«А хорошо, что поехали! — думал Павел, озирая размягченным взором лес, избушку, детей, бродивших в речке по колено, умывавшихся и плюхавшихся в воду. — Клада не найдем, так сколько всякого увидим!».
И тут в избушке дико завизжали. Пулей вылетел Дима, пристроившийся там на нарах спать, с еще большей скоростью — Наташа.
— Там… там…
Махалов двинулся к избушке с топором, которым только что рубил дрова. Павел торопливо натягивал сапоги. И тут на порог вышел заспанный Васенька, с соломой в волосенках, жалко моргая со сна.
— Ты тут откуда?! — ахнул Павел, косясь в сторону Махалова, перехватившего топор.
— Я снизу…
— Зачем?! Ты же домой должен идти?!
— Я с вами хочу…
— Василий, ты сейчас пойдешь домой!
— Лев Михалыч… Нельзя его одного отправлять… Не ровен час.
— А если здесь… не ровен час?! Он же неуправляемый! Куда его только не занесет…
Но видно было — логика Павла и Махалову кажется верной. Нельзя отправлять ребенка через кишащий зверьем лес, по эдакой-то дороге. Что бы ребенок не выделывал, это вам скажет любой руководитель кружка, ездящего в экспедиции.
— А я вам копалуху поймал, — сообщил вдруг Васенька с улыбкой. — Вот.
И Васенька исчез под нарами, где до сих пор мирно спал, и вытащил оттуда за хвост самую жалкую птицу, какую только можно себе представить. Да, это была тетерка, которую в Сибири часто называют копалухой. Но в каком виде! Жалостливая, любящая животных Танечка взялась руками за щеки при виде этого залитого кровью, лишенного большинства перьев, почти выпотрошенного существа.
— Что ты с ней сделал, Васенька?! Как же так можно?!
— Я ее из рогатки…
— А в хвосте у нее перьев нет — это тоже из рогатки?
— Я сперва в нее из рогатки. Она летает, будто у нее крыло сломано, от гнезда уводит. А я заметил, где гнездо, и стал искать… Она опять летит, и прыгает, от гнезда уводит. Я в нее из рогатки… вот этой.
И Васенька извлек из карманов отродясь не стиранных штанов рогатку, с которой ходить бы не на копалуху, а по крайней мере на страуса.
— И убил?
— Не… Только подбил. Поймал потом и задавил.
— Ты потратил много усилий, Васенька. Гораздо больше, чем было бы нужно…
— Так я животом… Упал животом, а потом за шею…
— Избавь нас от подробностей, дитя… Ты хоть понимаешь, что теперь птенцы ее погибнут?
— И вовсе они не погибнут! Я их тоже нашел! Вот!
И Васенька опять юркнул под нары, и вытащил оттуда двух птенцов, едва покрытых совсем светлым рыже-кориченевым, еще не отросшим пером. Во всем облике мученически разинувших желтые клювы, изломанных трупиков читалось, что смерть их была нелегка. Дети смотрели на Васеньку, на копалуху и птенцов огромными испуганными глазами. Не одна Танечка, почти все девочки взялись за щеки руками.
— Н-да…
Махалов не знал, что сказать.
— Да вы кушайте, не стесняйтесь, — прервал Васенька недоброе молчание. — Там еще яйца были, я их выпил.
— Яйца? Там же птенцы должны быть!
— Которые с детенышами — те я об ствол.
И Васенька радостно ухмыльнулся, демонстрируя свою сообразительность. Повисло тяжелое молчание.
— Ну что, дитя… — глубоко и обреченно вздохнул Махалов. — Придется тебя взять с собой. Только уж ты, я тебя очень прошу, детка, постарайся не утонуть, не попасть волку в пасть, и не свалиться с дерева, не заблудиться… Попробуешь, а?!
Васенька хлопал глазами и опять не мог никак понять, про что это здесь несет дяденька.
