Пылал костер, вздымая вверх высокий столб мятущихся искр, весело плясали девки. Мужики, в массе своей уже изрядно поднабравшиеся, доставали трубки и заводили степенные разговоры “за жисть”. Рейн, к плечу которого прижалась Аманда, стоял чуть в стороне, с удовольствием наблюдая за весельем. Постепенно он стал уставать от еды, от здравиц в честь молодоженов, в свою и даже в честь своей возлюбленной, которой тоже перепало немало внимания — многие хотели лично выказать свою приязнь госпоже.
Внезапно плечи Аманды вздрогнули, и граф тут же это почувствовал — тело ее напряглось и как-то даже съежилось. В воздухе явственно повеяло холодком неизвестной пока, но от этого не менее реальной угрозы. Он бросил взгляд туда, откуда исходило это леденящее дуновение…
Высокий мужчина в черной рясе двигался к ним, грубо расталкивая танцующих. Изрядно захмелевший народ не вполне соображал, что это мешает им удержаться на ногах, поэтому пока никто не попытался призвать вторгнувшегося к порядку.
Мужчина остановился в нескольких шагах от графа.
Почувствовав неладное, двое воинов бочком придвинулись поближе к своему господину, тем не менее не подавая признаков агрессивности, дабы не нарушать спокойного течения праздника.
Граф бросил взгляд на незнакомца — высок и наверняка отменно сложен. Густые волосы странно сероватого оттенка, такая же, под цвет шевелюры, бородка. Глаза, плохо видимые в неверных отблесках пламени костра, казались по непонятной причине красными — не иначе как пляшущие языки пламени окрасили взгляд незваного гостя в столь редкий цвет.
У ног незнакомца сидел, мелко дрожа, огромный пес — больше, пожалуй, чем все, кого граф до этого видел. Острейшие белесые клыки хищно скалились, а глаза горели тем же недобрым огнем, что и у хозяина. Густой серый мех того же пепельного оттенка, что и у человека, выдавал в собаке немалую толику волчьей породы.
— Добро пожаловать на сей пир! — на правах хозяина провозгласил граф. Формально приглашать гостя за стол был вправе лишь отец невесты, но он в настоящее время уже мирно спал в самом укромном и безопасном месте — под широким дубовым столом. — Почти праздник своим присутствием и испей чашу во здравие…
Он не договорил. Человек качнулся вперед, и столько вражды было в каждом его движении, что воины, выхватив мечи, загородили собой графа и Аманду. В то же мгновение молнией, бесшумно метнулся вперед огромный пес, но опоздал лишь на долю секунды — не беззащитное женское горло теперь оказалось на его пути, а стальная сетка кольчуги на мощной груди мечника. Тут же сверкнул одним неуловимым движением извлеченный из-под рясы длинный тонкий меч, и все смешалось — звон стали, звериное рычание и вопли боли.
Рейн на мгновение опешил — а уже спустя секунду меч был в его руке. Но тут вихрь опал, и перед глазами графа предстала ужасная картина. Один из его мечников пластом лежал на земле и не подавал признаков жизни, кольчуга на его груди была изодрана в клочья, и огромная рваная рана зияла на том месте, где в живую плоть погрузились страшные клыки пса. Второй, подвывая, пытался отползти в сторону, оставляя широкий кровавый след — за ним по земле тянулись вывалившиеся из вспоротого живота внутренности, и даже на первый взгляд становилось ясней ясного — этот уже не жилец.
Мужчина стоял все так же неподвижно, но теперь он был на шаг ближе к графу — тонкий меч, на который он небрежно опирался, был по рукоять покрыт кровью. И всё так же у его ног сидел пес, только теперь с его клыков падала на сухую землю алая пена. Он медленно протянул руку, и длинный палец, как показалось Аманде, уперся ей прямо в сердце, хотя незнакомец стоял от них в нескольких шагах.
— Emia, y'li sinj'yn kaen ly.
Голос прозвучал сухо и властно, и, хотя никто из присутствующих не знал языка, на котором были произнесены холодные и злые слова, каждый вдруг понял, что они означают.
Незнакомец приказывал графине Андорской следовать за ним.
Приказывал под страхом смерти. Испокон веков свадьба считалась священным днем — когда единственной кровью, которую можно было пролить, являлась пролитая женихом кровь невесты, жертвующей ему свою девственность. Ну, или лордом, буде он сочтет необходимым воспользоваться своим правом, — к этому привыкли и смирились, поскольку шло это испокон веков и уже давно никто не помнил, кто ж именно даровал им такие права. Поэтому мужики, мигом протрезвев и осознав, что только что произошло, вконец озверели.
Тяжелый топор с хрустом впился в спину незнакомца, а уже в следующий миг вихрем метнулся пес, и отважный серв взвыл, тупо глядя на откушенную по локоть руку. Тут же сверкнул меч — гость, как будто не получивший только что смертельный удар, одним взмахом отсек бородатую голову, со стуком укатившуюся под стол.
