Учитывая ужасную погоду, они за доктором не посылали, так как все равно ничего уже нельзя было сделать.
Доктор Дьюберри поблагодарил их за то, что они были так любезны не вытаскивать его из теплой постели, дабы лишь услышать от него уже им известное. Он также изъявил героическую готовность приехать немедленно.
Но Уильяме не захотел принять эту жертву. Дороги ужасны, и миссис Бэкстер слышать об этом не хочет.
— Она говорит, что вы будете следующим, кого свалит грипп, и она себе никогда не простит, если с вами что случится. Если не трудно, пришлите нам свидетельство— это будет самое лучшее.
Доктор Дьюберри заколебался... А на другом конце провода три заговорщика затаили дыхание. Если он решит прийти или попросит другого доктора, им придется изображать чудесное оживление трупа и увидеть крах всех своих тщательно выстроенных планов.
К счастью для них, Дьюберри был человеком одновременно нервным и податливым. Здравый смысл убедил его в том, что случай это был простой, протекавший вполне типично, и коллапс был практически неизбежен.
Вместо того, чтобы невесть сколько тащиться по проселочной дороге в Старминстер с риском увязнуть в сугробах, он мог по шоссе доехать до ближайшего большого города и первым же экспрессом укатить в Лон-
дон. Правда, тем же путем он мог бы достигнуть и Старминстера, но его уже манил и звал Лазурный Берег.
Он опять взглянул на арктический пейзаж за окном, на медленно падающие снежные хлопья, подобные темным цветам на фоне неба, и решил, что рисковать своей драгоценной жизнью не имеет права перед женой и детьми.
Таким образом, доктор отправился в теплые края, а в Джесмин-Коттедж со специальным нарочным было выслано свидетельство о смерти. Когда оно прибыло, Чарли Бэкстер стал мертвецом официально.
Захлопнув входную дверь, Вера и Пагги пожали друг другу руки.
— Мы победили! — торжественно провозгласила Вера.
Но Пагги выглядел серьезно.
— Мы только начинаем,— сказал он.— Вот нам и везет, как всем новичкам. А теперь начнутся трудности.
Глава IV
Первое препятствие
Как раз когда Чарли блаженно курил трубку, вытянув ноги в сторону печки «Идеал», к ним уже приближалась первая опасность. Он услышал звонок, а затем — довольно долго — приглушенные голоса. Наконец, парадная дверь опять закрылась, и в кухню вошел Пагги Уильяме с венком в руках.
Он бросил его на стол, бухнулся в кресло и вытер со лба пот.
— Привет,— сказал он.— Ты здесь? Тебя что, Вера с цепи спустила?
— Я сошел вниз несколько минут назад,— объяснил Чарли.— Между прочим, за дом плачу я и ни в чьих разрешениях не нуждаюсь.
— Да я не виню тебя, старина! Но пока все это кончится, у меня крыша поедет! Ты знаешь, кто это был? Священник. И он хотел видеть... тебя.
— М-меня? — заикаясь, проговорил Чарли.— Он разве не знает, что я умер?
— В том-то и дело, что знает. Он хотел преклонить
колени рядом с твоими останками и прочесть молитву по твоей душе.
Карие глаза Чарли подозрительно увлажнились.
— О, как он добр! Я... я искренне признателен. Вы его как следует отблагодарили?
— Нет, я занял твердую позицию. Сказал, что ты источаешь заразу. Остальное додумай сам,— Пагги вынул записную книжку и нацарапал: «дизенфектант».— Прости за бестактность, старина, но нам придется заботиться о том, чтобы тут никто не шнырял. Кроме того, это поможет объяснить поспешность похорон.
Чарли не слушал; казалось, ему нет дела до унизительных выдумок Пагги, и его не волнует рискованность их положения. Он взял венок и посмотрел на него глазами собаки, углядевшей лакомство в хозяйской сумке.
— Это мне? — спросил он.
