шторки для ванной стеклянные 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Да, знал о её планах женить на себе богатого старого хозяина, да, не станет скрывать, они с Луизой рассчитывали на скорую смерть старика, после чего, выждав для приличия время, расписаться. Нет, он, Арман, не утверждает, что такое его поведение можно назвать высокоморальным, однако нет в нем и ничего противозаконного, нет такой статьи в кодексе! А он был уверен — свидетельство о браке у Луизы самое что ни на есть настоящее, и какой ему смысл убивать будущую богатую супругу?
А что касается отпечатка пальца в автомашине — возможно, он, Арман, не намерен отпираться. Луиза имела в своём распоряжении собственную машину, всегда могла воспользоваться машинами графа, он же, встречаясь с ней, не обращал внимания на то, в какой машине сидит с любимой женщиной. А о том, что любимая совершила преступление, убив девушку из загса, он и понятия не имеет.
Да, после смерти старого графа Луиза исчезла из поля его зрения, он не знал, куда она подевалась, но шума не поднимал и не разыскивал её, полагая, что теперь, когда она стала законной богатой вдовой, не стоит демонстрировать людям их связь. Можно повременить. К тому же граф уже давно запретил ему появляться в своём дворце в Монтийи, а он, Арман, предполагал, Луиза именно там проводит все время, оплакивая смерть супруга. Её смерть явилась для него страшным ударом.
Все прекрасно понимали — ни слова правды во всем этом, но попробуй докажи! Главное же, к нему никак не подходил решающий козырь в раскрытии убийства — мотив.
Когда я передала тётушке все эти сведения, та недовольно хмыкнула и заявила:
— Врёт как сивый мерин. Придётся мне самой заняться этим. К сожалению, сейчас не могу, займусь, когда вернусь в Париж. Ты знаешь, что я намерена поселиться у тебя в Монтийи? Надеюсь, ты не против?
Мы разговаривали по телефону, тётушка пока ещё жила в Трувиле, и в ответ я с искренней радостью прокричала в трубку:
— Что вы, тётушка! Это для меня просто счастье, я надеялась, что так оно и будет, а отделке ваших апартаментов уделяю особое внимание. Останетесь довольны, уверена! А что вы собираетесь делать, ну, в том, что касается Армана?
— Кое-кого разыскать, — загадочно ответила пани Ленская. — Сейчас не стану рассказывать, чтобы не сглазить, но для этого мне надо поселиться в Монтийи. Думаю, смогу приехать туда под конец сентября. Да, кстати, доктор Вийон обнаружил-таки отраву в твоём паштете. Он ещё тебе не звонил?
— Нет. Значит, колбасный яд?
— Вовсе нет, это для Армана слишком примитивно. Он использовал вытяжку из печени одной такой японской рыбки… как же она называется? Ага, фу-фу. Вообще-то рыбка эта вполне съедобная, а вот её печень и жёлчный пузырь — страшная отрава. Обрабатывают эту рыбку с чрезвычайными мерами предосторожности, печень и жёлчный пузырь уничтожают, но за деньги все можно достать. И если бы в случае твоей смерти, — безжалостно добавила старушка, — обнаружился в паштете яд фу-фу, запросто приписали бы появление его в паштете несовершенной технологии или недосмотру, там печень и там…
Ох, кажется, разлюблю я паштет из печени рыб!
Пани Ленская в заключение сказала:
— Прошу тебя, коханая Кася, не тяни с завещанием. Пока Гийом находится на свободе, ты находишься в опасности, не сомневайся. Рада, что едешь в Польшу, за тобой он туда не рванёт, наверняка дал подписку о невыезде. Не спеши возвращаться!
Ну уж нет! Я как раз собираюсь поспешить, из-за Гастона, конечно.
Обсуждая с Романом способ путешествия, пришли к выводу — на машине. Мне очень хотелось полететь на самолёте, так до сих пор и не пришлось, но Роман убедил — самолёт от меня не улетит, а в Польше машина мне понадобится. К тому же, проехав пол-Европы, я смогу много увидеть. Сверху столько не разглядишь.
Как всегда, победило мнение Романа. Ехать решили на «мерседесе», «пежо» заперли в гараже. И однажды прекрасным летним утром двинулись в путь. Вперёд, в неизвестную мне новую Польшу! Позади остались неразгаданная тайна убийства экономки, мой лютый враг, решивший меня со свету сжить, страстно любимый и любящий мужчина…
* * *
Путешествие заняло много времени, ведь я не торопилась, раз уж решили сочетать приятное с полезным, то есть деловую поездку с туристической. И тут незаменимым гидом опять стал для меня Роман, не только рассказывая о городах, через которые мы проезжали, и их достопримечательностях, но попутно кратко знакомя с новейшей историей Европы, в частности Германии. Очень интересно, например, было узнать о ещё недавнем существовании двух Германий.
В конце концов мне это надоело, подгоняло нетерпение скорей увидеть родную Польшу конца двадцатого века.
