Ребенок не
обращает внимания на социальные различия, которые имеют для него еще мало
значения, и ставит в один ряд с родителями и незначителькоях по своему положению
людей, если они только проявляют к нему такую же любовь, как родители. Так же
мало значения имеет эта тенденция при замене родителей животными,
Дополнения из самого раннего детства
455
низкая оценка которых ребенку совершенно чужда. Независимо от такого унижения,
для замены родителей берутся также дяди и тети, как это доказывают неоднократные
воспоминания у моего пациента. К этому же времени относятся смутные сведения о
фазе, в которой он хотел есть только сладости, так что опасались за его жизнь.
Ему рассказали про дядю, который также отказывался от еды и умер молодым от
истощения. Он слышал еще, что в возрасте трех месяцев он был так тяжело болен
(воспалением легких?), что для него уже готовили саван. Удалось его запугать, и
он опять начал есть; в старшем детском возрасте он даже преувеличил эту
обязанность, как бы для того, чтобы защитить себя от угрожающей смерти. Страх
смерти, который тогда в нем возбудили для его защиты, позже снова проявился,
когда мать предупреждала его против опасности дизентерии; еще позже он
спровоцировал припадок невроза навязчивости. В другом месте мы постараемся
исследовать происхождение и значение последнего. Нарушению в принятии пищи я
хотел бы придать значение самого первого невротического заболевания, так что
нарушение в принятии пищи, фобия волка, навязчивая набожность дают совершенный
ряд детских заболеваний, которые повлекли за собой предрасположение к невроти-
ческой болезни в годы после наступления половой зрелости. Мне возразят, что не
многие дети не подвергаются подобным нарушениям вроде временного нежелания есть
или фобии животных. Но этому аргументу я очень рад. Я готов утверждать, что
всякий невроз взрослого зиждется на Тгго детском неврозе, который, однако, не
всегда достаточно интенсивен, чтобы его заметили и узнали в нем болезнь.
Теоретическое значение инфантильного невроза для понимания заболеваний, которые
мы считаем неврозами и хотим объяснить только вливаниями более позднего периода
жизни только увеличивается от такого возражения. Если бы наш пациент в придачу к
своему нарушению в принятии пищи и фобии животного не получил еще навязчивой
набожности, то история его детства мало чем отличалась бы от истории других
детей, и мы были бы беднее ценными материалами, которые уберегли бы нас от легко
допускаемых ошибок. Анализ не был бы неудовлетворителен, если бы не привел к
пониманию тех жалоб, которыми пациент определял свою болезнь. Они гласили, что
мир как бы окутан
456
3. Фрейд
для него завесой, и психоаналитический опыт отрицает возможность того, что эти
слова не имеют значения и сто формулировка эта случайна. Эта завеса разрывалась
- удивительным образом - только в таком положении, когда после клизмы каловые
массы проходили через задний проход. Тогда он снова чувствовал себя хорошо, и на
короткое время мир казался ему ясным. Выяснение значения этой "завесы"
подвигалось с такими же трудностями, как и выяснение страха перед бабочкой.
Последний не ограничивался одной только завесой, она рассеивалась, превращаясь в
чувство сумеречности, "ten(e)bres" и в другие неуловимые вещи. Только незадолго
до окончания лечения он вспомнил, что слышал, будто родился на свет в "сорочке".
Поэтому считал себя всегда особым счастливчиком, с которым не может произойти
ничего плохого. Эта уверенность покинула его только тогда, когда он вынужден был
согласиться с тем, что гонорройное заболевание приносит тяжелый вред его
здоровью. Этот удар по его нарцизму сломил его. Мы скажем, что он повторил этим
механизм, который однажды уже сыграл у него роль. И фобия волка возникла у него
тогда, когда он столкнулся с фактом возможности кастрации, а гоноррею он,
очевидно, поставил в один ряд с кастрацией. Счастливая "сорочка", следовательно,
и есть та завеса, которая укрывает его от мира и мир от него. Его жалоба
представляет собой, собственно говоря, замаскированную фантазию-желание, она
рисует его снова в утробе матери; правда, в этой фантазии осуществляется бегство
от мира. Ее можно формулировать: я так несчастен в жизни, я должен снова
вернуться в утробу матери. Какое значение имеет то, что эта символическая, при
рождении реальная, завеса разрывается в момент испражнения после клизмы, что при
таком условии его покидает болезнь? Общая связь дает нам возможность ответить:
когда разрывается завеса рождения, он начинает видеть мир и снова рождается.