— Да, от мэра города.
— Вот это да-а... Розы, в это время года! Кое-чего стоит. Люди так лестно думают обо мне.
— Да, пожалуй, ты здесь достиг успеха.
— Расскажи, что они говорят обо мне.
Он увлеченно слушал, пока Пагги услужливо насиловал свою память. Когда его воспоминания иссякли, Чарли кивнул и нахмурился.
— Нельзя судить о человеке, пока он не умрет, сказал он.— Хотел бы я, чтобы все это услышала моя семья. Но почему полковник сказал, что «малыш» был человеком порядочным и джентльменом? Я ведь выше, чем...
Он замолчал, так как дверь распахнулась и в кухню вошла Вера. Увидев мужа, она помрачнела.
— Ты дурак! — закричала она.— С чего это ты сюда спустился?
— Я совершенно окоченел на чердаке,— объяснил Чарли.
— Ну, для трупа это нормально,— напомнил ему Пагги.— «Ах, не чудесно ль после смерти цветущий облик сохранять?»
У Веры нервы были на пределе, и она опять стала браниться.
— Ты с ума сошел! А если кто-нибудь войдет?
— Я только хотел согреться, - взмолился Чарли.
— У тебя были грелка и плед
— Да там пар изо рта идет. Почему бы не принести туда печку?
— Будет пахнуть дымом. Люди удивятся, зачем мы топим в чулане. Ты что, не понимаешь? Все должно быть как обычно. Нам не нужно, чтобы начались разные догадки.
— Да понимаю я. Как только оттаю, пойду обратно. Но... когда я сидел там, совершенно один, в темноте и холоде, мне не давали покоя мысли о чае и поджаренном хлебце.
Глаза у него были, как у собаки, просящей подачку, но на Веру это не произвело ни малейшего впечатления. Она провела рукой по волнам своих белокурых волос и вновь накинулась на мужа.
— А кто тебе будет жарить хлеб? Ты же знаешь, прислуга ушла!
— Да, знаю. Но я так часто делал это для тебя. На худой конец, я могу и сам.
— Нет! — голос Веры стал пронзителен.— Ты сейчас же вернешься на чердак! Ты начинаешь мне надоедать. Мы взяли на себя все хлопоты, все расчеты, всю нервотрепку. От тебя же требуется только не двигаться с места. Слушай! Тебе, конечно, придется терпеть неудобства. Но это ненадолго. И это стоит свеч.
Пагги слушал с циничной улыбкой. Поскольку он обожал Веру, ему вследствие естественной ревности было приятно видеть поражение ее мужа. В то же время мужской инстинкт заставлял его воспротивиться тому, что женщина берет верх. Поэтому, когда Чарли удрученно поднялся из кресла, Пагги был на его стороне.
— Ладно, иду наверх,— сказал Чарли.
В этот момент громко позвонили в дверь, отчего все трое испуганно вскочили.
— Стой, где стоишь, идиот! — свирепо зашипела Вера, схватив мужа за руку.— Они же увидят, как ты поднимаешься.
Звонок опять затрещал. Посетитель явно не любил, когда его заставляли ждать.
— Иди скорей, Пагги,—скомандовала Вера.
— Слушаюсь, моя госпожа! — отдал честь Пагги. Замерев, Чарли и Вера прислушивались к высокому
и пронзительному голосу, по которому они поняли, что это сама главная леди округи почтила Джесмин коттедж, остановив свой фешенебельный автомобиль его ворот.
— Я не знакома с миссис Бэкстер,— объясняла Ее Светлость,— но, пожалуйста, передайте ей мои глубочайшие соболезнования. Он был такой очаровательный человек! А... от чего?.. Правда? О, Боже, Боже! Мне он всегда казался таким хрупким. Эти артистические натуры требуют большой заботы. Иначе они могут просто угаснуть.