— Теперь больше никуда не сворачиваем, едем прямо в Польшу! — распорядилась я.
— Как пани графиня прикажет, — не возражал Роман. — Вот только тогда мы можем добраться до места уже сегодня, но поздней ночью, а не хотелось бы.
— Почему поздней? — удивилась я, разглядывая дорожную карту. — До Польши осталось всего ничего.
— На границе проторчим, — пояснил Роман.
Странно. Не торчали мы на границе между Францией и Германией, с чего же теперь торчать? Не понимаю.
Роман терпеливо растолковывал:
— А этого никто не понимает. Раньше, при социалистическом режиме, ещё понятно, тогда существовал контроль, а теперь почему — загадка. Впрочем, сейчас пани графиня сама убедится.
И я убедилась. Мы пристроились к длиннющему ряду легковых автомашин, бок о бок растянулся ещё более длинный хвост громадных грузовых машин разного пошиба. И двигалось все это со скоростью одного метра за пять минут. Издали виднелись какие-то здания и люди, но вроде бы там ничего не происходило. Когда мы наконец добрались до них, я убедилась в правоте Романа: на наши паспорта лишь взглянули, вся процедура (я специально следила по часам) продолжалась полторы минуты, а в очереди мы простояли больше двух часов!
Так это меня разозлило, что я позабыла — надо же волноваться! Вот я въезжаю в Польшу, свободную и независимую, в какой мне ещё не доводилось жить, сердце должно трепетать от радостного предчувствия встречи с любимой родиной, а тут никакого трепета. Зато какое-то трясение. Вот тряска сделалась сильнее, я дёргалась в машине, как эпилептик, и наконец не выдержала.
— Что происходит? Неужели наш новый «мерседес» уже разваливается на куски?
— Пока ещё не разваливается, — вздохнул в ответ Роман. — Но, боюсь, недолго ждать. Пани графиня должна привыкать — это польские дороги. Такая уж у нас автострада.
— Да что Роман говорит, разве это автострада? Просто тёрка, стиральная доска.
— В самую точку пани попала, у нас так и называют наши дороги. Чуть положат новый асфальт, глядишь — опять весь в выбоинах и трещинах. Говорят, раньше власти нарочно такой клали, назло людям, чтобы не слишком радовались.
— Ну прямо, как в мои времена. Но ведь теперь же новая, свободная Польша. Нет тех властей, которые делали все, чтобы людям жилось хуже. Тогда почему? Не царские власти, не советские, свои же, польские… Выходит, ничего не изменилось?
— В этом отношении, действительно, немногое. Избранные свободными поляками свободные польские власти свободно крадут, на дороги не остаётся средств. Правда, есть небольшие исключения. Пани сразу по дороге узнает — ворюга воевода или честный человек?
— Так бывают все-таки честные! — порадовалась я.
— Бывают, пересечёшь границу воеводства — и как по бархату едешь. А выскочил за его пределы — и опять начнёт трясти да подбрасывать. Хоть бы знаки предупреждающие ставили.
Я надолго замолчала. Вот пожалуйста, вроде бы существует наконец Польша, о которой мечтали поколения поляков-патриотов. И что? Где польский гонор? Какая-то Франция с её взбалмошной историей, какая-то Германия, вроде бы проигравшая две войны сряду, могут себе позволить построить отличные дороги и позаботиться о своих гражданах, а мы что же?!
Во всем остальном Польша, в принципе, не отличалась от того, что я видела в Европе в это новое время, к которому уже успела привыкнуть. И постройки, и бензоколонки, и люди так же одеты, и та же реклама повсюду. А вот что я найду в своих Секерках? Всю дорогу избегала говорить об этом с Романом, теперь пришло время.
Не очень охотно Роман попытался ввести меня в курс дела.
— В принципе, совсем не так, как было во времена пани графини. Во дворец попала бомба, так что он был частично разрушен, частично сгорел. После войны его отстроили, но не целиком, и вообще много глупостей понаделали во времена построения социализма, например, ясновельможному графу пришлось прикинуться крестьянином, частное землевладение у нас, слава богу, оставалось, только ограничивалась квота собственности на землю: больше пятидесяти га не полагалось. Вот он и прозябал на них, заставляли картошку выращивать. Только как десять лет назад все переменилось, ему вернули отобранные земли, больше сотни га, и ещё сохранились какие-то вклады на счетах в швейцарских банках. Благодаря этим деньгам смог дать взятку кому нужно и свои бывшие владения обрести. И то, считайте, вам повезло, вон графиня Браницкая до сих пор ведёт с властями тяжбу из-за своих двухсот гектаров под Варшавой. Сколько лет земля под сорняками, ни вашим ни нашим.
Боже, да какое мне дело до графини Браницкой? Меня беспокоило, что я у себя застану.
— Выходит, вернусь я домой, а там неизвестно что?
— Ну, не совсем так, — успокоил меня Роман. — Дом стоит и за ним присматривают.
— Кто?
— Да бывший же ваш огородник с женой. А делами занимается адвокат Юркевич.