Стул представляет собой ребенка, каким он вторично является для счастливой
жизни. Это и есть фантазия возрождения, на которую Юнг недавно обратил внимание
и которой он отвел такое господствующее положение в желаниях невротика. Было бы
прекрасно, если бы все кончалось на этом. Некоторые особенности ситуации и
требования необходимой связи со специальной историей жизни заставляют нас
Дополнения из самого раннего детства
457
продолжать толкование. Условия возрождения требуют, чтобы ему ставил клизму
мужчина (этого мужчину уже позже он по необходимости заменил сам). Это может оз-
начать только то, что он отождествил себя с матерью, отца заменил этот мужчина,
клизма повторяет акт совокупления, плодом которого является каловый ребенок -
опять-таки он сам. Фантазия возрождения опять-таки тесно связана с условием
сексуального удовлетворения мужчиной. Значение всего, следовательно, такое:
только став в положение женщины, заменив мать с тем, чтобы получить
удовлетворение от отца и родить ему ребенка, он освободится от своей болезни.
Фантазия возрождения была здесь только исковерканным, цензурированным
переизданием гомосексуальной фантазии-желания. Если ближе присмотримся, то
должны будем заметить, что в этом условии своего выздоровления больной только
воспроизводит ситуацию так называемой первичной сцены; тогда он хотел подменить
собою мать; калового ребенка, как мы уже давно предположили раньше, од, в той
сцене воспроизвел сам. Он все еще фиксирован, как бы связан со сценой, ставшей
решающей для его сексуальной жизни, возвращение которой в ту ночь сновидения
положило начало его болезни. Разрыв завесы аналогичен открыванию глаз,
распахнувшемуся окну. Первичная сцена превратилась в условие выздоровления. То,
что изображается в жалобах, и то, что составляет исключение, можно легко
соединить в одно целое, которое в таком случае открывает весь свой смысл. Он
желает вернуться в материнское лоно, не просто для того, чтобы снова родиться, а
чтобы отец застал его там при коитусе, дал ему удовлетворение, и чтобы он родил
отцу ребенка. Быть рожденным отцом, как он это сначала думал, быть им сексуально
удовлетворенным, подарить ему ребенка, отказавшись при этом от своей
мужественности и выражаясь языком анальной эротики: этими желаниями замыкается
круг фиксации на отце; в этом гомосексуальность нашла свое высшее и самое
интимное выражение1). Я полагаю, что этот пример проливает свет на смысл и
происхождение фантазии и пребывании в материнском лоне и возрождении его.
Фантазия о пребывании в лоне, 1) Возможное побочное значение, что завеса
представляет собою девственную плеву, разрываюи{уюся при сношений с отцом, не
совпадает с условием излечения и не имеет никакого отношения к жизни пациента,
для которого девственность не имела никакого значения.
458
З.Фрейд
как и в нашем случае, произошла от привязанности к отцу. Является желание быть в
лоне матери, чтобы заменить ее при коитусе, занять ее место у отца. Фантазия
возрождения является, вероятно, всегда ослабленной фантазией, так сказать -
евфемизмом инцестуозного общения с матерью, анагогическим сокращением его,
пользуясь выражением Зильберера (Silberer). Возникает желание вернуться к
положению, которое ребенок занимал в гениталиях матери, при чем мужчина
отождествляется с его пенисам, заменяет его собой. Тогда обе фантазии
оказываются противоположными, выражающими желание общения с отцом или матерью, в
зависимости от мужской или женской установки данного лица. Не исключается
возможность и того, что в жалобе и в условиях выздоровления нашего пациента
объединены обе фантазии, т.е. оба инцестуозных желания. Хочу сделать еще раз
попытку перетолковать последние результаты анализа по образцу объяснений против-
ников: пациент жалуется на свое бегство от мира в типичной фантазии о пребывании
в утробе матери и видит свое исцеление только в типичном образе возрождения. Это
последнее он выражает в анальных симптомах в соответствии с преобладающим у него
предрасположением. По образцу анальной фантазии возрождения он создал себе
детскую сцену, воспроизводящую его желание в архаически-символических
выражениях. Затем его симптомы сплетаются так, как будто они исходили из такой
первичной сцены. Он должен был решиться на весь этот обратный путь, потому что
натолкнулся на жизненные задачи, для разрешения которых он был слишком ленив,
или потому что у него было полное основание относиться с недоверием к своей ма-
лоценности; он полагал, что таким способом он лучше всего защитит себя от
унижения. Все это было бы хорошо и прекрасно, если бы несчастному в 4 года не
приснился сон, с которого начался его невроз; сон, вызванный рассказами деда о
портном и волке, и толкование которого делает необходимым предположение о такой
первичной сцене. 06 эти мелочные, но неопровержимые факты разбиваются, к
сожалению, все те облегчения, которые нам хотят создать теории Юнга и Адлера.
