Молодой человек покупает у нее букетик и заходит в лифт.Камера следует вверх за лифтом и останавливается на двери.Дверь открывается, из лифта выходит молодой человек, нюхающий фиалки.Он стоит на мосту и смотрит на раскинувшийся внизу город.Новый общий план – крыши домов, море, небо. Новая музыка (более спокойная – пока еще не знаю какая, может быть, что-нибудь из Брамса). Сейчас мы впервые видим лицо молодого человека крупным планом. Он нюхает фиалки. Прячет лицо в букетике цветов. Тяжело вздыхает. Позади него проходит молодая девушка. Она направляется к лифту.Заметив его, она останавливается, на минутку колеблется, продолжает медленно брести дальше. Снова останавливается и делает несколько шагов в его сторону.ОНА (тихим голосом). Ты?..ОН (вздрагивает, увидев ее). Ты?..Некоторое время они стоят, уставившись друг на друга.Но вот он подходит ближе, протягивает ей букетик фиалок.ОН. Это тебе…ОНА (смотрит на фиалки, но не берет их). Спасибо, но…ОН. Возьми, это тебе.ОНА (берет в руки букетик, нюхает его). Откуда ты знал, что я приду?ОН. Я этого не знал.ОНА. Но ты же купил мне цветы?ОН (с грустной улыбкой). У меня всегда с собой цветы для тебя, но я никогда не могу рассчитывать на то, что ты их получишь.ОНА (тряхнув головой). Что ты имеешь в виду?ОН. Я имею в виду… что чаще всего ты не приходишь.ОНА. Но мы ведь не договаривались о встрече?ОН. Собственно, я не меньше тебя удивлен нашей встрече.ОНА. Значит, ты перестал шпионить за мной?ОН. Я никогда за тобой не шпионил. Я только случайно встречался у тебя на пути. Ты – моя Судьба. Я тянусь к тебе, как мотылек к свету. Или как цветок к солнцу. Видимо, это родство душ. Нет, шпионством тут и не пахнет. Кстати, а куда ты направляешься?ОНА (насмешливо). А разве ты не знаешь? Тебе ведь про меня все известно!ОН (многозначительно улыбаясь). Не все. Что знает мотылек о свете? Что знает цветок о солнце? Его лишь таинственно тянет к нему…ОНА. Ужасно поэтично! (Подходит к перилам моста и смотрит на город.) ОН. Поэтично? Ты так считаешь? (Идет следом за ней и становится рядом. Говорит тихим, глухим голосом.) Подумай только, для бедного мотылька встреча со светом чаще всего означает смерть.ОНА (вторит ему). Подумай также, что для цветка встреча с солнцем почти всегда означает жизнь. Ужасно глубокомысленно, не правда ли?ОН (драматично вздыхая). Да, это так. У всякого малого своя судьба.ОНА (насмешливо). А я, по-твоему, цветок? Или, может, даже само солнце?ОН. Ты – все… и цветок, и солнце, и… свет.ОНА (тем же тоном). А ты, значит, несчастный мотылек?..Он не отвечает. Оба стоят, облокотившись на перила. Но вот он покидает ее, переходит на другую сторону моста, облокачивается спиной на другие перила, стоит теперь лицом к ней.Она остается на месте, но медленно оборачивается к нему. Они, таким образом, стоят теперь друг против друга по обе стороны моста. Она улыбается, он – серьезен.ОНА (оборачиваясь). Куда ты исчез?ОРТ Я только хотел немного отдалиться.ОНА. От меня?ОН. От нас!ОНА (пожимает плечами, ничего не отвечает). Стайка учеников из Старого города во главе с учительницей гуськом проходит мимо между ними. Теперь у детей в руках флажки, которыми они размахивают.Молодые люди молча провожают детей взглядом до тех пор, пока те не скрываются из виду. Он снова переходит на другую сторону моста, к ней. Оба стоят с непокрытыми головами, ветер раздувает их волосы.ОНА. Что, надоело быть вдалеке?ОН (молча смотрит на нее). Они отворачиваются и снова глядят на раскинувшийся внизу город.