Прямо под руку мирно посапывающему старосте.
Одновременно с этим удачный выпад еще одного из воинов графа насквозь пронзил пса, но тот, извернувшись, полоснул когтистой лапой по лицу ветерана, в клочья раздирая кожу, вырывая глаза и обнажая кости, — и тут же громадный волкодав, извиваясь, принялся зубами вытаскивать засевший в его брюхе меч, как будто это была лишь маленькая, причиняющая легкое неудобство заноза.
Сверкали мечи — Рейн пока успешно отражал страшные в своей точности и выверенноети выпады Черного, чей тонкий клинок упорно искал слабину в обороне графа, но каждый раз наталкивался на вовремя подставленную сталь. Аманда, помертвев, застыла за спиной Рейна — в глазах горела жестокая решимость идти до конца, и рука уже легла на золотую пряжку, стягивавшую пояс на тонкой талии.
Пес все еще пытался вытащить меч из своего тела, когда сразу трое вил буквально пригвоздили его к земле. Чудовище, зарычав от боли, на время оставило свое занятие и бросилось на обидчиков, однако массивные жерди держали его крепко — одни вилы треснули, но тут же в заднюю ляжку впилась толстая рогатина, проткнув ее насквозь и глубоко погрузившись в землю. Аманда, мгновенно изменив намерения, бросилась вперед и с силой вонзила свой тонкий, почти детский кинжал в спину зверя.
Раздался чудовищный вой, в котором смешались ужас и обреченность, огромный пес забился в конвульсиях, в щепы разнося пришпиливающие его к земле инструменты и отбрасывая в сторону сервов, которым не хватило сил удержать сошедшего с ума от боли зверя.
Лишь на мгновение отвлекся Черный, лишь на секунду бросил взгляд на своего агонизирующего напарника, но этого времени хватило Рейну, чтобы единственным выпадом пробить защиту противника и вонзить клинок в его грудь. В следующее же мгновение меч убийцы с лязгом врезался в клинок графа, выбив оружие из его руки.
Граф отступил несколько шагов назад, его рука нашаривала на поясе кинжал, но пальцы теребили лишь пустые ножны — еще недавно использованное для совсем не боевых целей, в настоящее время лезвие тяжелой даги торчало в здоровенном окороке, от которого граф старательно отрезал для Аманды наиболее нежные кусочки.
Злорадно усмехнувшись, Черный сделал шаг вперед, занося меч над головой, но тут его пальцы разжались, и оружие с глухим звоном упало в редкую траву. Он недоуменно уставился на предавшую его руку, затем взгляд его переполз на хлещущую из груди кровь, и непонимание в глазах убийцы сменилось паническим ужасом. Губы разомкнулись, будто собираясь исторгнуть вопль, но, так и не издав ни звука, он вдруг ничком рухнул на землю и остался лежать неподвижно — под телом расползалось широкое темное пятно.
Граф, тяжело дыша, стоял, облокотившись о дерево, и чувствовал, как мелко дрожат колени. Еще никогда он не был так близок к смерти, еще ни один противник не казался ему столь неуязвимым. Поистине, не подари он Рейну ту долю секунды на удар, неизвестно, чей бы труп первым распластался на земле.
Ему принесли меч, и Рейн, кивнув, сжал рукоять, чувствуя, как постепенно возвращается в душу уверенность. Подошла Аманда и молча на мгновение прижалась к нему…
Из-под стола раздался жуткий, почти звериный вопль — очухавшийся староста, придя в себя, обнаружил, что вместо увесистого окорока сжимает в руках голову своего соседа с выпученными глазами и вывалившимся наружу толстым языком.
Отряд мчался галопом — теперь Рейн не жалел коней, — и стремительно проносились мимо стволы деревьев. Никто не жаловался — тяжким грузом на сердце каждого лежали оставшиеся в деревне три холмика с грубыми деревянными крестами…
Рейн молчал. Аманда знала, что мог бы сказать ей граф — что в ее силах было предупредить его об опасности, что жизни этих троих, возможно, лежат на ее совести. Она бы и не стала возражать — нельзя оправдаться, не объяснив ему все до конца — а там, кто знает, может, этих холмиков стало бы на один больше. Аманда даже рада была бы выслушать упреки — может, взорвись он, наговори грубостей — и ей станет хоть капельку легче. Она даже чуть пришпорила коня, чтобы оказаться рядом с ним, но граф молчал — хлопал на ветру его голубой плащ, в нескольких местах рассеченный клинком убийцы.
Она знала, что эти Охотники вряд ли будут последними — они просто оказались самыми удачливыми, первыми обнаружив ее.
Делиться своей находкой с другими они, конечно, не стали — и это хорошо. Значит, есть еще время. Правда, похоже, его не так уж много.
