https://wodolei.ru/catalog/mebel/tumby-s-umyvalnikom/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

! Куда подевались лошади?
Не долго думая, я решила спросить об этом слугу, ответственного за них. Уже зная, что в комнате не найдётся колокольчика и вообще нет возможности обычным способом вызвать прислугу, я распахнула окно, которое и без того было приоткрыто, и громко позвала Романа. Он как-то сразу расслышал в городском шуме мой голос.
Подняв голову и узрев меня в окне, Роман вежливо поклонился. Я жестом велела ему подняться ко мне.
Минуты через две Роман уже был в моей комнате.
— Что все это означает? — спросила я, стараясь, чтобы голос прозвучал, как обычно, сдержанно-сурово, но, боюсь, на сей раз мне это не удалось. Сама почувствовала — получилось как-то жалостливо.
Кучер был удивлён. И кажется, попытался снять с себя вину.
— Так я же сменил колесо, — вроде бы оправдывался он. — Теперь мы можем ехать, как только ясновельможная пани того пожелает, ведь колесо отлетело…
— Где мы находимся? — резко перебила я непонятные разглагольствования слуги.
Роман с тревогой в голосе ответил:
— Ну как же, пани соизволила забыть, вчера ведь колесо отскочило, требовалось починить…
— Где мы находимся?! — потеряв терпение, громким голосом вскричала я.
— В Шарантоне, проше пани. В отеле «Меркурий». Ведь пани же сама велела вчерась там остановиться, как у нас колесо отлетело. А сразу сменить не было возможности, у них в мастерской не нашлось нужного колёса, только сегодня с утра привезли, я сразу и заменил.
Что-то знакомое прозвучало в названии… как Роман сказал? Отеля?
— Ты хотел сказать — постоялый двор «Весёлый Меркурий»?
— Вот именно! — неизвестно чему обрадовался кучер. — Так шановная пани обратила внимание? Они сохранили старую вывеску, ведь и в самом деле когда-то, лет сто пятьдесят назад, на этом месте находился постоялый двор, потом гостиница. Теперешний отель не из самых лучших, всего три звёздочки, но удобный и номер свободный был, ведь сейчас не сезон. А название сохранили. Впрочем, теперь они вошли в состав крупной гостиничной корпорации «Меркурий». Внутри, конечно же, все перестроили.
— И откуда все это Роман узнал? — спросила я, пытаясь унять хаос и смятение в душе, а главное, скрыть их от слуги.
— Так я же, пока колесом занимался, переговорил с парнями в гараже, — простодушно ответил Роман, явно не замечая моего смятения. — Отсюда до отеля «Ритц» всего полчаса езды, ну разве что в пробку угодим. Ну да я рассчитываю, в эту пору Периферик, окружной бульвар, свободен…
Больше я не слушала. Голова пошла кругом, чтобы не упасть, пришлось сесть в кресло — ноги не держали. Постепенно исчезала надежда получить разъяснение случившегося от слуги, тем более что, желая скрыть от Романа смятение, я боялась задавать ему прямые вопросы. О чем безопасно спрашивать? Вспомнила о горничной.
— А где же Зузя?
— Какая Зузя?
Я разгневалась.
— Как это какая? Не станет же Роман уверять, что не знает Зузи, моей горничной девушки?
И опять кучер Роман удивился и вроде бы встревожился. Теперь я не сомневалась — его встревожило моё состояние.
— Ну как же! — почтительно напомнил он мне. — Зузя ведь в Секерках осталась. В последний момент пани графиня решила её оставить, она уже собралась ехать. Впрочем, я не удивляюсь, что пани графиня запамятовала об этом, уезжали в такой спешке, немудрёно и забыть. А уж дорога — не приведи Господь! Особливо по германским княжествам, с ихними дорожными работами. Вот и колесо отвалилось. И то удивления достойно, что госпожа графиня вынесла такую дорогу, не расхворалась.
Роман прав, уезжали мы и в самом деле в большой спешке. Весть о кончине двоюродного прадеда застала нас врасплох. В письме его парижского поверенного сообщалось, что если я немедленно не явлюсь самолично в Париж, меня лишат наследства. Месье Дэсплен был опытным нотариусом, и его советом не следовало пренебрегать. Он так и написал — если что и останется, так одна недвижимость, остальное имущество вмиг растащат, первой же расхитительницей станет… эта… гм… прадедушкина… как бы поизящнее выразиться, утешительница.
Письмо месье Дэсплена буквально оглушило меня, ведь я ещё не успела опомниться после кончины мужа, царствие ему небесное, хотя уже больше года прошло, однако покойник, да будет ему земля пухом, умудрился так запутать свои дела, что за год их толком и не распутали. А теперь вот приходится все бросать и мчаться за тридевять земель, уж больно не хотелось и парижского наследства лишиться. Поручить же дела некому, вот и пришлось, невзирая на своё вдовье положение, взять лучшую четвёрку лошадей и сломя голову лететь во Францию, хоть такая спешка и не пристала вдове. Разумеется, можно было бы поспешить в Париж и по железной дороге, недавно построили Варшавско-Венскую железную дорогу, но такого мои высокопоставленные родственницы и вовсе бы не простили.
