Небольшие и легкие, они могли быть брошены очень далеко. Двустороннее, острое как бритва лезвие, способно было разрубить не то что мясо и кости, пожалуй, на близком расстоянии и кольчуга не спасет. Он послал следующую смертельную стрелу.
Промахнуться здесь было, пожалуй, невозможно. Орки шли плотной массой, не считаясь с потерями. Пламя полыхало так, что видны они были как на ладони, однако стрел на них защитники старались пока не тратить — как до стен дойдут, так и ими заняться будет можно, а пока главную опасность представляют тролли и те из орков, которые орудовали здоровенными, зачастую кое-как сделанными самострелами. Именно их и пытались выбить солдаты, стараясь не потратить лишней секунды на прицеливание — промедление могло стать роковым.
С правой привратной башни хлынул вниз поток кипящей смолы — жуткий вопль обожженных тварей повис в воздухе, однако толпы нападавших это не остановило. Над головой Жана пронесся камень, точно упавший на площадку за скалой — там наверняка было немало нечисти, так что выстрел зря не пропал.
Еще одна стрела, и сразу назад. Топор, с чудовищной силой ударившийся в край бойницы, осыпал Жана каменным крошевом. Одним движением натянув тетиву и вложив стрелу, он сунулся было выстрелить и едва успел отпрянуть — чудом уклонившись от очередного броска. Пожилой лучник, знакомец Жана, отлетел от своей щели, рухнул на камни и так и остался лежать неподвижно
— лезвие топора глубоко засело в черепе.
— Ополченцам сменить стрелков! — раздался зычный клич Айдахо. — Мечникам приготовиться к бою. Они уже у стен.
Пламя у подножия крепости вспыхнуло еще ярче — защитники не жалели каменной крови, но орки, визжа и воя, лезли прямо сквозь огонь.
— Хватит огня! — поступила команда. — Камни!
Стены замка были двухъярусными. На первом ярусе стрелки, стоявшие у бойниц, били по нападающим из луков и арбалетов.
Сверху, на парапете, мечники готовились встретить тех, кому удастся забраться на стены. Сейчас они положили оружие и взялись за тяжелые валуны, которые спустя секунды полетели вниз, на головы подступившим вплотную к цитадели оркам.
Жан увидел, как к его месту подбежала Врея с арбалетом в руке, и, схватив глефу и секиру, побежал на второй ярус. На бегу успел только крикнуть, чтобы она особо не высовывалась. В ответ девушка яростно сверкнула глазами и разрядила свое оружие в бойницу — проем как раз закрыло брюхо орка, карабкающегося по лестнице. Тот с воем полетел вниз.
Жан оказался наверху одновременно с первыми орками. Десятки крючьев уцепились за каменные выступы, и теперь по ним лезли наверх чертовы твари, держа свои ятаганы в зубах. Как и предсказывал сотник, толстые веревки не доходили до кошек, последние несколько локтей были из железных цепей. Парень смахнул секирой ближайший крюк, который соскользнул с парапета и полетел вниз, вместе с несколькими уцепившимися за веревку орками.
Впрочем, топор тут же пришлось бросить — через край стены перемахнул первый враг.
Глефа описала замысловатую кривую — ятаган метнулся навстречу, однако рассек лишь воздух, в то время как нижний конец боевого посоха, увенчанный острым лезвием, глубоко погрузился орку в пах. Тот издал протяжный вопль и, потеряв равновесие, полетел вниз, уже внутрь крепости. А над краем стены уже появился очередной клыкастый урод. Тонкое лезвие полоснуло его по горлу, брызнула зеленая кровь. Скорее почувствовав, чем заметив движение сзади, Жан стремительно развернулся, однако орк, уже занесший было над головой парня ятаган, завалился навзничь — в его спину на глубину двух ладоней ушло лезвие секиры Клада.
Спустя секунду или две приятели уже бились спина к спине — все больше и больше орков забиралось на стены. Жан и не думал, что эти твари такие ловкие, люди никогда не смогли бы так быстро вскарабкаться по веревкам или лестницам, но, главное, не смогли бы вот так запросто пройти через огонь, лишь визжа от ожогов. Ему стало страшно — похоже было, что стены захвачены, но, пронзая очередного врага, он увидел, как на парапете появились латники Айдахо — гвардия, самые сильные, самые отчаянные воины. Среди них был и Кирк, который по такому случаю надел глухой шлем, кирасу и поножи. От панциря отлетел топор, метнулась змея кистеня с шипастым шаром на конце, и орк, отброшенный чудовищным ударом, улетел за край стены, сбив по дороге еще двух своих соплеменников.
Похоже, великан наслаждался собственной неуязвимостью. Снова и снова кистень со свистом рассекал воздух, снова и снова шар впечатывался в живую плоть, дробя кости и проламывая черепа.
Отряд латников, как нож сквозь масло, прошел через толпу нападающих, оставляя за собой груды мертвых тел.
