– А разве мы не выпьем по чашечке кофе?– Конечно, выпьем!У Каролины теплеет на душе всякий раз, когда она замечает, как Оке становится все более уверенным в себе.– Я могу накрыть на стол, – предлагает он, – если мама сварит кофе.И Герда, собиравшаяся было улизнуть, недоуменно застывает, не решаясь уйти.– Ну же, мама, скорей!Герда уходит на кухню, а Каролина помогает Оке вынуть из буфета кофейный сервиз.– А они тоже будут пить с нами кофе? – спрашивает мальчик, показав рукой на маму и Розильду Каролина с улыбкой глядит на них. Теперь она, слава богу, полностью владеет собой.– Да, не хотите ли кофе? Выпейте с нами по чашечке. Все готово. Кофейник уже горячий.– Спасибо, но, пожалуй, не стоит, – мямлит мама. – Лучше мы пойдем, а ты зайдешь к нам как-нибудь потом.Но Розильда уже снимает пальто. Ей хочется остаться.Тогда и мама решается раздеться. Движения ее скованны. Как она говорит, ей всегда не по себе в обществе «незнакомых людей». Это видно. Но Каролина знает, что мама жалеет женщин, оказавшихся в таком положении, как Герда. Прошло немного времени, и мама начинает осваиваться. Каролина наблюдает, что Лидия в ней постепенно исчезает, а вместо нее то и дело проглядывает и даже иногда полностью верховодит Ида, Каролинина мама.Герда, которая смутилась и нервничала, когда пришла, после неоднократных приглашений все-таки осмеливается сесть за стол. Посиделки удаются на славу, хотя вначале за столом была напряженная атмосфера. Наконец Каролина даже без труда признается:– Это моя мама. А это сестра.Вначале она не могла заставить себя произнести эти слова.Но Герде действительно пора уходить, чтобы не опоздать на работу. Уже действительно много времени.Предполагалось, что Оке и Тира переночуют у Каролины, а Герда после работы тоже придет сюда ночевать.Мама вопросительно смотрит на Каролину:– Значит, мы больше не увидимся?– Это зависит от того, на сколько вы приехали, – отвечает Каролина.Но мама не знает, долго ли они пробудут в Стокгольме. Возможно, им придется уехать уже утром. Это говорит Ида. Затем мама вдруг становится какой-то отстраненной, и Каролина понимает, что Лидия уже близко и вот-вот снова возьмет верх над бедной Идой.– Нам надо домой. Мы ждем важных известий, – уклончиво произносит она и смотрит на Розильду, ища ее одобрения.– Да, но ведь совсем не обязательно, что мы получим их сегодня, мама, – замечает Розильда.Тогда мама вновь переводит взгляд па Каролину. В ее глазах читается мольба.– Мы так надеялись, что ты пойдешь ко мне и проведешь с нами то время, которое мы будем здесь. Разве ты не хочешь?Ее голос звучит умоляюще, однако Каролине надо подумать о детях.– Я не могу оставить детей одних, – отвечает она.И тут в дверях показалась Герда. Она не успела выйти из дома, как передумала и бросилась назад, решив попросить на работе выходной день.– Нет, Герда, так нельзя! Ты должна дорожить своей работой! – увещевает ее Каролина. – А я только и ждала сегодняшнего дня, чтобы побыть с Оке и Тирой. Быстро отправляйся на работу!Но Герда стоит как вкопанная; вместо нее в дело вмешивается Розильда.– А может, вам пойти к нам? Тебе и детям?Она имеет в виду Каролину и детей. Герда работает допоздна, так что она может переночевать у Каролины. Герда и Розильда переглядываются. Почему бы нет?Это хорошее предложение, оно нравится даже Оке, который не любит новизны. Он считает, что уговор дороже денег. Но предложение кажется заманчивым. К тому же и Каролина рада, а значит, все идет хорошо. Все довольны.Даже Герда, которой предстоит остаться одной дома у Каролины и наконец-то поспать сколько душе угодно.Так тому и быть.К огромной радости Оке Каролина бежит на улицу и останавливает пролетку – и они тут же отправляются в гости.
«Дорогая Сага!Ты учишь меня думать. Хотя мне совершенно невозможно до тебя достучаться, увидеть или услышать, ты все равно учишь меня…Да… Как ты знаешь, потом пришли они. Мама и Розильда.Прошло уже несколько дней, и я никак не могу вспомнить, что было тогда у меня на сердце, что-то очень важное. Хотя, наверное, не очень, иначе бы я не забыла.Но не стоит об этом думать. Лучше я расскажу, что произошло потом. Ты, конечно, все это знаешь, но, может, тебе все-таки интересно послушать мою версию.Итак, мы отправились к маме, все, кроме Герды.На душе было совершенно спокойно. Малыши – Оке и Тира – обладают удивительной способностью дарить мне спокойствие. Они дети и вправе быть впереди. Всегда и во всем. Никто, даже Лидия, не смогла бы требовать к себе большего внимания.Думаю, именно поэтому мне так хорошо с детьми.Дети – всегда самое важное в жизни. Даже такая эгоистичная натура, как я, должна понять и признать это.