Ее темные волосы были собраны в небольшой узел, а шляпка, похожая на подушечку для иголок, сидела чуть набок над голубыми миндалевидными глазами. Ее лицо, представлявшее собой почти идеальный овал, цвело здоровьем и было лишь слегка тронуто персиковыми румянами и темно-красной губной помадой. Она казалась тем, чем и была — красивой, со вкусом одевающейся провинциалкой.
Сморщенная сельская жительница поймала ее взгляд и сделала недовольное лицо, кивнув на сиденье со следами грязных подошв Чарли, а затем проговорила, обращаясь к ней:
— Отвратительно. Тому, кто вытер свои ботинки об этот диван, видно, и в голову не пришло, что тут должны сидеть другие пассажиры. Странные эти люди, которые никогда не думают о других, не правда ли?
— О, да, конечно,—сказала девушка, вызвав обожание Чарли своей манерой щурить глазки.— И, что особенно огорчает, таких, как правило, уже не перевоспитаешь.
Она говорила без тени застенчивости и ни капли не подстраиваясь под слушателей. Молодой человек что-то пробормотал в знак согласия, тогда как она была непрочь подискутировать и в споре найти истину. Однако, когда женщина ударилась в банальности, ее ответы ст али короче, а затем она открыла свою сумочку и вынула оттуда записную книжку и карандаш.
В первую очередь ее интересовали идеи, а затем люди, точнее—человеческие типы; открыв книжку, она начала писать.
«Люди... Малость занудная старая дева. Педантичная речь, нитяные перчатки. Скорее всего, сельская учительница. Слишком типична, чтобы вызвать к себе какой-то интерес. Красотка средних лет, с глазами, мерцающими под толстой вуалью и безупречной маской перламутровых белил. Она могла бы быть наездницей в заморском цирке. (По-моему, ни одно слово не звучит так романтически, как «наездница». Перед глазами сразу встает тонконогая лошадь и страстная женщина, чье имя начинается непременно на «з», с осиной талией, в высокой шелковой шляпе)... Тут еще есть определен-
но небезынтересный человек, возможно, писатель. На до его разговорить».
Перестав писать, девушка, а звали ее Дженнифер Берне, улыбнулась, и Чарли не понял, чему это она радуется. Второй молодой человек с интересом следил за ее карандашом, Чарли же не мог оторваться от нее самой. Хотя застенчивость и страх, что его окоротят, не позволяли ему спросить ее о впечатлении от видов за окном, воображение его было переполнено романтическими фантазиями.
Чарли был уверен, что, когда поезд достигнет конечной остановки, он и девушка уже не будут чужими друг другу. Эта поездка—лишь прелюдия к будущим встречам в Лондоне, и всегда при центральном отоплении и электрическом свете.
К счастью для него, бедняга не знал, что он был единственный из пассажиров, на кого Дженнифер не обратила никакого внимания. Едва взглянув на его рот, она решила, что тот слишком мал и женоподобен. Она предпочитала лица с подбородком, и чтобы последнего было в избытке, как у второго молодого человека.
Погруженная в собственные дела, она опять открыла сумочку и стала перебирать ее содержимое с таким видом, будто в купе больше никого не было. Читая письма, она выставляла напоказ их адреса, совершенно не заботясь о том, что их могут подсмотреть чужие любопытные глаза. Наконец, она достала портсигар, и, хотя Чарли рванулся предложить спичку, второй молодой человек опередил его с зажигалкой. Улыбка, с которой она поблагодарила их обоих, излучала самое искреннее дружелюбие, и у Чарли, почувствовавшего, что к нему относятся, как к равному, закружилась голова.
Ему это показалось чудом, ведь она была в высшей степени тем, что именуется «Красивой Девушкой», а у сего племени он всегда пользовался исключительно пренебрежением. Он сравнил ее роскошные формы с худенькой фигуркой Веры, и это пробудило его комплекс неполноценности.
Он пришел к заключению, что она принадлежит именно к тому типу женщин, который он обожает. Глядя на нее, но не в силах сделать ни шага навстречу ей из-за остальных попутчиков, он проклинал поезд за то, что тот летит так быстро. Постановив обязательно
встретиться с ней в Лондоне, он отбросил намерение поселиться в Брикстоне и решил остановиться в одном отеле в западной части центра Лондона, где всегда, приезжая в столицу, снимала номер его семья.
Уже смеркалось, когда пришел проводник и сообщил, что в вагоне-ресторане подают чай. Мимо их купе потянулись пассажиры. Так как дамы, судя по всему, тоже собирались пойти, Чарли поспешил вперед и, жаждая быть первым, стал расталкивать людей в тесном проходе.
Он хотел занять место для Дженнифер рядом с собой, но его дама так и не появилась, хотя он отразил притязания на место нескольких негодующих пассажиров. Когда он понял, что девушка осталась в купе, двум другим его попутчицам уже успели подать чай.