— Да,— вступил девичий голос,—даже просто танцуя с ним, можно было понять, какой это чуткий и отзывчивый человек. Он всегда интуитивно знал, что вы еще только собирались сделать.
Они оставили визитные карточки, и машина укатила прочь.
— Похоже, «бедный малыш» был в небрежении у этой противной блондиночки,— заметила Ее Светлость своей дочери в то самое время, когда Пагги входил в кухню.
— Леди Уоррен и ее толстая дочка, расфуфыренные по первому разряду,— ухмыляясь, объявил он.— По пути в ресторан или еще куда-то в этом роде. Обе весьма опечалены, особенно девица.
— Я танцевал с ней на благотворительном балу в пользу больницы,— объяснил Чарли.— Это было все равно, что пытаться удержать несущийся паровоз. Но мне ее было жаль. Они не принесли мне цветов?
— Конечно, нет. У них целые акры стекла и ничего больше. Все, очистить пространство! Сматывайся, Чарли.
— Нет,— вдруг решила Вера.— Раз уж он здесь, пусть выпьет чаю и согреется.
Едва заметная улыбка осветила лицо Чарли, наблюдавшего, как снует по кухне его белокурая красавица. Быстрыми, ловкими движениями она нарезала хлеб и наполнила водой чайник.
— Ты не забудешь завтра утром покормить птиц? — напомнил он ей.— Я как Муссолини — обожаю птиц.
Вера не обратила на него внимания. Когда она, наконец, принесла ему поджаренный хлеб, лицо ее выражало крайнюю озабоченность.
— Пожалуйста, милый,—сказала она.
— Спасибо. Мне бы еще покурить.
Она принесла ему сигарету и подожгла ее. В то время, когда он выдувал колечки дыма, девочка-школьница все еще стояла на коленях в своей тесной холодной спальне.
— Сделай гак, чтобы он был жив,— периодически шептала она, уже порядком изнуренная своей печалью.
Чарли умиротворенно взирал на пламя.
— Когда у меня будут деньги, я больше стану давать бедным,— сказал он.— Чтобы понять страдания других, необходимо самому перенести холод и голод.
— Раньше ты не отдавал им ни цента,— напомнила ему Вера.
Черли быстро переменил тему.
— А ты что же не пьешь чай? — спросил он ее. Она покачала головой, поджигая новую сигарету от
только что выкуренной.
— Я слишком обеспокоена,— ответила она.
— Чем?
— Тем, что все идет так гладко. Слишком гладко, это факт. Что же мы забыли?
Она повернулась к Пагги.
— Что точно говорил тебе тот человек? — спросила она.— Напрягись!
Пагги наморщил лоб, пытаясь сосредоточиться, Чарли же, полностью доверяя своим компаньонам, продолжал прихлебывать чай, грея у огня коленки.
— Наводку я получил,— начал Пагги,— от одного парня, чертовски славного малого, с которым познакомился на корабле, шедшем от Мыса Доброй Надежды. Единственный раз в жизни я ехал не третьим классом. Он работал в страховом агентстве. Когда я попросил его подробно рассказать, как можно надуть большую фирму, он мне много чего поведал.
— Что именно?
— Ну, он сказал, что фирме понадобится надежное доказательство насчет смерти. Сие означает, что надо иметь свидетельство о смерти, похоронное свидетельство— это нам еще предстоит — и свидетельство о рождении, чтобы подтвердить возраст, если оно уже не было предъявлено, когда человек страховался.
— Здесь у нас все в порядке,— отметила Вера.— А где могут случиться осечки?
— Судя по тому, что говорил этот парень, причиной осечки могут быть доктор, похоронное бюро, слуги, родственники, друзья и кредиторы. Вера стала проверять всех по очереди.
— Доктор. С ним нормально. Похоронщик. О нем мы тоже позаботимся. Прислугу мы отослали, а друзей и кредиторов у него здесь нет. Остается только его семья.