Пока Оке и Тира были рядом со мной, все шло так, как надо. Мама вскоре опять стала Идой, и мы втроем – мама, я и Розильда – играли и шутили с детьми. В тот вечер Оке никак не хотел идти спать.Но когда же он наконец уснул, между нами вдруг воцарилась странная тишина. Каждый спрятался под своим стеклянным колпаком, выбраться из-под которого становилось все труднее. Мы ходили рядом друг с другом словно чужие, убирали со стола, собирали сладости и все еще пытались говорить и шутить. Но сквозь смех и остроты прорастала гулкая тишина. Конечно, мы страдали от этого. Меня охватила паника. А Розильда была само спокойствие.Мама, которая все время, пока мы играли с детьми, была Идой, разумеется, потихоньку превратилась в Лидию. Медленно и неизбежно.А Розильда становилась все более грустной и молчаливой.Я стала рассказывать о театре, о толкованиях разных ролей, немного хвастаясь своими успехами, – словом, пела соловьем, пока вдруг не заметила, как гулко отдаются в тишине мои слова. Тогда я тоже смолкла. Я поняла, что болтаю о самом дорогом, о моей профессии, и все лишь затем, чтобы заполнить эту тишину.Лидия все это время слушала меня рассеянно, с отчужденным взглядом. Ни разу его на меня не подняв.Наконец она пожелала спокойной ночи и удалилась.Мы с Розильдой остались одни. Вначале мне стало легче. Наконец-то мы сможем поговорить! Но потом…Ничего не получилось. Мы сидели, переговаривались отрывочными фразами, со смущенным и тревожным видом улыбаясь друг другу.Но в каком бы отчаянном положении я ни очутилась, не могу удержаться от того, чтобы не изучать людей, это происходит более или менее бессознательно. Я вдруг поймала себя на том, что наблюдаю и запоминаю.Розильда стала делать какие-то странные знаки руками. Поначалу я не поняла, что это означает, но потом вдруг вспомнила, что точно так же она делала и раньше. В Замке Роз. Розильда просто-напросто ищет свой переговорный блокнот. Раньше я не видела, чтобы она так делала. Это должно означать, что она чувствует себя со мной настолько неуверенно, что вернулась к старому и позабыла, что она уже не немая – или еще хуже, на самом деле снова почувствовала себя немой.Наконец Розильда встала и на минуту вышла из комнаты.Вернувшись, она принесла записную книжку. Она вынула карандаш и написала на первой странице: Месье, до сих пор я ни разу не жалела о том, что я немая. Но сейчас я жалею даже о том, что не могу петь. И протянула мне блокнот с озорной улыбкой.Я прочла эти строчки со смешанным чувством.Я узнала их – это было первое, что Розильда написала мне в замке, когда мы только что познакомились друг с другом и остались на мгновение наедине. Тогда я была Карлом Якобссоном и помню, что в ответ я взяла руку Розильды и галантно поцеловала ее. Сейчас я не могла этого сделать.Розильда заметила мое замешательство и рассмеялась.– Разве ты не помнишь, как ты ответила?– Я поцеловала тебе руку. Разве не так?– Так, но ты еще кое-что добавила.– Нет, я этого не помню.– Ты сказала, что, возможно, это даже хорошо, что я не могу говорить, потому что, если бы мой голос был бы таким же чарующим, как я сама и моя улыбка, то ты бы этого не вынесла. Вспоминаешь?– Ох, нет… Неужели я так сказала?– Да-да… Тебе хорошо удавалось плести комплименты. Меня это тут же сразило, и я стала называть тебя Карлос.Розильда восхищенно расхохоталась, раскланялась и изобразила, как я выглядела, когда была неотразимым доном Карлосом.– Хватит, Розильда! Мне очень стыдно.– Почему? Ведь нам было так весело…– Неужели у тебя не возникло никакого подозрения насчет меня?– Ни разу. Ты была очень убедительна. Одно время я была даже влюблена в тебя…– Но ведь это скоро прошло… или нет?– Прошло, хотя для этого, так или иначе, потребовалось несколько недель. Я ведь, как ты знаешь, очень непостоянна. Но я, безусловно, восхищалась тобой. И до сих пор восхищаюсь.– Почему?– Ты прекрасно знаешь почему. Не притворяйся. Эта покорность тебе не к лицу. Она наигранна. Что мне в тебе нравилось, так это то, что ты никогда не строила из себя скромницу. Ты знаешь себе цену. Это меня восхищает. Как и твое умение действовать.– Действовать?.. О чем ты?– Ты всегда знаешь, чего хочешь. При любых обстоятельствах. И затем воплощаешь то, что задумала. Никто в целом мире не может помешать тебе. Я совершенно уверена: ты станешь прекрасной актрисой, одной из самых лучших.Розильда серьезно посмотрела на меня. Она не льстила, а говорила, что думает.Я и сама почему-то убеждена, что далеко пойду в этой жизни. А почему бы нет? Иначе я бы выбрала другую профессию. Я так и сказала Розильде и затем добавила:– Но мне надо быть полностью уверенной в своих силах. А не чувствовать себя перед кем-то в долгу.– Для тебя это настолько важно?