!
Смогу ли я вернуться в своё время или оно для меня безвозвратно утрачено?
Сознание того, что за минувшие более чем сто лет мой мир безвозвратно ушёл в небытие, было столь ужасно, что я вся заледенела от охватившего меня кошмара. Умереть, остаётся только умереть, как могу жить я в этом мире, чужом и страшном? Содрогаясь уже не от земного, а прямо-таки космического отчаяния, я даже плакать не могла.
И опять выручил Роман, вернее, мысль о нем. Мне вспомнилось — ведь Роман рассказывал, как он лично несколько раз пересекал этот проклятый барьер времени, жил попеременно в двух эпохах. Значит, такое возможно? Значит, мне, наверное, никто не запретит поехать в родные места, к себе в Польшу, в мои Секерки. Ох, что же я там застану сейчас, когда прошло больше века? И царя давно скинули, как мне рассказал Роман. Что же там сейчас? Значит, теперь Россия над нами не властна и мне не грозит ни Сибирь, ни тюрьма? Ох, уже ради одного этого следовало очутиться в теперешних временах.
Свобода обожаемой Отчизны — это было столь прекрасно, что я сразу воспряла духом. И почему-то уверовала, что ещё смогу вернуться в свои времена (не очень-то последовательно думала я, а как же свобода обожаемой Отчизны? Ну да ладно, женщина может позволить себе быть непоследовательной).
И тут же следом за утешительной мыслью о возвращении в родные края мелькнула другая: раз уж злосчастная судьба забросила меня в чужие времена, надо, по крайней мере, использовать все эти достижения прогресса, воспользоваться свободой, которая в эту эпоху предоставлена женщинам, в том числе и вдовам, а я-то ведь уже себя чуть было заживо не похоронила. Глупая, и я ещё отчаиваюсь? Да радоваться надо, любая другая вдова на моем месте ног бы под собой от счастья не чувствовала! Вот только в самой себе надо переломить отношение к некоторым… развлечениям, вообще ко многим понятиям, изменить отношение к принятым в наше время ограничениям и воспользоваться возможностями, ниспосланными мне судьбой.
Додумав до этих пор, я улыбнулась и так и проспала до самого утра, блаженно улыбаясь.
* * *
С самого утра Роман показал мне плоскую шкатулочку, о которой рассказывал накануне, объясняя действие телевидения и пообещав с утра научить смотреть фильмы. Мы выбрали один из фильмов, сделанный по книге известного мне писателя Жюля Верна, и я с огромным удовольствием вернулась ненадолго в оставленный мною мир — с его примитивными техническими средствами, модами, понятиями. От фильма было трудно оторваться, и, когда он закончился, я попросила Романа немедленно отыскать мне что-нибудь ещё столь же завлекательное, однако Роман отказался, заявив, что нам пора ехать в Трувиль.
Уже привыкшая во всем слушаться Романа, я спустилась к машине, и здесь мне пришлось опять пережить шок. Дело в том, что Роман предложил сесть мне рядом с ним, на переднем сиденье. Ведь это все равно, как если бы я сидела на козлах рядом с кучером!
Роман стоял и ждал, когда я последую его совету, причём и выражение лица, и поза его говорили об огромном ко мне уважении. А просьба бесцеремонная! Не зная, на что решиться, я стояла неподвижно, как вдруг мне вспомнилось одно происшествие из моей ранней молодости, когда в начале марта я, по недогляду прислуги, провалилась под уже хрупкий лёд в нашем пруду, и не кто иной, как Роман спас мне тогда жизнь. Он не только нырнул за мной следом в ледяную глубину, но и вытащил меня из-подо льда, сорвал с меня пропитанную ледяной водой одежду в шалаше лесоруба и там же, костёр разжегши, не дожидаясь помощи из поместья, согрел меня у огня. Потом и батюшка, и моя старая нянька, и даже доктор в один голос заявили, что Роман спас мне жизнь, иначе, оставаясь долгое время в мокрой одежде, пока меня бы до дома дотащили, я бы ещё по дороге Богу душу отдала. А так, у огня просушенная, даже не простудилась. И ни о какой компрометации для молодой барышни никто и не заикнулся, хотя мне тогда уже лет тринадцать было. А три года спустя он же, Роман, спас меня от бесчестья, угрожавшего мне от не помнившего себя от выпитого мёда старого безобразника барона Турнича, который на балу у соседей силой затащил меня в оранжерею и надругаться задумал, я же со страху и голоса лишилась, как мёртвая стояла. Уж и не знаю, отколь в оранжерее взялся Роман, только в самый последний момент подоспел. А сколько ещё раз и честь, и жизнь мою спасал. Нет, не может он предложить такое, что бы мне бесчестьем грозило.
— А пристало ли так поступать? — только и спросила я.