Отмахнувшись от официанта, он бросился назад по раскачивающимся вагонам. Когда он подошел к своему купе, второй молодой человек и Дженнифер болтали, будто старые друзья. Они не замолчали при его появлении, но он был совершенно уверен, что они вовсе не рады его возвращению, и ему пришлось извиниться.
— Такая толкотня не по мне,— смущенно сообщил он Дженнифер.— Но если вы хотите чаю, я вам принесу сюда.
Она улыбнулась и покачала головой.
— Очень любезно с вашей стороны, но я не пью чая в это время. Я с севера, а у нас обычно с чаем плотно закусывают. Думаю, мне придется оставить эту привычку, когда я поселюсь в Лондоне.
— Ах, значит, и вы едете в Лондон? — взволнованно спросил Чарли.—Я тоже.
— А это разве не лондонский экспресс? — удивился молодой человек с подбородком.
Эта реплика напомнила Чарли о необходимости быть осторожным, он будто услышал иронический голос Веры: «Правильно, милый, расскажи им все. Не забудь только упомянуть нашу маленькую шутку со страховой компанией».
Прикусив язык, он с завистью слушал их беседу.
— Я не мог не заметить имя литературного агента на одном из ваших конвертов,— сказал молодой человек.— Это ведь и мой агент.
— О, вы писатель? — с волнением спросила Дженнифер.
— Да. Возможно, вам знакомо мое имя?
Он назвал литературный псевдоним, повергший девушку в чрезвычайный трепет.
— Ну, конечно, я знаю вас! Я читала почти все ваши книги. Они мне так нравятся! Скажите...
Погрузившись в обсуждение литературных вопросов, они явно позабыли о Чарли. Когда поезд уже достиг лондонских предместий, девушка сообщила еще одну личную деталь.
— Я тоже пишу,— призналась она.— Но еще не публиковалась— пока. Литературную деятельность я начала, когда мне было девять лет,— написала стихотворение для детского конкурса.
Чарли использовал это как повод для своего выхода на сцену.
— Да, и мне приходилось участвовать в конкурсах. Я в этом деле был большой дока. Призов выиграл — Бог знает сколько. Это был довольно постоянный источник доходов.
— Ах, вы, маленький скряга! — засмеялась девушка.— Но это было здорово, правда? Я чувствовала настоящее волнение первооткрывателя, раскапывая древний город.
— Мне больше всего нравились кроссворды,— заявил Чарли.
— Кроссворды? — отозвался молодой человек с подбородком.— Пари держу, что за кроссворды вы не выиграли ни одного приза.
В его скептической улыбке было нечто, давшее Чарли понять, что его считают лжецом. Но ведь он говорил правду, и, естественно, возжелал доказать это.
— Если вам нужны точные данные,—с достоинством отчеканил он,— я могу назвать газету. Это была «Сноуф лейке».
Молодой человек ничего не ответил, но, продолжая улыбаться, переглянулся с Дженнифер, которая также, казалось, сдерживала смех. Чувствуя одновременно и тревогу, и досаду, Чарли что-то пробормотал насчет багажа и, покачиваясь от тряски, вышел в коридор.
После того, как он удалился, молодой человек пожал плечами.
— Вот врун! — заметил он.— «Сноуфлейкс» начала выходить довольно недавно. Судя по его виду, ему было лет двадцать, когда появился первый номер.
— Но, тем не менее, возможно, он все-таки участвовал в конкурсе,— предположила Дженнифер.— Такие мелочи, как возрастные ограничения, не могут остановить предприимчивого молодого человека.
Пока они беседовали, Чарли думал о только что пережитом унижении. Внезапно у него вспыхнули уши: он вспомнил, когда стали популярными кроссворды. Хотя года он и не знал, но в его детстве их не было, это точно. Его прошлое и прошлое этой девушки принадлежали разным эпохам.
Итак, он умудрился себя выдать. Голос Веры прозвучал, будто она была рядом: «Положи этому конец, как только остановится поезд. Они больше никогда не должны тебя увидеть. Позволь бедной девушке забыть тебя, Дон Жуан!». Но хотя он знал, что самым мудрым было бы отступить, в этой девушке было нечто такое, что задевало его за живое.
Ведь она была «красивой девушкой» и все-таки обращалась с ним как с человеком. Она, в каком-то смысле, представляла собой тот самый идеал, по которому бедняга тосковал, путаясь в неразберихе своего скудного ума. Но хотя она пробудила в нем самые чистые чувства, какие ему когда-либо приходилось испытывать, прореагировал он на них свойственным ему образом.
В мыслях он немедленно изменил Вере. Если бы, благодаря чуду, он смог бы сбежать вместе с девушкой и полученными от страховой компании деньгами, то покинул бы жену без тени сожаления.
Конечно, при условии, что ему не пришлось бы с ней быть жестоким.
