Мария запрокинула голову и взглянула на Саймона из-под полуприкрытых век.
— Да он бы тебя убил! — обронила она.
— Еще неизвестно, кто кого, — ответил Саймон.
— Ну да, наверное, — через мгновение согласилась Мария, в свою очередь смерив Саймона оценивающим взглядом. — Ну пошли. Уже совсем рядом.
Она провела Саймона вдоль по улице в ту сторону, куда убежала девочка. Наконец она распахнула дверь между заколоченным бакалейным магазином и странным заведением, сочетавшим в себе функции прачечной самообслуживания и игорного дома; Из него раздавался гул стиральных машин, а возле окон неряшливые женщины со злыми лицами и неопрятного вида мужчины резались в карты и кости.
Войдя в дверь, Саймон оказался на узкой лестнице. На втором этаже была только одна дверь над прачечной. Возможно — кладовка. Поднявшись вслед за Марией на третий этаж, Саймон оказался в длинном коридоре с множеством обшарпанных дверей. Мария зашла в третью дверь от конца коридора. Оказавшись внутри, Саймон обнаружил там девочку с улицы, которая, увидев его, снова залилась краской.
— Чего стоишь? Готовь ужин! — прикрикнула на девочку Мария.
Та закатила глаза и исчезла на кухне.
Саймон не знал что и сказать. Мария тоже молчала и даже закрыла глаза, но Саймон все равно успел заметить, как в них блеснули слезы.
Немного успокоившись, Мария взглянула в грустные глаза Саймона:
— Она совсем неплохая девочка… Просто… Просто мы уже дошли до ручки… Но ведь я же прогнала этого мерзавца… — У Марии явно подступил к горлу комок.
— Я все понимаю, — сказал Саймон. — У меня у самого — дочь. Лишь на пару лет старше.
— Значит, ты действительно знаешь, каково это — растить дочерей! — Мария сокрушенно покачала головой и вздохнула.
Отогнав печальные мысли, она деловито заявила:
— Нам придется немного подождать. Если хочешь пить, могу предложить воду. Больше у нас ничего нет… А если хочешь присесть, бери стул. Только осторожно. Они почти все ломаные… Я сейчас!
Усевшись, Саймон стал изучать комнату с информационным экраном правительственного образца и парой выцветших репродукций на стенах. Репродукции изображали картины религиозного содержания, а информационный экран явно был выдан местным отделением ДЖАБ’ы, заботящимся о пропаганде идей своей партии среди народных масс. Мебель здесь стояла разношерстная, дешевая и неоднократно ремонтировавшаяся, но комната была хорошо прибрана, а полы — недавно помыты. В отличие от своих соседей Мария еще не до конца опустилась.
Саймон с уважением подумал о ней. Эта женщина удерживала себя и своих детей от полного падения лишь своей силой воли. Увидев, как ее малолетняя дочь торгует своим телом на улице, она, конечно, получила сильный удар, особенно болезненный оттого, что этот позор произошел на глазах приглашенного к ним в дом незнакомца. Вскоре Мария вернулась с кухни, где эта самая дочь деловито хлопала дверцами шкафов и стучала посудой, изображая бурную деятельность в надежде умилостивить разъяренную мать.
— У нас нет льда, — сказала Мария, протягивая Саймону стакан, — но кувшин с водой стоял в холодильнике.
Саймон кивком поблагодарил Марию и отпил глоток воды. Затянувшееся молчание уже грозило Стать неловким, но тут в дверь особым образом постучали. Мария взглянула на Саймона, который поднялся со стула и встал так, чтобы его было не видно из прихожей.
— Заходите, — сказала кому-то Мария. — У нас мало времени…
Внезапно она охнула. Саймон шагнул вперед и увидел, что побледневшая женщина не сводит глаз с одного из вошедших мужчин.
— Ты жив! — вскрикнула она, задыхаясь и держась за сердце.
Молодой человек, на которого глядела Мария, бросился к ней:
— Да, да, мы с дядей Филом живы. Только нам нельзя было об этом говорить…
У Марии задрожали губы. Она заключила юношу в объятия, не замечая слез, текущих по ее лицу. Дочь Марии появилась из кухни с тарелкой жареного хлеба и сыра. Увидев молодого человека, которого сжимала в объятиях мать, девочка выронила блюдо из рук. Блюдо разлетелось вдребезги, а девочка повисла на шее своего брата. Они были так похожи друг на друга и на свою мать, что в степени их родства не приходилось сомневаться. Саймон понял, что присутствует при воскресении считавшегося погибшим сына. Судя по его изможденному виду, ему посчастливилось вернуться живым из какого-то лагеря смерти.
Вместе с молодым человеком в квартиру Марии зашли еще два незнакомца. Когда буря радости немного улеглась, один из них сказал:
— Не будем забывать о делах. Сегодня очень важный день. Так что давайте быстренько перекусим и обсудим то, зачем мы пришли.
Мария взяла себя в руки, улыбнулась сыну и даже дочери, вытерев краем платья ее заплаканное личико.
