительницу, громко бабахнуло, Гришка инстинктивно обернулся к окну и заметил тень человека, висевшего над пустотой.
Демина спасло то, что в кухне горел свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45