Лига за лигой оставалась позади, до замка Йен было не так уж и далеко, когда запросили пощады охотники, не привыкшие к дикой скачке. Граф, на удивление Аманды, согласился и, остановив взмыленного коня, спрыгнул на землю. И его скакун, и лошади оставшихся солдат едва дышали — еще немного, и они бы рухнули замертво.
— Час, — бросил он.
К Рейну подошел Зулин и развел своими длинными худыми руками.
— Прости, друг… жаль, что я не смог быть рядом с тобой.
— Да уж, ты бы, пожалуй, перепугал народ заранее, еще до того, как там появился этот урод, — криво усмехнулся граф. — Да ты не обижайся, друг мой. Сам же знаешь, тебя народ порядком побаивается.
Зулин кивнул — уж это-то ему было хорошо известно. Аманда положила ладонь на руку своего возлюбленного.
— Рейн, я… прости меня, если, конечно…
— Аманда… — граф говорил почти спокойно, — я не знаю, почему ты мне не сказала. Я слишком люблю тебя, чтобы в чем-либо обвинять. И я догадываюсь, что раз ты не смогла предупредить нас об этой угрозе, значит, тому были веские причины. Я прошу лишь об одном… чтобы я мог защитить тебя, я должен хотя бы примерно знать, что именно или кто именно угрожает тебе. Я готов отдать жизнь за тебя и с радостью отдам ее, но мне бы не хотелось, чтобы меня закололи, как быка на бойне, в тот момент, когда я и не подозреваю об опасности. Я знаю, эта тайна тяготит тебя, но выдать ее ты не хочешь или не можешь… пусть так. Но ответь лишь на один вопрос…
— Да? — покорно, шепотом спросила она, мысленно давая себе клятву, что ответит правду, о чем бы он сейчас ни спросил.
— На этом все или стоит ожидать еще таких… гостей?
— Стоит… — выдавила она из себя, опустив голову. Аманда вдруг с ужасом поняла, что вместо того, чтобы защищать Рейна от угрожающих ему опасностей, она сама представляет для него сейчас куда большую опасность, поскольку именно по ее следу идут охотники, а нагнав свою жертву, они неминуемо скрестят мечи с ним, ее защитником.
Внезапно он рассмеялся — искренне и легко, как будто разом сбросив с плеч тяжесть потерь и ничуть не беспокоясь больше о будущем.
— Что ж, по крайней мере теперь я знаю, чего мне ждать. Отлично, если кто-то хочет драки, он ее получит. И не думаю, что останется доволен.
Аманда поймала его ладонь и с силой сжала ее.
— Рейн, прошу, не относись к этому легкомысленно. Охотники смертельно опасны и…
— О, у них уже появилось имя? Охотники… представляю, за какой дичью ведется эта охота. Очень хорошо представляю — явно не олень и не дикий кабан. Пожалуй, скорее, высокие стройные брюнетки. Я прав? Можешь не отвечать, я и сам знаю, что прав.
Они двигались дальше. Местность постепенно повышалась, начинались предгорья, и недалеко уж оставалось до обители Лотара — замок его, если скромный бастион вообще можно было назвать замком, располагался у подножия гор. Это было не слишком сильное укрепление, похожее скорее на летнюю резиденцию.
Здесь деревень было мало — лишь редкие фермы, на которых работали свободные арендаторы, платившие лорду не издольщину, а твердый налог. Хозяйства были в основном крепкие, временами довольно многочисленные — как правило, все друг другу родня.
Лотар был для этих мест самым желанным господином — девок не портил, охоты с вытаптыванием полей и отвлечением крестьян от дел пахотных на загон дичи не устраивал. Да и вообще, в дела простого люда не вмешивался, занимаясь своими книгами.
Пожалуй, единственным, кто ни в коей мере не приветствовал прибытие владельца, был управляющий Йеном — много лет он безраздельно властвовал в этих краях, хотя и от имени графа Андорского, пользуясь всеми привилегиями, которые ему давала бесконтрольность со стороны лорда. Теперь же воровать ему стало несколько труднее.
Солнце светило вовсю, весело зеленели поля, мимо которых мчались всадники — казалось бы, радоваться надо, но чем ближе подъезжали они к Йенскому замку, тем неспокойнее становилось на душе у Рейна. Он все время украдкой поглядывал на перстень — и стрелка все так же указывала им направление. Теперь уже не оставалось сомнений, что Лотар находится не в замке — по крайней мере дорога упорно забирала влево, тогда как стрелка настойчиво требовала от них свернуть с тракта и ломиться через бурелом в неизвестность. Его успокаивало одно: раз стрелка горит, значит, Лотар жив — маг уверил его в этом, погибни он
— и живая огненная стрелка тоже исчезнет навеки.
И все же Рейн намеревался заехать в Йен — кто знает, может, там есть вести от Лотара, может, не все так уж плохо, и поднятая паника обернется лишь незапланированным и оттого особенно приятным свиданием братьев. Внезапно скачущий далеко впереди воин резко осадил коня и, спрыгнув на землю, уставился на что-то в придорожной канаве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94