Через пять минут, проглотив все, что им могла предложить хозяйка на крошечной, но уютной кухне, собравшиеся приступили к разговору о том, что больше всего их волновало. Однако не успели они начать разговор, как коммуникатор Саймона издал тревожный сигнал.
— Что случилось?! — встревоженно спросил он.
— Газовая атака! Против нас применили химическое или биологическое оружие. Пока не знаю! Я приказала всем спуститься в убежища, но их так мало!.. Люди умирают тысячами!..
В звучавшем из динамика любимом голосе слышалось столько боли, что у Саймона защемило сердце.
В этот момент раздался тревожный сигнал на другой частоте.
— Нам приказали убираться из ангара! — сообщил мужской голос. — Линкор грузят на тяжелый челнок…
С громким гудением заработал информационный экран в комнате. Он издавал звуки, предваряющие правительственное сообщение. При этих сигналах население Джефферсона должно было бросать все и бежать к экранам.
На экране появилась студия в президентском дворце. На возвышении в центре студии стоял сам Витторио Санторини. Стена у него за спиной была расцвечена желто-зелеными джабовскими знаменами.
— Возлюбленные братья и сестры! — вкрадчиво начал Санторини. — Мы собрались сегодня вечером, чтобы отпраздновать окончательную победу над кровожадными фермерами-террористами. Довольно с нас страха! Довольно нас убивали! Клянусь вам, что очень скоро добропорядочным джефферсонцам больше нечего будет бояться!
Сегодня наш отважный линкор раздавит последних бунтовщиков, и на нашей любимой планете вновь воцарятся мир и спокойствие. На ней больше не будет вооруженных до зубов фермеров-убийц. Они больше не будут стрелять и взрывать бомбы! Преследовавшему нас столько лет кошмару придет конец!..
Саймон больше не слушал.
— Боже мой! — прошептал он.
— Вот скоты! — воскликнул вновь обретенный сын Марии.
— Красный Лев! Ты слышишь меня?! — крикнул в коммуникатор Саймон.
— Да, слышу, — глухо ответила через искажающий ее голос динамик Кафари.
— К вам везут линкор! Он прилетит на челноке. Сколько у тебя людей?
— Не знаю, но думаю, мало. Нас обстреляла артиллерия, а потом сразу пустили газ. Большинство моих бойцов погибло. А те, на ком защитные костюмы, не могут пробираться к нам по скалам, чтобы их не порвать.
— Дэнни больше нет, — дрогнувшим голосом добавила Кафари. — Он погиб, спасая нашу девочку…
Саймон сжал край стола побелевшими пальцами до боли в суставах.
— Я не знаю, сколько нас уцелело, — отчаянно продолжала Кафари. — У нас было слишком мало защитных костюмов… Со мной всего два человека. Мы включили сирены газовой тревоги, но неизвестно, сколько людей успело добежать до убежищ…
— Наши камеры показывают только трупы, — всхлипнув, добавила она. — Множество трупов… А сейчас нас опять обстреливает артиллерия… Никто не может сказать, сколько продлится этот обстрел!
Все родственники Кафари, а значит, все близкие Саймона на этом свете жили в Каламетском каньоне. При мысли об этом ему стало физически плохо. Он с трудом отгонял от себя неистовое желание голыми руками разорвать на куски Витторио Санторини и его приспешников. В квартире Марии царило зловещее молчание: тщательно подготовленный план действий только что разлетелся на куски, как выпавшее из рук девочки блюдо.
— У нас осталось мало артиллеристов, — упавшим голосом добавила Кафари. — Теперь пэгэбэшники могут ворваться в каньон, и никто не сделает по ним ни выстрела.
— Они к вам не полезут, — мрачно сказал Саймон. — Они отправят туда «Блудного Сына». Хоть он и ничего не видит, ему достаточно тепловых датчиков, чтобы расстрелять оставшихся в живых. Витторио Санторини наверняка прикажет ему сровнять с землей все строения в каньоне, чтобы добить тех, кто спрятался в убежищах…
Проговорив это, Саймон понял, что ему нужно сделать, и у него опять защемило сердце. Почему только он не послал линкору код самоуничтожения в тот самый момент, когда вновь оказался на Джефферсоне?! Ведь без этой страшной боевой машины главарь ДЖАБ’ы вряд ли бы решился атаковать газом Каламетский каньон… Выходит, он, Саймон, повинен в смерти пятисот тысяч человек!
Саймон не мучился так даже после пережитого на Этене. Он ничего не сделал для того, чтобы защитить самых близких ему людей от биохимического оружия джабовского главаря, который сейчас разглагольствует на экране о прекрасном мире, свободном от каламетской заразы! С горящими глазами он называет беженцев, запертых в Каламетском каньоне, «врагами цивилизованного человечества», а их трупы в то время остывают в холодных лучах обоих спутников Джефферсона!