Вышли по правой дороге. Отдохнувший и поевший отряд шагал радостно, бойко. Опять повис веселый гомон, исчезнувший перед обедом. Здесь, под сенью огромных деревьев, вроде было и не так уж жарко. Дорога была крепкая, водяные места остались где-то в стороне, и все время поднималась в гору. Через час не появилось ничего похожего на базу. И через полтора не появилось. Махалову очень не нравилось как раз то, что дорога сухая и все время ведет только в гору. По карте избушка у Второго Пионерского ручья и база Махалова находились на одном примерно уровне. Махалов карте доверял, а вот Хрипаткову — не очень.
Часам к восьми пошли какие-то проплешины, вроде поляны в лесу. Высокая трава на них доставала взрослому по грудь. В такой траве могло сидеть и оставаться незамеченным все что угодно, кроме разве что очень упитанного динозавра. Солнце клонилось к закату, стало прохладно, и трава покрывалась крупными каплями росы.
Отряд опять шагал без шуток и без смеха — все-таки дети устали.
— Далеко до базы, как вы считаете?
— Километра три! — уверенно ответил Хрипатков, и Махалов понял, что он тоже расстояния не знает. И Махалов произвел действия, с которых, собственно, неплохо было бы начать… Результат не очень удивил его, скорее всего, даже подтвердил давние опасения. И как человек ответственный, Лев Махалов обругал самого себя последними и черными словами за идиотскую доверчивость. Впрочем, голос Махалова звучал хрипло и сдавленно, когда он крикнул:
— Отряд, стой!
— Что же вы?! До базы уже близко…
— Потрудитесь постоять вместе со всеми.
Подождал, пока подтянутся все, обвел отряд потемневшими от злости, раскаянными глазами.
— Ребята! Мы сделали ошибку! Мы пошли не по той дороге.
— По той! — перебил Хрипатков, — по той мы дороге идем! Еще не дошли, а вы сразу…
— Нет уж! Благоволите помолчать, Константин Сергеевич! А я уж, с вашего позволения, применю одно дьявольское извращение городских, иже компас рекомое! А там посмотрим, как лучше будет попасть на базу… Изволите ли видеть, вот карта… Видите? В каком направлении от избы находится база — видите?
— К чему вы это, Лев Михайлович?! И тон…
— Тон вызван тем, что мы тут весь день выслушиваем бред про дурость городских! Вы весь день мусолите это бред про вредность компаса! Внушаете ерунду детям, которые ходят в мой кружок! А мы идем… Вот, изволите ли видеть компас?! Видите?!
К рукам Махалова сунулись дети, вовсю стали смотреть на карту и на компас. Впрочем, мордочки у них становились скорее озадаченные — дети не привыкли к дурости взрослых людей.
— Мы три часа шли куда?! Мы три часа шли на восток! Видите?! На восток! Мы теперь не успеем даже вернуться к избушке! Ребята, нам предстоит ночевать на этом кошмарном лугу!
Махалов бесновался, не в силах остановиться, его буквально корчило и трясло от злости.
Черты же Хрипаткова отражали благородное негодование: ну подумаешь, слегка ошибся. Ну подумаешь, пройдут люди чуть лишнего… Тем лучше узнают их горы. Узнают, как ходят по горам настоящие люди, туристы и столбисты, а не какие-то там поганые, презренные геологи. Ну подумаешь, придется ночевать черт знает где… Ну и что?! Есть из-за чего шуметь. Пустяки, дело житейское, и все равно ведь все знают, что компас придумали идиоты, что ходить по тайге умеют только столбисты, и что нечего детей учить всяким типам с компасами и с геологическими молотками… Именно это и отражали его черты вместе с самым легким оттенком смущения.
Стали ставить лагерь. Три палатки, слава Богу, спальники хорошие у всех. Под кронами кедров зашумел костерок, забулькала пахнущая тиной и лягушками подозрительная вода.
