— Или, падая, буйну голову всё-таки повредил? Не могу я вред причинить человеку православному, доброму. Обет такой дал. Ступай себе с богом домой.Я заскрипел зубами. Не может он православному доброму Гавриле вред причинить! И тут у него обет! Что же делать теперь?Гаврила, явно сбитый с толку, стоял столбом, загораживая дорогу богатырю.— Ну же, дай мне проехать, мил человек… — ласково проговорил Георгий.— Больно! — неожиданно завопил воеводин сын, хватаясь обеими руками за свою правую ногу. — Конем стоптал! Ног лишил!Георгий открыл рот, а вошедший в роль Гаврила рухнул ничком и зашелся в таких стенаниях, что даже мне стало не по себе.— Обет нарушил! — вопил Гаврила. — Убил меня совсем! Ах, на что я теперь годен без ноги буду!— Мил человек… — начал было богатырь, но голос его заглушила серия стонов.Из открытых ворот уже выглядывали любопытные слуги.— Стоптал! Стоптал! — надрывался заметивший пополнение аудитории Гаврила. — Ах, боль какая! Ах, боль!.. Чтобы девицу-невесту суженую у меня украсть, обет свой нарушил, на безоружного напал!..— Не нападал! — еще громче закричал Георгий. — Врет он всё, поклеп возводит! Сам налетел, как смерч, из кустов!— Умираю! — взвизгнул Гаврила и, закатывая глаза, добавил. — А святой обет ты всё-таки нарушил, бесстыдник…— Врешь! — проревел богатырь, выхватывая из ножен громадный свой меч. — Сейчас я тебя, дьяволово отродье!..Ну молодец, Гаврила! Довел-таки Жорика до белого каления!.. Талантливый парнишка… Как бы теперь только ему голову не срубили этим чудовищным кладенцом!.. Я торопливо пробормотал заклинание невидимости и выбежал на свет.Георгий, соскочив с коня, несколько опомнился. Меч вложил обратно в ножны, припомнив, что перед ним — безоружный отрок, да еще вроде и травмированный… Не знаю, наверное, он хотел Гаврилу в назидание отшлепать или пенделей надавать — иначе зачем ему было спешиваться? Но намерения Георгия так и остались нереализованными, потому что воеводин сын, забыв о поврежденной конечности, резво вскочил на ноги и с криком:— Никому не позволено отрока Гаврилу обижать! — влепил богатырю нехилую оплеуху. Что самое удивительное, богатырь устоял на ногах!.. Не в полную силу Гаврила бил, что ли? Стеснялся, или не до конца захватил его азарт драки еще?.. Слуги вдовицы Параши, густо заполнившие проем между раздвинутыми полностью створками ворот, оживленно загалдели, предвкушая увлекательное представление. На всякий случай я подошел поближе. — Вот же тебе за мою обиду еще! — Гаврила снова широко размахнулся, но на сей раз его удар не достиг цели. С непостижимой ловкостью закованный в стальные доспехи богатырь увернулся от увесистого кулака, схватил одной рукою детину под локоть, а второй за пояс и умелой подсечкой обрушил его наземь… Не видать мне во веки вечные родного адского пламени, если это не прием самбо! Нет никакого сомнения — Гавриле требуется помощь! Как бы это поаккуратнее сделать?..Пока я соображал, события развивались со стремительностью просто поразительной. Гаврила вскочил на ноги, размахнулся сразу обеими руками, но богатырь и на этот раз без труда ушел от удара — воеводин сын, по инерции пролетев два шага, головой врезался в кованое седло. Конь шарахнулся в сторону, а Гаврила снова опрокинулся.Второй раз поднялся он уже не так быстро. Надо отдать ему должное, теперь он действовал явно осмотрительнее: без оглядки в бой не бросался, топтался вокруг противника, делая обманные выпады, — пытался подловить Георгия и врезать наверняка и в полную силу.Наконец, как ему показалось, удобный момент настал. Георгий, отступая от сучившего во все стороны кувалдами отрока, споткнулся. Гаврила взревел, занося над головой врага кулак, и… тут же полетел вверх тормашками! — богатырь, взмахнувший руками вроде бы для того, чтобы удержать равновесие, мгновенно перегруппировался, несильно толкнул кончиками пальцев детину под подбородок, для пущего эффекта еще и зацепив шпорой правую Гаврилину ногу.Гаврила, Иванов сын, рухнул как подкошенный!.. Вот так богатырь Георгий! Вот так мастерство рукопашного боя!.. Честное слово, такого я не видел даже при непосредственном участии в урегулировании конфликта между кланом шаолиньских монахов и сектой дзинь-циустов-душителей!.. И ведь Георгий даже не ударил пока ни разу детину по-настоящему! Всё время в обороне! Меч свой и тот не обнажил — хотя бы для устрашения! Не может и Гаврила применить искусство убойной плевбы — лицом к лицу с противником особо не поплюешься…Встав на четвереньки, Гаврила бросился вперед, намереваясь схватить богатыря за ноги и повалить. Тот взвился в воздух, в безупречном сальто пролетел метра два и приземлился точно позади отрока. Легонько толкнул его ногой в массивную задницу, и воеводин сын пропахал носом землю.