Панорама весеннего неба и стремительно ныряющих в море чаек.Музыка снова меняется, становится тише, звучит в миноре.ОН. На этом месте, где мы сейчас стоим, стояло немало несчастных людей.ОНА. Гм…ОН. Многие собирались покончить с собой и броситься с моста.ОНА. Гм…Короткая пауза.Музыка.Лица героев поочередно крупным планом.ОН (глубоко вздыхая). А что вообще такое «несчастная любовь»? Ты это знаешь?ОНА. Нет… Но ты должен знать!ОН (снова вздыхая). Почему ты так думаешь? Я знаю только, что такое «счастливая любовь».ОНА (слегка удивившись). Что-то новенькое! Разве такая существует?ОН. Да.ОНА. И как же она выглядит?ОН. Ну… если бы ты меня любила… то это была бы счастливая любовь.ОНА {обеими руками схватившись за голову). О-о-о! Ну и идиотка же я! Сама виновата, что задаю такие глупые вопросы! (Берет себя в руки и смотрит на него.) Нет, друг мой. Счастливая любовь выглядит совсем не так. И ты это хорошо знаешь!ОН. Вот как! Ну что же, расскажи!ОНА (убежденно). Если бы я сейчас упала в твои объятия, то тогда ты и стал бы по-настоящему несчастным. Потому что тогда ты внезапно, безжалостно, в одно мгновение ока лишился бы всех своих самых сокровеннейших чувств и переживаний: тоски, томления, ожидания, грусти… Иными словами, для тебя мгновенно все рухнуло бы.ОН (улыбаясь). Я ни слову не верю из того, что ты говоришь, но тебя интересно слушать. Продолжай! Я весь внимание!ОНА. Мне нечего больше добавить. (На секунду задумавшись.) Нет, счастливая любовь для тебя, друг мой, – это как раз несчастная любовь. Та самая, которая обогащает тебя, делает тебя трагичным, глубокомысленным, поэтичным…ОН (слушает, блаженно улыбаясь). Очаровательно! Ты это серьезно? Пожалуйста… говори! Еще! Еще!ОНА. Поэтичным… Безумно одаренным… Каким угодно… Но… в твоих собственных глазах!ОН (сжав кулаки). Несносная девчонка!ОНА (нюхает фиалки, с победоносной улыбкой протягивает ему назад букетик цветов). И все это благодаря мне! Прощай же, мой друг!
КОНЕЦ
Вряд ли когда-нибудь пригодится! Уф, как сложно!Она все время забывает о том, что это не театр. Слишком много болтовни! Слишком много текста между кадрами. Людям может надоесть.Кино строится не на диалоге! А на изображении! На движениях. Мимике. Кино – это прежде всего пантомима. Ей это хорошо известно.Но ее сила как раз и заключается в словах, в диалоге, в репликах! И пока кино будет оставаться немым, оно, видимо, будет не для нее. Если она, конечно, не научится рассказывать изобразительными средствами.Если бы ей было кого спросить…Но кино, очевидно, снимают только мужчины, а они вряд ли когда-нибудь станут воспринимать ее всерьез.Увы… Сейчас у нее все равно нет времени об этом думать.На носу уже Пасха. Время идет, а Берта так и не написала!Зато пишет мама. Каролина уже получила от нее несколько писем. Мама упорно настаивает. Каролина ответила, что еще не знает, приедет она или нет, но обещает подумать об этом.То же самое было на Рождество. Каролина хочет и в то же время не хочет поехать в замок. Но сейчас, когда наступила весна и дни стали светлее, жизнь там станет намного легче. Хотя понятно, что холод еще долго будет держаться в стенах замка.Но на улице уже не так темно. Меж толстых стен замка весенний свет намного ощутимее. Пройдет некоторое время, прежде чем он проникнет внутрь. И тогда станет просто ослепительным. Торжествующим, уверенным в своей победе.Да, каждую весну, подобно чуду из чудес, свет возвращается в Замок Роз.В письмах мама тоже пишет об этом.Она старается заманить Каролину светом и Бертой.