Стоячее болотце оказалось единственным местом, где вообще была вода. Найти такое место в здешней влажной тайге, полной замечательной воды, — это само по себе достижение, как высказался Махалов.
Про комаров говорить не хотелось. Влажные луга и мерзкие тинные болотца оказались, как и следовало ожидать, для них просто идеальным местом. Если нужно специальное место для разведения комаров — наверное, это оно и было. Все наворочали на себя несколько слоев одежды — не столько от холода и сырости, сколько против комаров.
Девочки пошли в ближний малинник и примчались со скоростью ветра: только ступили на луг, как кто-то ка-ак вскочил прямо в траве! Такой большущий, вроде лось — но без рогов…
— Размером с лошадь?
— Может, чуть поменьше…
— Нос горбатый? На спине горб есть?
— Да, он как лось, но без рогов…
— Наверное, молодой. Бежал он за вами?
— Не-ет… А должен был бы побежать?
— Я бы сказал — вполне мог. Это же лосенок, второгодок. Так что он вам сделал, когда вскочил?
— Стоял, стоял… Ка-ак захрапит!
— И побежал?
— Нет, только стоит и храпит.
— А вы?
— А мы убежали…
— Вы на него сперва чуть не наступили… Лосенок лежал себе, лежал, никого не трогал, тут вы мчитесь прямо на него. Он и вскочил.
Парни с болотца тоже рассказали про большого зверя, который убежал с луга в лес. Зверь был с рогами, и от него осталась такая круглая проплешина, где он лежал, пока его не вспугнули.
— Так, еще и крупный самец… Ну прямо лосиные выгоны!
Оказалось, не только лосиные. Из малинника, что дальше по дороге, примчались уже и в полном беспокойстве: за ними из малинника шел кто-то большой… Нет, не бежал, не гнался… Но он шел и шел, только возле лагеря отстал.
Как они очутились в том малиннике, чего им не сиделось в лагере?
— Их Васенька позвал, сказал, что там малина крупная.
— А куда же девался сам Васенька?
— Он ходит быстро, никого не слушает… Он ушел, а мы остались. Сумерки уже, и видим — тут еще кто-то есть в малиннике. Мы из малинника скорее, он за нами.
Махалов кивнул Павлу… Что характерно — не Хрипаткову. Сходили с ружьями к повороту, и там на влажной глине ясно отпечатались следы — сантиметров тридцать длиной. Медведь, да еще такой, которому мало спугнуть человека из лесу, отстоять свой малинник. Медведь, который будет тихо идти за людьми, изучать их поведение…
— Придется не поспать сегодня… Сможешь?
— Надо — смогу. Вы медведя этого боитесь?
— Гм… Ну можно сказать, и боюсь. Зверь ведет себя так, что вполне может ему придти желание, поохотиться на нас.
— Думаете, людоед?!
— Нет, что ты! Зверь почему за девочками пошел? Ему, скорее всего, интересно. Он пошел исследовать, кто эти существа, куда идут. Они его боятся… Значит — слабые, значит — добыча. И много их тут, целый лагерь. Он сейчас, скорее всего, тоже за нами наблюдает. Видишь, не зарычал, не кинулся… Прогнать нас ему не хочется, ему интересно, да он толком и не знает, с кем имеет дело. Вдруг на нас охотиться нельзя?
— Может, в воздух пострелять?
— А знаешь, это неплохая мысль! Только сперва вернемся в лагерь, а то наши перепугаются до смерти, решат — на нас медведь напал.
— А думаете, не нападет?
— Сейчас, скорее всего нет. Будь это опытный людоед, уже давно взял бы девчонок. Мы бы и не узнали…
Махалов сказал это так спокойно, что у Павла прошел по коже мороз. А он-то думал, что берет ружье просто так, пострелять на природе… Так, что там надо нажимать? Павел понял, что чувствует себя не слишком уверенно, а потому и неуютно.