— У меня нет семьи! —заявил Чарли.— Я должен был сделать выбор между ними и тобой. И я выбрал мою жену.
— Заткнись, дорогой. Пагги, семье обязательно надо сообщить о его смерти, но письмо они должны получить так, чтобы ехать на похороны было уже поздно.
— Да они из-за меня и на дорогу тратиться не станут,— горько пожаловался Чарли.— Они всегда меня вышвыривали, когда я приезжал домой.
— Если они заявятся до похорон,— продолжала Вера,— мы пропали. Но мы должны написать им немедленно, иначе это будет выглядеть странно. Нельзя давать им повод для подозрений, а то они потребуют эксгумации. Думайте, вы оба! Как нам поступить?
Наконец, она сама нашла выход.
— Я знаю. Ведь после смерти твоего отца они переехали, так?
— Дважды, — отозвался Чарли.— Сперва в небольшой домик, а потом на квартиру.
— Опять нам везет. Мы отправим письмо по старому адресу. Они мне ни разу не писали, так что с какой стати я должна быть осведомлена обо всех их перемещениях?
— Да, но разве почта не пересылает письма на новый адрес? — возразил Пагги.
— Конечно, но на это уходит время. А если человек переехал дважды за короткий срок, то письма идут к нему через второй адрес, в общем, как-то так. Задержка должна быть, хотя бы на один день. Пиши им сейчас же, Пагги.
— Ладно,— проворчал Пагги. — Одно слово, проституция. Так, сидеть!
Он толкнул Чарли обратно в кресло, так как тот уже было вскочил, причем лицо его побагровело, а кулаки сжались.
— Ты оскорбил мою жену! — прокричал он.— Моя жена — порядочная женщина! Она замужем!
— Ох, да замолчи ты,— сказала Вера, хотя глаза ее и сверкнули в сторону Пагги.— Он хотел сказать, что я «в прострации». У него такое произношение, и это еще раз подтверждает, что он учился в Итоне*.
— Правда? — спросил Чарли, удивленно уставившись на таинственного приятеля.
— Да нет, в вечерней школе. Ладно, жутко извиняюсь и все такое.
— Хорошо, но больше гак не шути, Чарли уже позабыл свой гнев, почесал подбородок и вдруг улыбнулся.
— Завтра я избавлюсь от этой поросли! — радостно сообщил он.— Как, наверное, мне будет приятно поглядеть на свое прежнее лицо!
— Да-а, не то, что мне,— сказал Пагги.— В молодости, когда я еще барчуком жил в поместье, у меня была такая пасторальная физиономия — белая и румяная, как сало с прожилками.
— Пагги, кто ты? — спросила Вера.
— Разве я вам не говорил? Ну, раз у нас сегодня, после этой смерти, вечер откровений, я расскажу вам, но строго между нами.
— Что, ты ведешь свой род от римлян? — насмешливо закончила Вера.
* Итон — одна из девяти старейших в Англии привилегированных мужских школ. В ней учатся в основном дети из аристократических семей
Она рассмеялась, но вдруг на ее лице появилась гримаса досады.
— Что такое? — спросил Пагги.
— Мы совершили самый ужасный промах,— сказала она ему.— Мне напомнила об этом как раз борода Чарли.
Глава V
Покойнику—свечи
Оба уставились на Веру, она же со злостью стукнула себя по голове.
— Дура! — воскликнула она.— Но теперь ничего не изменишь, поздно! На два года мы опоздали,— она указала на Чарли и добавила.— Ему нельзя было приезжать сюда с бородой. Следовало бы отрастить ее потом, уже в Лондоне, для маскировки.
Чарли упрямо поджал губы. Он ни в коем случае не собирался во второй своей жизни быть бородатым папашей.
«Ну ладно, я могу отрастить эту гадость для Старминстера,—соглашался он в самом начале.—Это значит, правда, что целых два года мне придется содрогаться, каждый раз глядя в зеркало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26