Настоящее положение вещей, как мне кажется, говорит скорее за то, что фантазия о
возрождении происходит от первичной сцены, чем наоборот, что пер-
Дополнения из самого раннего детства
459
вичная сцена является отражением фантазии возрождения. Может быть, можно также
допустить, что тогда, в 4 года после рождения, пациент был еще слишком молод,
чтобы уже желать себе возрождения. Но от этого последнего аргумента я должен
отказаться.
1) Допускаю, что этот вопрос - самый тонкий во всем психоаналитическом учении. Я
не нуждался в сообщениях Юнга и Адлера, чтобы критически задуматься над
возможностью, что утверждаемые анализом детские переживания. - пережитые в
невероятно раннем возрасте! - скорее основаны на фантшиях, сочиненных по поводу
более поздних случаев, и чти необходимо допустить проявление кон-
ституционального момента или филогенетически унатедоиинниМ предрасположения во
всех тех случаях, когда в анализах находишь влияние детского впечатления на
последующую жизнь. Наоборот, ничто не вызывало во мне больше сомнений, никакая
другая неуверенность не удерживала сильнее от публикации. Я первый открыл как
роль фантазии для образования симптомов, так и "обратное фантазирование " в
детство более поздних наблюдений и последующую сексуализацию этих фантазий - на
что не указал бы никто из противников. (См. "Толкование сновидений ". I издание,
стр.49, и примечание к случаю невроза навязчивого состояния. I9W. стр.164, а-
mml. Kl. Schrift.111. Folgel. Если я все-таки остался при своих более трудных и
менее приемлимых чзгляоах. то это случилось олагч)аря аргументам, на которые
наводит исследователя описанный здесь случай или любой другой детский невроз, и
которые я здесь предлагаю на суд читателя.
IX. Выводы и проблемы Не знаю, удалось ли читателю предлагаемого описания
анализа составить себе ясную картину возникновения и развития болезни у моего
пациента. Опасаюсь, что это скорее не так. Но как мало я обычно ни защищаю
ИСКУССТВО моего изложения, на этот раз я хотел бы сослаться на смягчающие
обстоятельства. Передо мною стояла задача, за которую никто еще никогда не
брался: ввести в описание такие ранние фазы и такие глубокие слои душевной
жизни; и лучше уже разрешить плохо эту задачу, чем обратиться перед нею в
бегство, которое, помимо всего, должно быть связано с известными опасностями для
струсившего. Итак, лучше уж смело показать, что не останавливаешься и перед
сознанием своей недостаточности. Сам случай был не особенно благоприятен.
Изучение ребенка сквозь призму сознания взрослого, что сделало возможным
получить обилие сведений о детстве, - должно было искупаться тем, что анализ был
разорван на самые мелкие крохи; это и привело к соответствующему несовершенству
его описания. Личные особенности, чуждый нашему пониманию национальный характер,
ставили большие трудности перед необходимостью вчувствоваться в личность
больного. Пропасть между милой, идущей навстречу личностью больного, его острым
интеллектом, благородным образом мыслей и совершенно неукротимыми порывами
влечений сделало необходимой очень длительную подготовительную и воспитательную
работу, благодаря которой еще больше пострадала ясность. Но сам пациент
совершенно не виноват в том, что характер этого случая ставит самые трудные
задачи перед описанием. В психологии взрослого нам счастливо удалось разделить
душевные процессы на сознательные и бессознательные и описать их с достаточной
ясностью. В отношении ребенка это различие почти недоступно нам. Часто не
решаешься сам указать, что следовало бы считать сознательным, что -бессознатель-
ным. Психические процессы, которые стали господствую-
Выводы и проблемы
461
щими и которые, судя по их позднейшему проявлению, должны быть отнесены к
сознательным, все же не были осознаны ребенком. Легко понять, почему сознание не
приобрело еще у ребенка всех характеризующих его признаков: оно находится в
процессе развития и не обладает еще способностью превратиться в словесные
представления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80