Но и латники несли потери. Один рухнул ничком на камни — арбалетная стрела, выпущенная в упор, пробила-таки панцирь и глубоко ушла в тело. Второй зашатался словно от непосильной ноши, когда орк прыгнул ему на плечи и нашел щель для своего кинжала.
Мгновение воин еще держался на ногах, а затем молча ухнул вниз со стены, вместе с так и не отцепившимся от него врагом.
Черненый ятаган полоснул по руке Кирка, проскрежетал по кольчуге и отлетел в сторону. Второй со звоном сломался пополам, не сумев справиться с твердостью шлемного гребня, а третий ударил вниз, в ногу, и штанина мгновенно взмокла от крови. Орк, в грудь которого тут же врезался кистень, издал предсмертный вопль, который сразу и оборвался — повторный удар намертво запечатал все звуки, вбив их в горло вместе с кадыком. Но шаг богатыря стал уже не столь уверенным — если бы стена не была густо полита кровью, то каждый смог бы увидеть, как правая нога силача оставляет влажные темные следы.
Предвкушая расправу, орки бросились в атаку, но вновь и вновь утыканный шипами тяжелый шар описывал смертельный круг, оставляя за собой след в виде смятого мяса и разбрызганных мозгов. Но вот зазвенела тетива, и тяжелый арбалетный болт, без труда прошив кольчугу, навылет пробил левую руку Кирка. Жан, на мгновение оставшись без противников, метнул кинжал, который со свистом пролетел над головой товарища и по рукоять вошел в грудь стрелку, но уже бились, ломаясь о панцирь, другие стрелы, уже несколько коротких стержней торчали в груди друга — даже кованая сталь не спасала от выстрела в упор. И наконец великан сдался — медленно припав на одно колено, он нехотя, словно через силу, повалился набок и затих, закончив свою последнюю работу.
И все же латники отстояли стену. Потеряв с десяток закованных в сталь бойцов, да еще чуть ли не три десятка простых мечников, отряду Айдахо удалось сбросить со стены всех, кто на нее забрался. Уже полыхали штурмовые лестницы, подожженные бушующим пламенем каменной крови, уже один за другим вспыхивали канаты и орки с воплями разжимали обгоревшие руки и, визжа, падали в огонь. Арбалетчики не жалели стрел, хотя тоже несли потери — топоры троллей успешно находили смотровые щели в каменных стенах цитадели. Подножия привратных башен стали непроходимы от разлившейся горячей смолы, поверх которой коптящими языками вздымалось пламя. И вот наконец последний из взошедших на стену орков, по оскаленной клыкастой морде которого с размаху полоснула глефа Жана, отпрянул назад, мгновение пытался удержать равновесие и затем, поскользнувшись на мокром от крови камне, сорвался вниз, в адский пламень, где ему было самое место.
Жан устало облокотился на глефу — каждая мышца ныла, откликаясь на полученные, пусть и не пробившие кольчугу, уда-ры. По рукам стекала кровь, в основном чужая, хотя пальцы получили несколько незначительных порезов от скользнувших по древку вражеских лезвий. Соленый пот, щедро смешанный со столбом стоящей в воздухе копотью, обильно заливал лицо и ел глаза — ночная прохлада нисколько не освежала.
Остаток ночи прошел спокойно — до утра орки не рискнули идти на приступ, понеся серьезные потери. Все эти часы над крепостью стоял стон раненых
— эльфы и лекари оказывали им помощь, а с рассветом воины принялись хоронить павших. Жан, без сил сидевший, привалясь к стене, с каким-то чувством отрешенности смотрел на мертвого Кирка, которого с трудом волокли два кряжистых мужика, на стройное, молодое тело девушки со страшно изуродованным орочьим топором лицом — только по чудесной, залитой кровью косе он узнал Врею. Были и другие, кого-то он знал, кого-то видел впервые.
Мимо прошел Корт — его лицо пересекала багровая борозда, однако ветеран не обращал на рану внимания, лишь время от времени промакивая куском ткани медленно сочившуюся кровь. Сотник взглянул на бледное лицо парня, хотел было что-то сказать, но затем, пожав плечами, пошел дальше, чуть приволакивая правую ногу.
Рядом плюхнулся Клад — ему в этот раз удалось избежать серьезных ранений, если не считать глубокой и первое время обильно кровоточившей царапины на шее — по коже скользнула стрела. Чуть в сторону — и на одного убитого у защитников было бы больше.
— Ну, чего скуксился? — спросил он с деланной бодростью в голосе. — Мы же живы, и то ладно. Зато потрепали мы их здорово, скажешь, нет?
— Потрепали… — безразлично подтвердил Жан, мысленно посылая приятеля куда подальше. Ему сейчас хотелось побыть одному.
— Жаль Кирка, славный был мужик.
— Славный… — снова согласился Жан.