Мертвым уже не поможешь, но Саймон еще мог спасти живых. Добрую половину своей жизни он командовал «Блудным Сыном» и привык считать его своим другом. Однако теперь — когда от его решения зависела жизнь людей, уцелевших в Каламетском каньоне, оставшихся в живых фермеров, спрятавшихся в укрепленных каньонах Дамизийских гор, и миллионов бойцов городского сопротивления — это решение далось ему очень просто.
Саймон взял коммуникатор, настроился на нужную частоту и передал код, который хранил в памяти с того самого момента, когда начал командовать «Блудным Сыном. Этот код разрушит электронный мозг линкора и прекратит его существование! Саймон зажмурился. Он скорбел о погибшем друге и проклинал тех, кто превратил защитника человеческих миров в орудие уничтожения. Собравшиеся благоразумно хранили молчание.
Наконец Саймон решился связаться с Кафари.
— Ты слышишь меня? — сдавленным голосом проговорил он. ,
— Да. Мы видим линкор. Его челнок только что приземлился у в хода в Шахматное ущелье. Линкор выехал из челнока и двинулся в нашем направлении. Джабовцы отступают…
— Что?! — в ужасе воскликнул Саймон. — Линкор , едет?!
— Да. Он уже почти преодолел Шахматное ущелье. Скоро он будет в Каламетском каньоне.
Саймон заметил бледное как смерть лицо Марии только тогда, когда она тронула его за руку. ! — Что-то не так? — озабоченно спросила она.
Саймон взглянул женщине прямо в глаза и не своим голосом произнес:
— Код самоуничтожения изменен. Мне не остановить линкор!
— Ты что, можешь уничтожить его?! Да кто же ты такой?!
— Меня зовут Саймон Хрустинов. Я командовал этой машиной.
Убиравшая со стола дочка Марии уронила очередную тарелку.
— Но ведь ты совсем не… — начала было Мария, но осеклась, пристально разглядывая лицо Саймона, к которому тот и сам еще не привык.
— Ну да, конечно! — прошептала Мария. — Катастрофа. Упавший аэромобиль… Тебе перешили лицо?!
Саймон молча кивнул.
— И теперь ты не можешь уничтожить линкор? Он покачал головой.
— Боже мой!..
В комнате царило молчание. А чем могли помочь эти люди в борьбе с врагом, только что умертвившим полмиллиона человек?!
Наконец Саймон снова связался с Кафари:
— Красный Лев, вы можете эвакуироваться?
— Нет. Снаряды попали в наши аэромобили. Их обломки еще горят. А среди скал мы порвем защитные костюмы. Нам некуда бежать.
Они заперты в тупике каньона, и к ним приближается сухопутный линкор 20-й модели! Ну почему все не может быть хотя бы так, как на Этене, где они с «Блудным Сыном» сражались против врагов вместе?!
— Код самоуничтожения изменен, — чужим голосом проговорил Саймон.
— Я так и поняла, — ответила Кафари и добавила два слова, от которых у Саймона побежали мурашки по коже: — Отомсти за нас, пожалуйста!
— Клянусь, что так и будет, — прошептал он. — Помни, что я очень тебя люблю… И поцелуй за меня нашу дочь…
Окончив связь, Саймон остекленевшими глазами оглядел маленькую комнату. На экране еще зачем-то разевал рот Витторио Санторини.
Бойцы городского сопротивления удивленно смотрели на Саймона, а Мария прошептала:
— Ты ведь говорил с коммодором Ортоном? Он что, женщина?
Саймон молча кивнул.
— Это твоя жена? — тихо задала следующий вопрос Мария.
Саймон опять отрешенно кивнул.
— Значит, Кафари жива? — радостно воскликнула Мария.
— Пока… — ответил Саймон и не узнал собственный голос.
— Кафари Хрустинова когда-то спасла лучшего президента этой поганой планеты, — неожиданно взорвалась Мария, — а мы, выходит, позволим этому недоноску ее убить?!
С этими словами она ткнула пальцем в еще квакавшего что-то с экрана Санторини.
Взглянув на Марию, Саймон даже испугался адского пламени, вспыхнувшего у нее в глазах.
— Хватит распускать нюни! — воскликнула маленькая женщина. — Надо что-то делать!
Саймон молча смотрел в лица собравшихся в комнате, пытаясь понять, что способны вынести эти люди. В какой-то момент ему показалось, что его товарищи похожи на тех, с которыми он давным-давно защищал Джефферсон от другого врага.
Саймон позабыл о слезах. Его сердце обратилось в камень.
Яваков человеку не понять, но они — грозный и достойный уважения противник. А кто сейчас перед ним?! Витторио Санторини и его приспешники! Да это же просто ничтожный сброд!
— Довольно разговоров! — сказал Саймон. — Пора действовать!..
III
Меня отправили в бой! Мой электронный мозг пришел в такое смятение, что перегреваются связанные с ним психотронные схемы. Я могу составить длинный список причин, по которым считаю нынешний приказ неразумным. Мои познающие процессоры начинают анализировать причины, формулировать возражения и выносить срочные предупреждения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93