Но от самой Берты ничего не слышно. И это наверняка неспроста. Может, она приняла приглашение, сохранив за собой молчаливое право позвонить и отказаться в последнюю минуту. Тогда она не станет писать Каролине, чтобы та не поехала зря.Но подобные интриги вовсе не в ее духе.Каролина сама могла бы запросто придумать что-нибудь в этом роде, но Берта – слишком добропорядочный человек. Нет, видимо, она не пишет Каролине по какой-то совсем иной причине.И тут неожиданно, за два дня до Пасхи, от Берты приходит открытка, в которой мельчайшим почерком нацарапано:«Каролина!В Страстную пятницу я еду в Замок Роз. Останусь там на суб. и воскр. Мой поезд прибудет во втором часу. Если ты в тот же день выедешь самым ранним поездом из Стокг., то приедешь туда примерно часом позже. Я подожду тебя на станции. Возьми с собой как можно меньше багажа – так, во всяком случае, сделаю я, – тогда мы сможем пойти в замок пешком. Как в тот раз, помнишь?Я не успею получить твой ответ. Если ты не сможешь приехать, то я это пойму. Я просила, чтобы меня никто не встречал. Жду тебя!Пред. тебе Берта».Это другое дело!На секунду Каролину охватывает трепет, почти страх. Сердце громко стучит у нее в груди. Неужели она сама, добровольно?..Но страх быстро проходит. Конечно же, она поедет!Не может же она допустить, чтобы Берта стояла там одна на станции и ждала ее понапрасну…Нет, обратной дороги нет. Остается лишь отправиться в путь.Но следует ли написать, чтобы предупредить маму? А почему бы не преподнести им сюрприз? Тогда у них не возникнет напрасных ожиданий, которых она затем все равно не сможет оправдать. И если мама еще какое-то время останется в неведении, то, может, после она даже сильнее обрадуется встрече с ней, Каролиной?Да и ей самой будет намного проще появиться в замке в обществе Берты. Особенно при встрече с Арильдом и Розильдой – но в первую очередь, конечно, с Арильдом. Каролина немного боится встречаться с ним.И с мамой ей тоже будет нелегко…Маме тогда придется разыгрывать перед ней Иду. А это ей вряд ли удастся – ведь мама сейчас до мозга костей Лидия – и только Лидия. Она уже сделала свой выбор, обрела свое изначальное «я», и Каролине не стоит ее за это упрекать. Ей только будет нелегко смотреть, как мама из чувства долга вновь примется играть роль Иды. Тогда как она уже отказалась от нее.Но может, теперь в присутствии Берты это будет не столь заметно? Мама сможет спрятаться за ролью гостеприимной хозяйки и держаться нейтрально, безлично. И это намного лучше.Как странно будет снова вернуться в Замок Роз! Какое странное, пугающее чувство!А как хорошо было бы вернуться туда и остаться при этом самой собой! Без всякого притворства и выкрутас! Но ей, конечно, снова придется играть и притворяться. Выступать во множестве разных ролей – ведь все от нее именно этого ожидают. Иначе они могут разочароваться в ней. Впрочем, ее это мало заботит. Хотя актрисе, конечно, всегда неприятно испытать разочарование публики.Нет, тяжелее всего не обманутые ожидания, а то, что никто из них не в состоянии увидеть ее такой, какая она есть: обычной, ничем не примечательной девушкой. Выступить в роли самой себя было бы для нее все равно что предстать перед ними в обнаженном виде. Все бы только смутились. Равно как и она сама.И все же она должна рискнуть. Ей совсем не хочется приехать в замок и снова разыгрывать из себя независимую особу. Когда играешь на сцене, становится неинтересно разыгрывать театр в жизни. Ведь тогда нужно быть очень осторожной, чтобы не потерять саму себя. Потому как на сцене актер тоже теряет себя. Здесь есть таинственный закон, которого нельзя нарушать.