— Но может и напасть…
— Вполне может. Или поймет, что человек — добыча легкая. Будет наблюдать, думать… да и сообразит. Или опять же — интересно. Под утро войдет в лагерь… Вот у нас кулеш с картошкой варится… Сытный запах, вкусный, запах хорошей еды. А он пришел в лагерь, сунулся носом к спальному мешку… И тем сытным запахом несет, и чем-то теплым и живым… Значит, добыча. Так что пострелять мы постреляем.
А в лагере Махалов собрал народ и заявил с предельной жесткостью:
— За пределы лагеря — никому ни ногой. Рядом бродит непонятный медведь, все может быть. А к Васеньке вопрос, как всегда, особый… Вася, ты понимаешь, что нельзя оставлять никого в лесу? Тем более вечером, когда темнеет? Понимаешь? Особенно девочек? Вася, ты понимаешь, о чем я тебя вообще спрашиваю?
— Не-а…
— Тогда так… Вася, ты понимаешь, что если бы медведь был бы позлее… Или попросту поголоднее, он мог бы девочек убить и съесть? Вот этих вот — Катю и Таню. Понимаешь?
— Так не съел же…
— Тьфу ты! Вася, ты сегодня создал большую опасность для других людей… Доходит?
— Не-а… Нету никакой опасности.
— Ты понимаешь, что ходишь быстрее, чем девочки?
— Ну.
— Баранки гну! Ты понимаешь, что бросил девочек в лесу, да еще под носом у медведя?
— А они бы ушли… Я же ушел…
— Так ты знал, что там медведь, и потому ушел?!
— Ну.
— Баранки гну, тебе говорят! Василий, ты едва людей не погубил… До тебя хоть это-то доходит?!
Васенька смотрел на Махалова ясными, невинными глазами, опять он сосал указательный палец. Он явно ничего не понимал.
— Васенька… прости, ты у нас русский?
— А как же! — Васенька вроде обиделся.
— Ну вот, рекомендую! — Махалов красиво повел рукой, показывая членам кружка Васеньку. — Прекрасный пример, к чему приводит изоляция от центров цивилизации, дефицит учения и нехватка серого вещества! Современный русский человек со всеми признаками одичания! Что такое километр и час — не имеет ни малейшего понятия. Что такое «идти вместе» — тоже не знает. Не представляет, что кто-то не умеет ходить по тайге или имеет другие привычки! Что нельзя никого оставлять в лесу — тоже не понимает! А одновременно — вот вам, тайга — дом родной. Пришел к избе быстрее нас, успел на копалуху поохотиться… Мы еще варим обед, а он уже яиц напился. И малины в нем с кило, не меньше. Опять же, пока ужин варим. Нет, ну каков экземпляр?!
— А что, первобытные не знают, что такое километр?
— Конечно, не знают. И не понимают, что можно жить не так, как они… Хотите, расскажу одну историю?
— Конечно, хотим!
— Так как там у нас сегодня с едой?
— Готово!
— Тогда разливайте и слушайте.

История, рассказанная Махаловым
за ужином в 45 километрах от деревни Малая Речка
14 августа 1999 года в 21 час 30 минут
— Это было в конце 1970-х гг. Тогда нас геологов, случалось, посылали в Анголу или в Мозамбик — искать там полезные ископаемые для Народного фронта. Меня тоже послали в Анголу. Однажды мне говорят — мол, есть хорошие выходы железных руд, в одной местности. А идти до нее — «три машины».
А я уже знал, что спрашивать первобытных людей ни о чем нельзя. Они считают, что взрослый человек должен знать все сам. Если спрашиваешь — ты как бы ребенок, в лучшем случае — подросток. А это для них очень важно. Если ты не взрослый, к тебе и отношение такое. Тебя могут, например, послать за папиросами или просто попросить помолчать. А работать на тебя не будут, даже если платишь деньги, и твоих поручений выполнять никто и не подумает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66