Затем она улыбнулась и закрыла глаза.
— Солнце-Сияет-Сквозь-Облака, — толкнула Атласка всклокоченного Синезуба, и он, оставив попытки расчесать и разгладить свой мех (обиталище Спящей требовало к себе уважения), посмотрел на подругу.
— Иди обратно, иди и не спускай глаз с молодого Константин-человека. Хиза Верхней мудры, но ты — очень быстрый, ты — охотник с Нижней. Ты будешь присматривать за ним, приходить и уходить.
Синезуб нерешительно взглянул на Старого и Лили.
— Хорошо, — согласилась Лили. — Сильные руки, хорошо. Ступай.
Юный самец застеснялся, но остальные расступились перед ним, а Атласка посмотрела на него с гордостью: даже чужие Старые признают, что он хорош. А ведь правда: он такой смышленый и рассудительный…
Синезуб дотронулся до Старых, затем до Атласки и спокойно двинулся сквозь толпу к выходу.
Спящая спала в окружении верных хиза, а человеки уже во второй раз дрались с человеками, и Верхняя, совсем недавно такая надежная, незыблемая, качалась, как сброшенный деревом лист на груди реки. На Спящую взирало Великое Солнце, а вокруг него сверкали звезды.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
НИЖНЯЯ: 11.10.52; МЕСТНЫЙ ДЕНЬ
Вездеходы тяжко ползли мимо спущенных куполов и брошенных загонов. Компрессоры молчали, но это молчание было красноречивее любой песни об Исходе. Первая база — первый лагерь цепочки. От ветра лязгали двери шлюзов, качаемые ветерком. Усталая колонна еле плелась, путники тоскливо взирали на картину опустошения. У Эмилио ныло сердце: в этом лагере, который он строил своими руками, не осталось никого. Он подумал о том, далеко ли успели уйти поселенцы и каково им сейчас.
— Хиза тоже здесь побывали? — спросил он Топотуна — очевидно, единственного низовика, все еще сопровождающего колонну. Он не отходил от Эмилио и Милико.
— Мы глаза видеть. — Это было не совсем то, что ожидал услышать Эмилио.
— Господин Константин. — Сзади подошел один из "К". — Господин Константин, надо отдохнуть.
— За лагерем, — пообещал Эмилио. — Нам нельзя долго находиться на открытом месте, понимаете? За лагерем.
Рабочий постоял на обочине дороги, пока с ним не поравнялась его группа. Легонько похлопав жену по плечу, Эмилио прибавил шагу, чтобы догнать два первых вездехода. На опушке он забежал вперед и знаками велел водителю переднего вездехода остановиться через полкилометра. Потом постоял, дожидаясь Милико, глядя на идущих мимо и думая, что некоторые пожилые рабочие и дети, наверное, совершенно выбились из сил — столь долгое путешествие в противогазах измучило даже едущих на вездеходах. Все чаще люди просили о привале…
Колонна растягивалась, многие еле переставляли ноги. Эмилио отвел жену на обочину, и они постояли, пропуская колонистов. «Скоро отдохнем, — говорил он каждой проходящей мимо группе. — Потерпите». Наконец показался хвост колонны — горстка стариков упрямо брела вперед, ничего не видя от изнеможения. Последними тащились двое из его персонала.
— Никто не отстал? — спросил Эмилио. Они слабо помотали головами.
Внезапно Эмилио увидел человека, бредущего назад. Он шатался от усталости и натыкался на встречных, а вслед ему звучали взволнованные голоса. Эмилио подбежал к нему.
— Ком, господин Константин, — прохрипел тот. Эмилио бежал по скошенной обочине извилистой, окаймленной деревьями дороги, пока не увидел вездеходы и обступивших их людей. Он срезал угол напрямик сквозь заросли, и толпа раздалась, пропуская его к головному вездеходу.