Ну всё!.. Пора этому конец положить!.. Увальня-переростка богатырь победил с блеском — посмотрим теперь, как он справится с невидимым бесом…Разминая руку для фирменного хука слева, я неслышно подошел к богатырю, укоризненно наблюдавшему за тем, как посрамленный отрок барахтается в дорожной грязи.Георгий вздрогнул и на секунду замер. Потом рывком развернулся, одновременно вытаскивая из ножен меч. Прежде чем я успел удивиться тому, каким это образом богатырь сумел почуять мое приближение, Георгий рукою, защищенной боевой перчаткой, перехватил меч за лезвие и — без размаха, но сильно и точно — влепил мне перекрестьем прямо в лоб.Сильнейший удар — да еще крестом!Летел я, наверное, метра три, а потом катился по земле кубарем метров двадцать — как раз столько, сколько необходимо было пролететь и прокатиться, чтобы оказаться в тех самых кустах, где мы с Гаврилой прятались, ожидая выезда супостата со двора вдовы.Последнее, что я успел услышать, перед тем как потерял сознание, — восторженные крики слуг, наблюдавших схватку. И встревоженные вопли поселян, сбегавшихся на шум к вдовьим хоромам. * * * — Гостенек любезный, — потирая уши, проговорила Заманиха, присаживаясь рядом со мной на травку в тени лесной своей избушки. — Мне от прабабки моей отличное заклинание осталось — лишение речи. Давай мы детине неразумному жабу в рот засунем и заговорные слова скажем, чтобы он ее выплюнуть не мог. Тогда он орать наконец перестанет. А то всех зверюшек распугал в лесу!— Себе жабу засуньте… знаете куда?! — неистовствовал Гаврила, размахивая кулаками. — Нечисть поганая! Погубили меня! Погубили! Как я теперь людям в глаза смотреть буду?! Убью вас! Переплюю всех до одного!Я закурил третью подряд сигарету. Заманиха вертела в сморщенных лапках кусок сосновой смолы. Гаврила болтался в воздухе, крепко привязанный за ноги к толстенной дубовой ветке.— Это неплохо, что мы у него смолу-то отняли, — заметила она. — Теперь ему для плевбы снарядов не накопить… Да и орет он без отдыха два часа уже… Откуда слюне взяться? А всё-таки жабу в рот — было бы надежно…— Засуньте себе свою жабу! — в который раз истерически предлагал Гаврила, молотя ни в чем не повинный воздух ручищами. — Вместе с договором вашим уродским! Не хочу никаких договоров! Отдайте обратно мою душу! Не хочу!— Обратной силы договор не имеет, — злорадно заявила бабка. — Раз уж подписался — теперь всё. Надо было смотреть, что подписываешь! И срок работы беса Адольфа не ограничен по времени… Так что, детина, ори не ори, а никуда тебе не деться…Я молчал. Курил. А к чему мне разговаривать-то? Да и сказать было нечего. Опростоволосился — это да. Маху дал. Как никогда за все годы службы — клянусь огненными вихрями преисподней!Кто ж мог подумать, что богатырь Георгий с такой легкостью справится с Гаврилой? Понятно теперь, как он на ратном поле легендарные почести приобрел. Хлипенький-то хлипенький, а в который раз доказал, что мощь телесная не имеет значения. Как он Гаврилу месил! Чтоб у меня хвост отвалился, как он его месил!.. Оксана-девица только успевала хихикать в ладошки, радуясь за своего возлюбленного!.. Недолюбливаю я русских богатырей. Какие-то они… неправильные! Сплошной нестандарт!.. Этот Георгий: от горшка два вершка, а играючи детину в пять раз больше себя с грязью смешал — в прямом и переносном смысле!.. Или того же Илью Муромца взять. Тридцать лет и три года валялся на печке, понятия не имея о таких вещах, как спортзал и тренировка, а потом вдруг встал и всем накостылял.Где логика?Кстати, насчет логики… Как Георгий смог меня узреть? Я же невидимым был! Никто меня не видел — ни слуги, ни Оксана, ни народ, сбежавшийся на шум, ни даже сам Гаврила… А богатырь всея Руси углядел. И врезал, конечно. И не просто так, а крестом! Удар крестом для беса в тысячу раз больнее, чем, скажем, дубовой палицей или куском рельса с железнодорожного полотна! До сих пор голова гудит, перед глазами искры сверкают… Ничего не соображаю… И неизвестно еще, когда оклемаюсь!.. Да, крестом… Выходит, Георгий понял, кто я такой есть?Но как? Как??— Урррою!!! — ревел Гаврила…Вовек не забуду сегодняшнего дня! Внукам и правнукам моим, бесенятам, буду пересказывать позорную историю первого своего провала — в назидание! * * * …Получив перекрестьем рукояти меча в лоб, я укатился в кусты. Потерял сознание, но всего на несколько минут — может, на десять, не больше. А когда очнулся…Народу на пятачке у открытых ворот вдовы Параши набилось великое множество. Человек сто примерно. Тут были и слуги вдовы (им достались места в первых рядах), и жители близлежащей деревни, и дворовые папаши Гаврилы, и десяток опричников, что называется, при исполнении. Стоял там и уже знакомый мне мельник Федя — судя по связанным сзади руками, его снова захомутали опричники.