Сменяя лошадей, не останавливаясь на отдых, я за сутки добралась до Дрездена. Потом, и это я отлично помню, передохнула в Нюрнберге, затем, уже не чуя на себе живого места и от тряски вся изломанная, распорядилась сделать остановку в Метце, иначе до Парижа меня бы живой не довезли. И были бы мы на четвёртый день в Париже, не отвались колесо моей кареты в Шарантоне, под Парижем, где и пришлось заночевать в тамошнем заезжем дворе. Да не одна я тут осталась — и карета моя с кучером, и кони мои, ведь подставы по всему пути были из моих лошадей, это уж покойный муж постарался, у него были такие фанаберии — только на собственных лошадях ездить, иначе и в Париж не выбирался, а уж новомодных железных дорог и вовсе не признавал. Из-за него и я, доживши до двадцати пяти лет, ни разу в жизни в поездах не ездила.
С другой стороны, что бы я делала в Париже без кареты? Да и добираться из столицы до поместья двоюродного деда куда способнее в своей карете.
Прекрасно осознавая все это, я никак не могла понять, что же со мной приключилось. Или вообще свет перевернулся? К тому же я не сомневалась — Зузю взяла с собой. Иначе кто же меня раздел вчера и в постель уложил? И укладки мои распаковал?
— Так какая же горничная мне вчера прислуживала? — как можно спокойнее поинтересовалась я, всеми силами стараясь скрыть от слуги своё состояние. И с этой же целью добавила: — Вчера до того умучилась — ничего не помню.
Кучер вежливо пояснил:
— Так здешняя горничная и обслужила пани графиню. Та, что дежурство имела. А пани ещё сразу же распорядилась и чаевые ей выдать, потому как с утра другая на дежурство заступала.
— Сколько?
— Сто франков. Очень довольна была.
Я думаю! Ещё бы ей не быть довольной! Где это слыхано — сто франков чаевыми для горничной девушки! Небось, за год столько не зарабатывает. Однако упрекать кучера не стала, возможно потому, что от возмущения голос потеряла.
Впрочем, я скоро отошла. В конце концов, не обеднею из-за ста франков, благодарение Господу, состояние у меня приличное, а силы душевные мне понадобятся для того, чтобы вынести неведомо как свалившуюся на меня напасть. Ладно, бог с ними, ста франками. О карете и лошадях тоже расспрошу Романа немного опосля, сейчас займусь главным.
И я стала отдавать распоряжения Роману: вызвать для меня горничную, чтобы помогла мне собраться в дорогу. Это первое, а затем позаботиться о том, чтобы поскорее добраться до «Ритца», — там меня ждут неотложные дела. Попутно распорядиться о вещах, пусть снесут вниз, ну и соответственно вознаградить прислугу.
Уж не знаю почему, но я поняла — сама по себе прислуга в этой гостинице ни о чем не позаботится, а общаться с нею я как-то инстинктивно воздерживалась, вот и взвалила все на Романа, своего человека. Он поклонился и вышел.
И тут, должна признаться, меня одолело любопытство, ведь я ещё далеко не все рассмотрела в своей комнате, а уже догадывалась, что в этом «отеле», как его назвал Роман, меня ждёт много неожиданностей.
Мебель, как я уже заметила, была совсем простая, словно в мужицкой хате, правда очень удобная и чистая. И постель, хотя и без привычных занавесей и балдахина, но весьма мягкая и покойная. По обе стороны ложа стояли низенькие светлые шкафчики, а на них… ну что может стоять на прикроватных шкафчиках? Должны быть лампы, хотя я помнила, что с вечера вслед за мной в номер внесли свечи. Ладно, пусть лампы, но в них же нет резервуара, куда наливается керосин. Я заглянула под абажур одной из них — абажур совсем простой, даже примитивный — и никакого сосуда для керосина не обнаружила. Зато увидела какой-то непонятный стеклянный пузырь, продолговатый и не прозрачный, а молочно-белый. Возможно, теперь во Франции лампы наполняют вот такой неизвестной мне жидкостью. А что это лампа — я не сомневалась. Что же другое могло стоять на прикроватном шкафчике?
Зато совсем сломала голову, разгадывая предназначение другого непонятного предмета рядом с лампой. Ничего не решив, заметила наконец, что стоит он на бумаге, на которой что-то написано. По-французски.
Три раза прочла я текст на бумажке и ни слова не поняла. То есть слова-то как раз были понятны, французский я знала отлично, с детства овладела им, раньше, чем родным польским. Но вот смысл слов… телеком, связь внутренняя, выход в город, нумерация… Вот, скажем, что означает фраза «набрать номер„? Как можно номер «набрать“? Отыскать комнату с нужным номером? Так ведь каждому дураку понятно, зачем писать об этом? И выход в город. Через входную дверь, наверное? Зачем при этом какие-то цифры?