Он забрался в кузов и пополз через гору клади. Джим Эрнст, прижавший динамик к уху, повернулся навстречу. По его взгляду Эмилио понял, что случилось нечто ужасное.
— Погиб, — сообщил Эрнст. — Ваш отец… Бунт на станции.
— А мать и брат?
— Неизвестно. Вообще ничего не известно. Пришла депеша от военных. Флот Мациана требует контакта. Отвечать?
Эмилио судорожно глотнул воздуха, кожей осязая молчание толпы, молчание глядящих на него пассажиров вездехода — старых "К" и резидентов. Глаза у них стали круглыми, как на скульптурах хиза.
Кто-то вскарабкался в кузов, пролез к нему поближе и обнял за талию. Милико. Его слегка затрясло от изнеможения и запоздалого шока. Весть о гибели отца не застала его врасплох. Она всего лишь подтвердила его наихудшие подозрения.
— Нет, — сказал он. — Не отвечай.
В толпе зашептались. Эмилио повернулся к ней лицом.
— Никаких подробностей военные не сообщили, — выкрикнул он, и голоса тотчас умолкли. — Эрнст, расскажи, что тебе известно.
Эрнст встал и пересказал депешу. Эмилио прижал к себе жену. На Пелле остались родители и сестра Милико. Племянники, дяди и тети. Все Ди. Возможно, они погибли, но военные этого не заметили. Впрочем, у Ди больше шансов выжить, нежели у Константинов. У них не так много врагов.
— Флот захватил власть, ввел законы военного положения. "К"… — Эрнст помялся перед нетерпеливыми слушателями и нерешительно договорил: — "К" взбунтовался и вырвался из своей секции. На станции серьезные разрушения и многочисленные жертвы. Погибли не только станционеры, но и "К"…
Один из старых "К" заплакал. «Наверное, — с болью подумал Эмилио, — у них тоже остались на Пелле близкие».
Он посмотрел вниз, на печальные и настороженные лица. На своих помощников, на "К", на хиза, стоявших поодаль. Никто не двигался, никто не говорил. Только ветер шуршал в листве и река журчала за деревьями.
— Так что теперь они прилетят сюда, — продолжал он, с трудом сдерживая дрожь в голосе. — Они хотят, чтобы мы работали на них в полях, шахтах и на мельницах. Все, что мы вырастим и добудем из-под земли, отнимут у нас и погрузят в трюмы. Плохо, когда наши собственные защитники прилетают сюда и заставляют нас работать под угрозой оружия… Но что будет, если на смену им придет Уния? Что, если они потребуют еще больше, а мы скажем: «Довольно с вас», — что тогда будет с Нижней? В любом случае мы потеряем Пелл. Если хотите, возвращайтесь гнуть спину на Порея или ждать униатов. А я пойду дальше.
— Куда, сэр? — спросил парень, которого когда-то едва не прикончил Хэйл. Эмилио успел позабыть его фамилию. Рядом с ним стояла мать. В голосе юноши не звучало вызова — только озабоченность.
— Не имею понятия, — признался Эмилио. — В какое-нибудь безопасное место, которое нам покажут хиза. Зароюсь в землю и буду жить. Растить хлеб для себя.
Снова по толпе пробежал шепот. Страх… Страх ни на секунду не отпускал тех, кто не знал Нижней. Кто не успел сродниться с планетой, где человек был еще чужим.
Поселенцы, не доверявшие низовикам в лагере, еще больше страшились их в диком краю, где хиза, в отличие от людей, не зависели от техники. Потеря противогаза или какая-нибудь иная оплошность… Нижняя такого не прощала. Пока росла главная база, росло и кладбище при ней.
— Ни один хиза, — напомнил Эмилио, — не причинил человеку вреда. Несмотря на все то, что мы здесь натворили. Несмотря на то, что мы здесь чужие.
Он спрыгнул в глубокую колею, повернулся и помог спуститься Милико. По крайней мере она останется с ним.