Благочестивый богатырь Георгий, воодушевленный вниманием публики, веселился вовсю. То принимал картинную позу, ставя ногу на поверженного отрока, как на охотничий трофей, то хлопал Гаврилу перчаткой по широкой спине, имитируя процесс выбивания пыли; даже один раз — когда оглушенный сын воеводы Ивана умудрился подняться на четвереньки — оседлал побитого противники и для потехи пришпоривал его, цокал и натягивал воображаемые поводья. Каждую выходку Георгия народ встречал взрывом хохота.Мне сразу вспомнились собственные инструкции, выданные Гавриле перед боем:«…Очень важно, чтобы Оксана увидела: вы случайно повздорили, подрались и ты накостылял богатырю всея Руси по шее без всякого почтения. Попытайся также нанести ему как можно более позорные повреждения. Чем смешнее будет выглядеть поверженный противник, тем лучше. Запомни — ничего непригляднее опровергнутого авторитета нет. Осрами его, понял?..»Осрамил, нечего сказать…А паскудная девица Оксана, между прочим, аж до слез хохотала, едва не вываливаясь из своего окошка. И не она одна, конечно. Ржали слуги. Покатывались деревенские жители. Хихикали в кулачок дворовые Гаврилиного отца. Гоготали опричники, не замечая, кстати, того, что мельник Федя, пригнувшись, несется от них в сторону ближайшего леса. Опять ушел, проныра такой, от возмездия!..Затем толпу лошадиными грудями раздвинули несколько всадников. Один из них — дородный мужичина с гигантской палицей на боку — спрыгнул с коня, подбежал к богатырю Георгию и взволнованно заговорил, жестикулируя.О чем говорил всадник с богатырем, я не слышал — в ушах у меня всё еще звенело после сильного удара. Но очень быстро я понял, что этот, с палицей, и есть гневливый батюшка Гаврилы воевода Иван Степняк.Выслушав воеводу, Георгий отошел в сторону и, скрестив на груди руки, остановился в позе наблюдателя. Теперь действовал Иван Степняк. Одним мощным движением он вздернул непутевого отпрыска на ноги, присел и перебросил громадную сыновью тушу через колено. Поколебался немного и, решившись, сдернул с Гаврилы портки, обнажив белую задницу, размером многократно превосходившую лоб слона.Толпа восторженно взвыла. Кто-то вложил в руку воеводы кожаный ремень…Когда началась порка, я зажмурился. Толпа многоголосо ревела. Гаврила выл по-белужьи. Оксана заливалась смехом…Я отвернулся — это ведь был не только позор отрока, но и мой тоже!.. Никогда раньше, клянусь собственными рогами, такого не случалось! Ужас, просто ужас!Кое-как нашел в себе силы и прочитал заклинание, вызывая дождь. Получился настоящий ливень, да какой! С грозой, с молнией, с полным затемнением неба и исчезновением солнца за лиловыми тучами — настоящее бесовское светопреставление!..Народ с воплями разбежался кто куда. Папаша-воевода быстренько прекратил экзекуцию. Богатырь Георгий укрылся от дождя под брюхом своего коня. Оксана захлопнула ставни. Гаврила поднялся, подтянул портки и со всего духу кинулся бежать — никто его не преследовал… Я, всё еще оставаясь невидимым для всех (кроме Георгия), ринулся вслед за детиной.Никакого труда не составляло догадаться, куда бежит Гаврила: к бабке Заманихе — куда же еще? Для него теперь лесная избушка ведьмы — самое безопасное место на всем белом свете!..Уже возле избушки заклинание моей невидимости иссякло. Обезумевший от позора и горя Гаврила набросился на меня с кулаками. Пришлось принять кое-какие меры… * * * — Урррою!!! — ревел Гаврила. — Нечисть поганая, противники добрых людей! Опозорили, осрамили! Обманули! Убью!!!— Жабу в рот, — снова предложила Заманиха. — У меня уже уши заложило от его крика.— Ничего, — успокоил я, — надолго его не хватит. Уже два часа буйствует. Скоро затихнет. Должен же он когда-нибудь устать и угомониться?Гаврила громоподобным воплем немедленно объявил о том, что угомонится он нескоро. Я с сомнением посмотрел на веревку, стягивавшую ноги детины, другой конец ее привязан был к толстенной ветви дуба, произраставшего в нескольких шагах от избушки Заманихи. Гаврила болтался на привязи вниз головой, как Буратино, и орал во всю мощь своих тренированных легких раненым носорогом.Вовремя я его стреножил! Иначе он бы здесь всё разнес. Мне б рога посшибал, а бабку Заманиху на этот самый дуб загнал, как плешивую кошку, и избушку ее с землей сровнял бы.— Слушай, друг! — попробовал я успокоить неистовствовавшего отрока. — Не всё еще потеряно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38