Поезд вяло тащился мимо задворок многоквартирных домов, забираясь все дальше и дальше в сгущающийся лес труб, а Чарли стоял и кусал губы. Наконец, не в силах смириться с мыслью о расставании навеки, он бросился обратно в купе, как раз, когда они уже подъезжали к вокзалу.
Девушка прощалась с молодым человеком.
— Может, встретимся когда еще,— улыбнувшись, сказала она.— Вот будет интересно! Следите за книжными прилавками, глядишь, в один прекрасный день наткнетесь на мое имя. Дженнифер Берне. Жить я буду первое время в Клубе Минервы.
Молодой человек с подбородком в ответ дал свою карточку. Поезд остановился, коридор заполнился носильщиками. Девушка отдала свой чемодан и, оглянувшись, слегка улыбнулась Чарли.
— До свидания,—сказала она.
Она вовсе не думала с ним больше встречаться, понятия не имея об ожидающей ее страшной участи. Однако Чарли, увидев, как она прищурила глазки, окончательно потерял голову.
— М-может, еще когда встретимся,— с надеждой начал он.— Карточки у меня нет, но зовут меня — Чарли Бэкстер.
Глава XVI
Фотография
Едва эти слова вылетели изо рта Чарли, по его лицу пробежала гримаса ужаса. Спрыгнув на платформу, он стал проталкиваться через толпу, пока, наконец, не достиг вокзальной площади. Здесь он забрался в первое попавшееся такси и крикнул водителю название отеля. По дороге он клял себя за промах и содрогался при мысли о возможных его последствиях. Он говорил себе, что афера — дело для него непосильное. Ему приходилось балансировать на краю бездны, и один неверный шаг мог привести к катастрофе. Пока он окончательно не привыкнет к тому, что он — Честер Бивербрук, он не сможет ни расслабиться, ни вообще вести себя естественно.
Вскоре, однако, обилие машин и толпы на тротуарах начали его успокаивать. Среди этих миллионов он будет, конечно, в безопасности.
«Я никогда ее больше не увижу», — убеждал он себя.
Она, кстати, уже позабыла его имя. Ее звала новая жизнь, а эта поездка безвозвратно ушла в прошлое. Все пассажиры разделились и пошли каждый своей дорогой.
Тощая деревенская старая дева была с обожанием встречена четырьмя взрослыми детьми. Напудренная городская леди уже сидела в другом поезде, собираясь отправиться восвояси, к сельскому священнику, у которого она служила экономкой. Бедняжка ужасно хотела поскорее вернуться: она страдала кожной болезнью и очень стеснялась, когда на ее лицо смотрели чужие
Рлюди. Молодой человек с подбородком, поглощенный своей новой героиней, вовсе не собирался звонить в Клуб Минервы. Из всей компании только один Чарли Бэкстер был обречен на известность среди широкой публики.
Прибыв в отель, он привлек к себе не больше внимания, чем в Йорке. Теперь уж он вписал в журнал свое имя — Честер Бивербрук — с полной уверенностью. Он вовсе не был подавлен окружившим его великолепием, так как вернулся в ту роль, которую исполнял на Ривьере, и настроился скорее критически.
У него вызвало досаду, что в гостиничном киоске не нашлось номера «Старминстер Геральд», и ему пришлось заказать себе эту газету. Его жажда посмертной славы все еще не была утолена, но он утешился, напомнив себе о том, что старминстерцы, конечно, все еще о нем говорят. На следующем собрании комитета по гольфу наверняка составят и пошлют его жене ноту соболезнования, при этом сказав о нем много хорошего.
Он, конечно, не мог знать, что исчезновение мисс Белсон начисто вытеснило из местных умов воспоминание о его похоронах.
Когда тело выпало из гардероба, Вера не стала терять время на раздумья насчет того, как оно там оказалось. Она бросилась вниз по лестнице, лишь остановившись по пути, чтобы наполнить все имевшиеся чайники и поставить их греться на газовую плиту. Потом она побежала к нетерпеливому шоферу сэра Хораса.
— Я только что нашла мисс Белсон,—сказала она.— Пожалуйста, пройдите внутрь и позвоните леди Фрай и доктору.
— Она мертва?
— Боюсь, что да, но не говорите им этого. Просто попросите немедленно прибыть сюда.
Хотя Вера не сомневалась, что жизнь в женщине уже угасла, она была крайне настойчива в своих безнадежных и утомительных попытках оживить ее. По ее мнению, это было все равно, что раздувать мехами холодную золу. Тратить время на выслушивание сердца и тому подобные проверки она не стала. Когда прибыл доктор, тело мисс Белсон лежало на полу, укрытое одеялами и обложенное бутылками с горячей водой. В комнате несло нашатырем, а Вера, со взмокшими
прядями волос, ниспадавшими на раскрасневшееся лицо, растирала ей ладони.
К ее удивлению, доктор обнаружил признаки жизнедеятельности и несколько раз безжалостно гонял Веру за новыми лекарствами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26