Она спустилась и ни о чем его не спросила.
— Для тех, кто желает попытать счастья у Порея, мы можем сделать только одно: разбить здесь лагерь. Оставить компрессоры.
— Господин Константин!
Он поднял голову. Его окликала пожилая женщина из кузова вездехода.
— Господин Константин, я слишком стара, чтобы работать, как там, на базе. Пожалуйста, не бросайте меня!
— Мы тоже готовы идти дальше, — раздался мужской голос.
— Кому-то захотелось назад? — спросил бригадир из "К". — Что, без вездехода никак?
В наступившей тишине люди дружно помотали головами. Они попросту устали, подумал Эмилио.
— Топотун! — Он взглянул на ближайшего низовика, стоявшего на обочине. — Мне нужен Топотун.
Топотун показался из-за деревьев и сбежал по склону холма.
— Вы идти, — закричал он, указывая на деревья. — Вы идти теперь.
— Топотун, мы устали, и нам необходимы вещи из вездеходов. По лесу вездеходы не пройдут, и некоторые люди тоже. Среди нас есть больные.
— Мы нести больные, много-много хиза. Мы украсть хорошие вещи у вездеходы. Вы учить мы, хорошо, Константин-человек? Мы украсть для вы. Вы идти.
Эмилио оглянулся на спутников, увидел огорченные, недоверчивые лица. Его окружали хиза, все больше их появлялось из зарослей, иные даже с детенышами, которых людям доводилось видеть нечасто. Топотун не обманывал, и все это чувствовали, а потому не спорили. Крепкие молодые туземцы помогли спуститься с вездеходов старым и хворым. Остальные выгружали припасы и снаряжение.
— А что, если нас будут искать с помощью скана? — встревоженно прошептала Милико. — Надо найти хорошее укрытие, и побыстрее.
— Чтобы отличить людей от хиза, нужен очень чувствительный скан. Надеюсь, нас оставят в покое… до поры.
Приблизился Топотун, взял Эмилио руку и наморщил нос — у хиза это означало подмигиванье.
— Ты идти с я.
Как бы ни подгоняли их страх и дурные предчувствия, неподготовленные к долгому переходу колонисты вскоре выбились из сил. Все задыхались от ходьбы, а те, кто покинул главную базу пешком, уже валились с ног. Прошло еще немного времени, и начали сдавать хиза. В конце концов, обнаружив, что не могут нести всех неходячих, они объявили привал и сами растянулись среди папоротников.
— Надо найти укрытие, — убеждал Эмилио Топотуна, собравшегося вздремнуть. — Топотун, здесь нехорошо. Нас увидят с кораблей.
— Спать теперь. — Топотун свернулся клубочком, и растормошить его, да и кого-либо из его сородичей, было уже невозможно. Эмилио окинул склон беспомощным взглядом. Люди и низовики засыпали среди разбросанных вещей, некоторые завернулись в одеяла, иным не хватило сил даже на это. Эмилио улегся на одеяло Милико, а свое, нераскатанное, положил в изголовье.
Сквозь листву косо падали лучи солнца. Эмилио обнял жену, с другого боку к нему привалился Топотун, обхватил рукой за плечи. Эмилио не противился и вскоре погрузился в глубокий целительный сон.
— Ты проснуться! Ты проснуться! — Топотун тряс его, а рядом, обхватив колени руками, сидела Милико. Дымка тумана увлажнила листву, туча над головами предрекала дождь. Было позднее утро.
— Эмилио, по-моему, пора вставать. Похоже, к нам важные гости.
Он повернулся на другой бок, затем поднялся на колени. Вокруг в холодном тумане шевелились люди. Хиза, вышедшие из-за деревьев, были Старыми, время изрядно выбелило их мех. Эмилио насчитал троих.
Он встал и поклонился им. В лесу на Нижней, во владениях хиза, этот жест казался вполне уместным.