– Да. Необычайно важно.Розильда с удивлением взглянула на меня.– У тебя такой строгий голос…– Разве? Я не заметила.С минуту мы посидели молча, Розильда рисовала в блокноте узоры и фигурки. Я лишь наблюдала за ней – она была такой красивой, когда задумалась. Потом она снова подняла на меня глаза и улыбнулась:– А как же все-таки быть с покорностью?– Ну и вопросик!– И что она имела в виду, когда сказала, что у меня строгий голос?Я раз и навсегда запретила себе зависеть от кого-либо, даже от своих учителей – какими бы хорошими они ни были. Главному я все равно должна научиться сама. Просто потому, что никто не думает так, как я, ведь у меня совсем иная отправная точка. Возможно, это касается вообще всех людей. Ведь все мы разные.Многие считают, что мне не хватает покорности, и это отчасти правда. Ведь во мне нет естественных задатков к ней. Да и кому, кстати, было научить меня покорности?Это качество редко возникает само по себе. Для него должна быть по меньшей степени какая-то питательная почва.Розильда буравила меня взглядом, удивленно улыбаясь, – я попыталась ей объяснить:– Да, в том, что ты говоришь, есть правда. Я не хочу сидеть тише воды, ниже травы и, как я уже говорила, не хочу зависеть от кого бы то ни было на этом свете.И все же меня нельзя назвать бесчувственной. Даже если я не покоряюсь кому-то непосредственно, я иногда способна испытывать глубокую благодарность. Бывает, я даже ощущаю очень сильную потребность сказать кому-то спасибо.– Да что ты говоришь?!Розильде тут же захотелось узнать, кому же мне иногда хочется сказать спасибо, но я не сумела ответить.– Но ведь это, должно быть, кто-то особенный? – задумчиво произнесла она.– Конечно…С этим я не могла не согласиться. Но больше мне нечего было добавить.Я пожала плечами, и Розильда уставилась на меня во все глаза.– Наверно, это Бог, да? – вырвалось у нее, и она сама удивилась сказанному.Я и сама чуть было не пришла к этой мысли. А впрочем…– Нет, вряд ли. Нет.Я покачала головой. Розильда на мгновение задумалась, наморщив лоб, как будто решала какую-то серьезную проблему:– Но ведь должен быть кто-то, кого ты хотела бы отблагодарить…– Да, безусловно, кто-то должен быть…С минуту мы сидели молча, а потом Розильда продолжила развивать свою мысль:– Если это не какой-то особенный человек, которому ты благодарна, то это скорее всего, не кто иной, как Господь Бог.Сделав небольшую паузу, она добавила:– Может, ты даже веришь в Бога, Каролина?Она произнесла это с таким удивлением и одновременно сомнением в голосе, что я не смогла удержаться от смеха.– Не могу себе даже представить такое! Значит, это должен быть именно Бог, к которому даже такие творения, как я, испытывают благодарность.А разве можно разделять Бога и его творение?На этот вопрос я не могла ответить.Дорогая Сага, больше я не могу писать. Нужно завершить работу над Иоанной. Мне пришла в голову одна идея, которую мне хочется попробовать. Так обычно бывает всегда, когда я пишу тебе.Итак, я пока заканчиваю писать, но я еще вернусь.Твоя спешащая К.» ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ «Сага, я должна рассказать тебе до конца про мой разговор с Розильдой. Прошло несколько дней, но он словно отпечатался в моей памяти. Это особый дар – запоминать сказанное слово в слово. В этом мы с Розильдой похожи. Она считает, что обладает этим даром потому, что долгое время не могла говорить. Но я думаю, это скорее от того, что мы с ней так похожи. Кроме того, возможно, это передалось нам по наследству. Мы говорили об этом.– В таком случае, это от папы, – сказала Розильда.Но это, конечно, шутка. Ведь у нас разные отцы. Да и вообще я не припомню, чтобы Максимилиам Стеншерна отличался особой памятью на реплики. Я, конечно, знала его не так близко, но он не производил такого впечатления. От кого мы унаследовали этот дар, сказать трудно. Ни одна из нас этого не знает, да это и не имеет большого значения.Как бы то ни было, мне удалось подметить несколько интересных и выразительных жестов Розильды для своей Иоанны. Когда мы говорили о религии, мне показались очень характерными выражение лица и движения рук Розильды, отражавшие смесь сомнения, удивления и изумления.Но вернемся к нашему прерванному разговору.Розильда вдруг взялась утверждать, будто я религиозна и верю в Бога, а я сказала, что верю скорее в некое творение. Тогда она спросила, как можно отделить Бога от творения, если это не одно и то же.Но что я могла на это ответить?– А ты религиозна? – спросила я вместо этого. Розильда задумалась, а потом сказала:– Как ты знаешь, нас воспитывала Амалия: маму, меня и Арильда. И нам пришлось научиться набожности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53