— В нонешние времена — все пристало, — ни секунды не сомневался Роман. — Да и я пани графиню плохому не научу, а хорошему — могу. Ведь теперь многие дамы сами машины водят, глядишь, и пани, рядом со мной сидя да за моими действиями наблюдая, постепенно привыкнет к машине, а оно всегда в жизни пригодится. Да и смотреть на окружающую природу через переднее стекло не в пример сподручнее. А ведь мы по автостраде поедем, такого в прежние времена пани не доводилось видеть, кроме того, объяснения мне давать намного удобнее, не надо беспрестанно назад оборачиваться.
Последнее меня убедило, и я села на переднее место.
Пока мы по Парижу ехали, я то и дело дёргала Романа за рукав, расспрашивая его о разных заинтересовавших меня объектах. Привлекали внимание бесконечные кафе с вынесенными на тротуар столиками, и тут я несколько запоздало поинтересовалась у Романа, сидят ли за ними приличные люди или это один плебс? Рассмеявшись, Роман пояснил, что плебса, как такового, уже не имеется, сидят люди приличные, хотя и среди приличных всякая дрянь случается, ну да это как повезёт. А женщине одной посидеть вполне прилично, сама пани видит, и когда намедни пани сидела, не прицеплялись к пани подозрительные элементы. И вообще, за столетие большие перемены произошли в области отношений между людьми, в сторону демократизации, как он выразился, и сейчас женщины могут себе позволить все то же, что и мужчины, причём независимо от того, кем является женщина: незамужней девушкой, замужней дамой или вдовой. Никаких проблем!
Очень трудно было в такое поверить, хотя я собственными глазами видела вроде бы подтверждение слов Романа. Ладно, потом ещё поближе присмотрюсь. И все-таки не удержалась от вопроса:
— Неужели Роман утверждает, что вот сейчас я могла бы ходить по улицам совсем одна, без сопровождения не только мужчины, пожилой родственницы, но даже и служанки?
Роман только рассмеялся в ответ и заверил меня — так оно и есть. И вскоре я смогу одна везде ходить свободно, это только для начала он опекает меня, стараясь не оставлять одну, потому что мне все это непривычно и я могу оказаться в трудном положении. Да, и ещё мне надо привыкнуть самой распоряжаться деньгами и самой расплачиваться за свои покупки.
Вот те на! Никогда в жизни не было у меня с собой денег, разве что милостыня, когда я шла в костёл, а расплачивались за меня всегда или лакей, или горничная, или мой поверенный, или же купцы присылали счета прямо домой, и это было уже делом экономки. Не скажу, что я ничего не понимала в деньгах, нет, считать умела и даже вести финансовые бумаги, но наличности никогда при себе не держала. Ведь это же так утомительно! И опять пришлось Роману прочесть мне целую лекцию относительно того, как в настоящее время обстоит дело с оплатой покупок. Оказывается, если мне понадобится приобрести какую-то мелочь с лотка или съесть горячую собаку — я не успела содрогнуться, Роман пояснил, что так называется булочка с горячей сосиской. Я все равно содрогнулась: как можно есть на улице?! Так вот, за такую мелочь платят наличностью, а вот за крупные покупки расплачиваются карточкой из банка. Не успела я встревожиться, что мне придётся завести такую карточку, как Роман меня успокоил. Оказывается, она у меня есть. И пояснил принцип её действия. И тем не менее придётся мне иметь дело с наличными. Без этого никак не обойтись, такие времена. И заодно ознакомиться с ценами. Очень они изменились за прошедшее столетие…
Не успела я примириться с новой для меня проблемой, как оказалось, мы не только весь Париж проехали, но и пол-Франции, вот и Трувиль показался. Жадно всматривалась я в улочки этого приморского городка, надеясь увидеть знакомые, и радовалась, находя. Правда, городок очень вырос за те годы, что я в нем не была. Появился огромный комплекс казино, его ещё не было, когда я в детстве приезжала сюда с родителями. А вот некоторые гостиницы остались ну в точности такие же!
Полученный мною в наследство дом стоял на самой набережной, из окон наверняка можно любоваться морем, какая прелесть! На пороге меня торжественно приветствовала домоправительница. Боюсь, я несколько обидела её, слишком небрежно ознакомившись с домом, но я очень торопилась. По опыту знала — вот-вот начнётся отлив, а я так любила купаться в море! Согласившись с мнением экономки, что дом нуждается лишь в небольшом ремонте, поспешно проглотив приготовленный ею ленч, я уже погнала Романа на пляж, чтобы выбрал для меня подходящее место. Спешно влезла я в так называемый купальный костюм, который надевала на себя с закрытыми глазами, таким был он непристойным и ничего, собственно, не закрывал, почитай, я так голышом и осталась. Сверху набросила то, что продавщицы в магазине заставили меня купить как пляжное платье, и, к счастью, все это безобразие прикрыла большим купальным халатом из толстого белого материала, из какого шьют купальные полотенца. И в таком виде отправилась на пляж.