В тот раз, когда они с Бертой впервые приехали в замок, все было совсем по-другому. До того, как она познакомилась со всеми обитателями замка и все с ней. Тогда она лишь испытывала сильную необходимость играть и дурачить весь свет. Было ужасно интересно переодеваться и становиться кем-то другим, все это казалось лишь «забавной игрой». Она сама не заметила, как эта игра постепенно становилась все более и более серьезной. И не только для Арильда и Розильды. Но и для нее самой тоже. Сама того не сознавая, Каролина все больше и больше входила в роль Карла Якобссона, старшего брата Берты, и в конце концов ей стало трудно выйти из этой роли.В то время она еще не знала, что хочет играть в театре. Хотя все время и хвасталась перед всеми, что родилась актрисой. На самом деле она поняла это только тогда, когда, сбежав из замка, встретилась с труппой Вилландера. Эта встреча стала для нее настоящим событием. Именно тогда ей и пришла в голову мысль о театре. Ведь она вынуждена была играть другие роли. В настоящих пьесах, с другими актерами и всемогущим режиссером.Поэтому ей так поспешно и таким необычным образом пришлось выйти из роли Карла Якобссона.Тогда она не задумывалась об этом, но сейчас она усматривает в этом знамение Судьбы, волю Провидения. ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ Заметно, что Ингеборг вовсе не рада тому, что Каролина собирается уехать на Пасху. Она, конечно, ничего не говорит, но это все равно чувствуется. Каролина рассказала ей о Замке Роз. Однако без всяких подробностей. Лишь упомянула об Арильде и Розильде, но ничего не сказала о том, что они ее сводные брат и сестра. Ей не хотелось об этом говорить.И о маме она почти ничего не рассказала. Ингеборг со своей стороны также о себе не распространялась. Она вообще очень редко о себе рассказывает. У Каролины такое впечатление, будто Ингеборг что-то носит в себе, о чем она не хочет ни с кем делиться. Единственное, что она рассказала Каролине, так это о своей пресловутой «вине». В остальном же Каролина не очень много знает о подруге.Когда разговор не заходит о Герде или о се детях, то большей частью они рассуждают о театре, или о «профессии», как они сами говорят. Но эта тема сама по себе настолько неисчерпаема, что не оставляет времени ни для чего другого. Именно по этим разговорам Ингеборг теперь будет скучать.– Всю пасхальную неделю мне будет не с кем поговорить о театре! Какой ужас! – восклицает она.Но Каролина думает, что раз Пасха – церковный праздник, то Ингеборг наверняка будет почти все время проводить на службах. Поэтому ее отъезд не будет иметь большого значения.К тому же в театрах на второй день Пасхи пройдет множество новых премьер, на которые Ингеборг может сходить. Но когда Каролина говорит об этом, Ингеборг возражает:– Нет, что ты! Без тебя – никуда! Я дождусь твоего приезда.И она с удивлением и легким упреком смотрит на Каролину, которая говорит:– Не думай обо мне. Думай о себе!Тут Ингеборг по-настоящему обижается:– Неужели ты думаешь, что мне этого захочется? Пойти в театр без тебя?– А что в этом такого?Но Ингеборг качает головой.– Мне это никогда даже в голову не пришло! Самое интересное – это наши разговоры после спектакля. Когда ты все начинаешь критиковать.– Разве? Неужели я критикую?– Конечно! Разве ты не знаешь?– Никогда не знала. Часто все увиденное производит на меня такое сильное впечатление, что я немного теряюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53