Топотун тоже поклонился и запрыгал — он выглядел очень серьезным.
— Не говорить человеки-слова они, — объяснил Топотун. — Говорить, вы идти с мы.
— Мы пойдем, — ответил Эмилио. — Милико, поднимай людей.
Она обошла бивуак и потихоньку разбудила немногих заспавшихся. Известие о приходе Старых быстро обежало утомленных, промокших людей, которые собирали свои пожитки и приводили себя в порядок. Из зарослей появлялись все новые хиза. Казалось, лес кишит ими; каждый куст, каждое дерево скрывает за собой гибкое коричневое тело.
Старые растаяли среди листвы. Топотун подождал, пока все соберутся, и повел колонну дальше. Закинув на плечо скатанное одеяло жены, Эмилио пошел в хвосте. Стоило кому-нибудь из людей захромать или застрять в мокрых зарослях, хиза (даже те, кто не понимал человеческой речи) спешили на помощь: вытаскивали, вели под руки, сочувственно щебетали. А следом за ними шли сородичи — «воры», несущие надувной купол, компрессор, генератор, человеческую еду и все остальное, что смогли «украсть» с вездехода и чему, наверное, даже названия не знали, — словно коричневая орда лесных насекомых-чистильщиков.
Миновал день, опустилась ночь, и часть ее они провели на ногах, отдыхая, когда из сил выбивалось большинство. Хиза вели людей так заботливо, что никто не отстал, а на привалах согревали их своими телами.
Но вдруг в вышине пророкотал гром, не предвещающий дождя…
— Садятся! — пронеслось по колонне. Хиза ни о чем не спрашивали людей — их тонкий слух гораздо раньше уловил гул корабельных двигателей.
Наверное, это возвращается Порей. Скоро флотские увидят разоренную базу и пошлют на станцию гневное донесение. Потом просканируют местность, проанализируют информацию, отправят командующему и дождутся приказа. На все это потребуется время, а время играет на руку беглецам.
Привал — переход, привал — переход… И всякий раз, когда кто-нибудь сдавал, добрые хиза были рядом — поддерживали, сочувствовали. С несказанной радостью встретили беглецы первые утренние лучи, что проникли сквозь густую листву и вызвали восторженные трели туземцев. Неожиданно на гребне холма лес оборвался — впереди простиралась голая равнина. Хиза спускались по склону на равнину, и Эмилио с изумлением понял, что перед ним места, не тронутые людьми по настоянию низовиков, заповедный край.
— Нет! — воскликнул он, озираясь в поисках Топотуна. Увидев скорохода, он помахал ему рукой, и тот примчался вприпрыжку. — Топотун, нам нельзя выходить на открытое место. Люди-ружья, понимаешь? Они прилетят на кораблях, их глаза увидят нас с неба.
— Старые говорить — идти. — Топотун зашагал вперед, всем своим видом давая понять, что вопрос о спуске на равнину, залитую бледным солнцем, обсуждению не подлежит. Живая коричневая волна скатывалась с холма, хиза несли людей и их имущество; за ними плелись остальные переселенцы.
— Топотун! — Эмилио остановился, Милико — рядом. — Люди-ружья! Они сразу увидят, понимаешь?
— Я понимать. Человеки-ружья увидеть все мы. Мы тоже увидеть они.
— Нельзя нам туда спускаться! Нас убьют, ты слышишь меня?
— Они говорить — идти. Старые. — Топотун отвернулся и пошел дальше. Пройдя несколько метров, он оглянулся и поманил Эмилио и Милико.
Эмилио сделал шаг, затем другой, осознавая, что это безумие… У человека свои обычаи, у низовика — свои. Хиза никогда не поднимет руку на врага, он будет сидеть и смотреть… Вот что они задумали: сидеть и смотреть. Люди попросили хиза о помощи, и те помогают, как велит им обычай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66