Тут я вспомнила — упоминал как-то месье Дэсплен о своём польском коллеге Юркевиче.
— А они знают, что мы приезжаем?
— Да, я звонил пану Юркевичу, он должен был предупредить Сивинских, ну, огородника с женой.
— А почему же вы не позвонили прямо этому огороднику?
— Звонил, но не застал его в вашем доме. Они живут неподалёку, в своём.
Волнение моё возрастало. Уже начинало темнеть, из-за большой задержки на границе подъезжаем теперь к родным пенатам в темноте, а мне почему-то в темноте не хотелось… И в самом деле, возвращаться ночью хоть и в родной, но совершенно неизвестный мне дом… Он стоит пустой, ключей у меня нет, а внутреннее беспокойство так и распирает. Ну чего я испугалась? А испугалась — нет сомнения. И я не выдержала.
— Роман, не поедем сейчас домой.
Роман остановил машину и удивлённо уставился на меня.
— А куда же пани графиня желает ехать?
— Да куда угодно. Есть же тут какой-нибудь постоялый двор, помнится, недалеко от поместья был. И вообще, я хотела бы при дневном свете увидеть окрестности, дорогу. И ещё. Если никого в доме не застанем, куда денемся?
— У меня есть ключи, проше пани. И от въездных ворот тоже, электронные. Гостиница тут есть, действительно недалеко, но там может не оказаться мест.
— А вдруг окажутся? Я согласна заплатить двойную цену. До дома сколько ещё ехать?
— Да не больше получаса, осталось каких-то тридцать километров. Только вот надо выбраться на Краковское шоссе. Пока же мы ещё на Катовицком.
— Через полчаса настанет ночь. Нет, едем в гостиницу.
Роман не стал спорить, зная, что меня не переубедишь, когда я вот так упрусь. А я с каждой минутой чувствовала, как во мне усиливается страх перед собственным домом, и если бы Роман подвёз меня к воротам против моей воли — готова была выскочить из машины и мчаться без оглядки неизвестно куда. И куда подевались любопытство и желание увидеть собственный дом? Нет, не хотела я пугаться угадываемых в ночной тьме неизвестных мне фрагментов совсем чужого дома. При солнечном свете это будет не так страшно.
Впрочем, жалкие попытки как-то логично оправдать моё нежелание ехать к родовому гнезду растворялись в каком-то совершенно иррациональном, но всепоглощающем стремлении переночевать в гостинице. Меня словно что толкало к ней, и бороться с этим внутренним импульсом не было сил. Даже если бы эта гостиница находилась в ста шагах от моего дома!
Последний участок дороги пролегал через лес. Это был не тот, запомнившийся мне лес, который я знала как свои пять пальцев. Теперешний, насколько можно было разглядеть в наступившей темноте, был намного моложе. И слишком часто в нем встречались дома. Свет фар то и дело выхватывал из темноты то симпатичную виллу, то простенький дом, то забор или металлическую решётку. Я не могла определить, еду по своим владениям или пока ещё нет.
Вот лес кончился, немного посветлело, оказывается, солнце не окончательно зашло, просто село в тучу, что сулило наутро ненастную погоду. Роман выехал на автостраду и, немного проехав по ней, свернул влево. А тут вскоре и показалась ярко освещённая гостиница. Роман съехал на площадку автостоянки и остановил машину. Я осталась сидеть в ней, он отправился договариваться о ночлеге.
Вернувшись, доложил:
— Как я и боялся — все занято. Время отпусков, проше пани, вся Польша срывается с места и мчится куда-то сломя голову. Единственное, что осталось — двухместные апартаменты, очень дорогие по здешним ценам. Обо мне не беспокойтесь, для себя я всегда что-нибудь найду.
Ответа моего не потребовалось — хватило взгляда. Что мне цена, пусть бы это были даже королевские апартаменты.
Выяснилось, что апартаменты предназначались не для королей, а для новобрачных, отправившихся в свадебное путешествие. Потому и такие дорогие, что очень удобные для молодых, пожелавших дня два-три пожить вдали от родных, хотя дорогой номер, как правило, как раз родные и оплачивали. Мне его сдали на одну ночь. Повезло, как раз в эту ночь новобрачных не было, но номер уже забронировали для приезжающих завтра вечером. Роман клятвенно заверил строгую пани администраторшу, что мы освободим номер завтра утром.
Разместившись в гостинице, я сразу успокоилась. Конечно, так называемые «апартаменты» этой придорожной польской гостиницы не шли ни в какое сравнение со всемирно известным парижским «Ритцем», но здесь было все необходимое и достаточно удобств. Я настолько успокоилась, что во мне опять проснулось любопытство. Я выглянула в окно и даже вышла на небольшой балкончик, а потом вовсе осмелела и спустилась на террасу, однако отовсюду могла рассмотреть лишь тёмную зелень, немного освещённую фонарями — деревья и кусты, больше ничего не разглядела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52


А-П

П-Я