Далее следовали более-менее понятные сведения: кафе, ресторан, обслуживание. И цифры при них. Будь здесь колокольчик, я бы ещё поняла, значит, в обслуживание звонить девять раз… Что? Аж девять? Нет, такое невозможно, никто в здравом уме не сможет считать все эти звонки, не говоря уже о том, что никаких колокольчиков-звоночков нигде не было. Господи, значит, я попала-таки в сумасшедший дом.
С бумажкой в руке я села на постели и с трепетом душевным принялась изучать следующие записи. Как баран на новые ворота уставилась я на коротенькую фразу: «Как связаться с Европой». И глагол «связаться», и слово «Европа» были мне знакомы, а вот их сочетание… Ну как можно связаться с Европой, сидя на постели в Шарантоне?! Может, это следует понимать в переносном и даже политическом смысле? Далее перечислялись европейские страны: Германия, Дания, Италия, Польша… Что?! Польша?
Я глазам своим не верила, снова и снова перечитывая коротенькое название собственной родины. Ведь со времён разделов между Пруссией, Австрией и Россией Польши, как самостоятельного государства, не существовало. Та часть, где находились мои поместья, вместе с Варшавой давно принадлежала России. Неужели французы не признают разделов и назло этим державам считают Польшу самостоятельным государством? Да нет, французы всегда держались вместе с Россией. А что там дальше? Австрия, Венгрия, Чехия, Словакия… И Габсбурги это позволили?.. Болгария, Албания… А где же Турция? Ага, Турция тоже нашлась, но уже без этих стран, сама по себе.
Эх, напрасно я углубилась в политику, не бабьего ума это дело, да и времени в обрез. Об этом подумаю потом. А пока…
И я затуманенным взором обвела комнату. Что ещё осталось не обследованным?
У стены стоял небольшой белый шкафчик, в замочной скважине которого торчал ключик. Повернув его, я потянула к себе, догадавшись, что это дверца шкафа. Так и оказалось. Дверца открылась, и я увидела небольшой аккуратный чуланчик, на полках которого и даже в самой дверце стояли небольшие бутылочки с хорошо известными мне напитками. Надписи на них были знакомыми, свойскими: вино, коньяк, пиво, виски… ага, это английская водка, мне приходилось слышать о ней, а вот и просто водка. В самом низу лежала на стеклянной полке большая бутылка шампанского и пакетики с какими-то орешками и печеньем. Я сразу прониклась уважением к хозяину постоялого двора, такая забота о путешествующих! А поскольку мой собственный организм явно нуждался в подкреплении, без колебаний вынула я из кладовки малюсенький флакончик с коньяком — не больше лекарственной дозы — и закрыла дверцу чуланчика. Памятуя батюшкины наставления, двумя пальцами я ухватилась за верхнюю металлическую часть коньячной бутылочки и с силой повернула её. А что было делать, если нет прислуги? И пожалуйста, отлично справилась сама! Негромко фукнув, пробочка уже совсем легко прокрутилась и отвалилась. Вылив содержимое в стакан, я выпила все без остатка и сразу почувствовала себя лучше. В голове прояснилось, вернулись присущая мне энергия и даже мужество. Теперь я чувствовала себя в силах заняться одеждой.
Скоро ехать, а я все ещё в пеньюаре. Бросилась к распакованной укладке и первое, что увидела, был мой корсет. Боже, как же я справлюсь без горничной, ведь он зашнуровывается сзади! И зачем я только оставила Зузю, без неё как без рук.
Не успела я опять пасть духом, как увидела второй корсет, с застёжками спереди. Ах, какая же умница Зузя! Знала, как мне тяжело придётся без неё, и положила запасной корсет. Ну, с этим я как-нибудь справлюсь.
Тут мне опять пришло в голову выглянуть в окно, чтобы посмотреть, как одеты парижские дамы. Наверняка я в своём захолустье отстала от европейской моды, а уж от парижской и подавно. Да и некогда мне было последние два года следить за модой: сначала долгая болезнь мужа, потом его смерть, траур и эти кошмарные хлопоты по приведению в порядок имущественных дел. А что, если мода изменилась и я в своих платьях трехлетней давности буду выглядеть как белая ворона?
И я, собравшись с силами, опять подошла к окну.
Долго стояла я, стараясь не смотреть на ужасные самодвижущиеся экипажи, все внимание посвящая пешеходам. К сожалению, как назло, не увидела ни одной женщины, сплошные мужчины. Среди них много юношей, изящных и пригожих, насколько можно было разглядеть сквозь окно третьего этажа, но уж больно странно одетых, как-то слишком пёстро. Сразу припомнилась итальянская опера, хор селян, пастушки и пастушки.
Время подгоняло, и, потеряв терпение, я уже собралась отойти от окна, как увидела наконец особу женского пола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52


А-П

П-Я