— Но он герой, верно ведь? Задал им перцу, скольких положил, с ума сойти. У тебя на счету сколько будет?
— Не считал.
— Врешь, — убежденно заявил Клад. — Как пить дать врешь. Ты точно считал. Ну, не томи, сколько?
— Ну семь… руками. И четверо из арбалета.
— Ух ты, здорово! У меня только четверо руками. А из арбалета штук восемь или девять, да тут невелика хитрость. Я просто раньше начал, ты еще дрых. Так это, смотри, ежели каждый, ну, пусть по пять положил, то это будет сколько всего? Давай, скажи, ты ведь у нас грамотей.
— Да не знаю я. Думаю, сотен шесть мы положили всего. Вместе с теми, кого катапульты свалили да огонь сжег. Да какая разница… их вон сколько, думаешь, они все силы на стены бросили?
— Может, и не все. Может, у них вдесятеро больше есть, — лихорадочно заговорил Клад. — Это не важно. Главное, их можно бить. А будешь так вот сидеть и по павшим убиваться, скоро сам таким будешь. Покойником то есть. Надо сражаться, сам видишь, их можно бить. Помнишь, что Корт сказал?
Осаду снимают, если цена победы становится слишком велика. Если мы заставим их у наших стен умыться своей зеленой кровью, то им ничего не останется, как уйти. Верно я говорю?
— Ты прав, — ответил Жан и слабо улыбнулся, глядя, как засверкала главная башня в лучах восходящего солнца.
В полутемном зале, освещенном лишь последними лучами заходящего светила, пробивающимися сквозь витражи стрельчатых окон, собрались несколько человек. Именно они сейчас решали судьбу замка, именно от них зависел ход дальнейшей обороны, к ним были обращены взгляды защитников, которые хотя и не могли проникнуть взором сквозь каменные стены, но знали — речь идет о замке и, стало быть, о них, людях, стоящих на стенах.
Днем здесь бывало светло — может, этот зал и не был идеален с точки зрения обороны, но и использовался он, вообще-то говоря, для более приятных целей. Здесь проходили праздники и шумные застолья, здесь раздавались песни бардов, веселые, героические или печальные — в зависимости от того, что пожелают гости. А тем редко хотелось выжимать слезу, куда больше нравились потешные, зачастую довольно фривольного содержания песенки, заставлявшие, бывало, краснеть благородных дам и вызывающие хохот мужчин.
В те дни яркие солнечные лучи, окрашенные цветным витражным стеклом в фантастические цвета, наполняли зал затейливой игрой красок. Или же пламя многочисленных свечей на тяжелых бронзовых люстрах вызывало загадочное мелькание странных теней на драпированных дорогими тканями каменных стенах. Рекой лилось дешевое, но отменного качества пиво, перемежаясь с дорогим вином, слуги несли роскошную снедь, от которой у гостей разбегались глаза и рот наполнялся слюной, и обязательно находилось немало рассказчиков, готовых усладить слух приглашенных своими рассказами о былых подвигах, правдивыми, приукрашенными или полностью придуманными. Им, вне зависимости От степени соответствия рассказов действительности, внимали благосклонно и искренне удивлялись и восхищались, тем самым побуждая рассказчиков пускаться во все новые и новые подробности, все дальше уводившие их от реальности.
Сегодня здесь было тихо — собравшиеся сидели в креслах, изредка вполголоса переговаривались друг с другом. Не все приглашенные прибыли, и серьезный разговор пока не начинался.
Маркиз Рено де Танкарвилль, восседавший на своем законном месте, высоком троне, богато украшенном барельефами и резным каменным орнаментом, был мрачен, как никогда. Он вообще редко пребывал в столь плохом расположении духа, впрочем, сейчас у него для этого были все основания. Рядом, на таком же, только несколько меньшем троне, восседала его супруга, леди Алия, маркиза де Танкарвилль. Сегодня намечался военный Совет и женщине, вообще говоря, здесь места не было, однако она выразила желание, а спорить с ней маркиз был не в настроении.
Несколько кресел, расставленных полукругом, занимали те, кто составлял Совет. Сэр Берн Айдахо, Черный рыцарь, командир гарнизона Форша, прославленный воин, первый меч Брекланда. Сейчас его вороненые доспехи носили следы орочьих ятаганов, однако настроен он был решительно. Отец Тавиус, духовник маркиза и его супруги, представлял церковь — это был маленький, тщедушный человечек в простой коричневой рясе. Он всегда казался застенчивым и даже слегка чем-то напуганным, говорил вкрадчиво и тихо, легко поддавался гневу, но быстро отходил и обычно был вежлив и мягок со всеми, даже с теми, кого отправлял на плаху. А такое случалось нередко — тех, кто достаточно хорошо знал Тавиуса, не обманывали его хилая внешность и ласковые речи, даже кусок льда в разгар зимней стужи не мог быть холоднее того, что заменяло священнику сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94