И что же я там узрела?!
Весь пляж был заполнен голыми людьми! Мужчины, женщины, дети без всякой разделительной границы, вперемешку. Ну, не совсем голые, малюсенький кусочек тела едва прикрыт лоскутком ткани, а остальное все на виду. Бесстыдно выставлено на всеобщее обозрение все тело, некоторые женщины даже разгуливали по пляжу и сидели вовсе без лифчиков! Я не знала, куда глаза девать.
Поскорее забралась в своём халате под зонтик, выбранный для меня Романом, и принялась высматривать деревянные кабинки, запряжённые лошадьми, которые заезжали в воду, и там дамы купались, загороженные со всех сторон кабинками. Ни одной кабинки не было! Да и зачем они в воде, вода ведь и без того прикрывает обнажённое тело, а здесь телеса выставлены на всеобщее обозрение уже на берегу. Стыд и срам!
И опять вспомнился мне светлой памяти покойный батюшка. Это он, невзирая на протесты матушки, дозволил мне выслушать реляции заезжего путешественника английского мистера Бэйкера, который много рассказывал нам о южных островах и живущих там народах, совсем стыда не знающих и разгуливающих нагими круглый год. И зазорным это у тех людей не считалось. Правда, были те люди чёрными, чернокожими. Да ведь и эти, окружающие меня, даром что европейцы, недалеко по цвету ушли от диких негров. Ещё бы, если без прикрытия весь день на солнце жариться, станешь чёрным!
Должно быть, за эти несколько дней, что прожила я в двадцатом веке, революция какая-то во мне произошла, потому что я недолго колебалась. Сбросив халат, вышла из-под своего зонтика и направилась в море. Очень уж манила прохладная вода!
Ах, какое же это было наслаждение окунуться в морскую воду! Плавать я с детства умела и опять, который уже раз, подумала, сколь многим обязана я в жизни Роману, ведь это он меня ещё девочкой научил плавать. Всякий раз, как удавалось мне сбежать из-под присмотра гувернанток, мчались мы с ним к реке и там вволю плескались. С тех пор я не боюсь воды, наоборот, очень её люблю. В любом виде — в озере, речке, море, а теперь вот и в современной ванне… И на лошадях ездить Роман меня научил, и править экипажем, и по деревьям лазать. И даже грести научил.
Уж и не знаю, догадывался ли обо всем этом батюшка мой, во всяком случае никогда слова плохого на сей счёт ни ему, ни мне не сказал, не слышала я от него укора.
Из моря я вылезла, когда начался отлив. Вернувшись под свой зонтик, уселась на лежанке и уже смелее стала осматриваться.
Без особого смущения разглядывая голые тела вокруг, я пришла к выводу, что своего мне стыдиться не надо, если и отличаюсь от других молодых женщин, то лишь в лучшую сторону. Вот только излишне бела моя кожа, ну просто ослепительно белая, поэтому, наверное, и привлекает внимание.
Вскоре появился Роман. Внезапно появился, а пляж уже постепенно начинал пустеть, ибо вечер наступал, и солнце совсем низко над горизонтом висело.
Я и не узнала своего кучера. Был он в длинных элегантных белых брюках и лёгкой рубашке в полоску, в каких обычно моряки ходят. И босиком был. Только по лицу и узнала, что это Роман.
— Вельможная пани ну совсем что малый ребёнок! — упрекнул он меня сурово. — Глаз да глаз за пани нужен. Ну как можно столько времени сидеть на солнце неподвижно, предупреждали же — от этого большой вред здоровью и кожа обгорит. Особенно такая, как у пани, к солнцу совсем непривычная. Ну и что, что вечер? Солнце ещё вон как пригревает, и весь правый бок у пани красный! Следовало халат накинуть и совсем в тень зонтика спрятаться. А ещё лучше ничком лечь, закутавшись в халат, для того он и куплен!
— А мне смотреть хочется! — капризно возразила я, но сразу почувствовала себя девчонкой, за которой всегда Роман присматривал. И ведь всегда его слушалась, знала: плохому не научит. — А если лежать, то как я глядеть буду?
— Завтра пани специальным кремом намажется, что тогда в магазине купили, я расплачивался помню за что. А пани совсем об этом креме от солнца позабыла. С утра перед тем, как на пляж идти, Флорентина всю пани намажет, а потом приедет пани Борковская, так я немного передохнуть смогу.
Подняв с песка мой купальный халат, Роман беспрекословным жестом протянул мне его, и я покорно надела, хотя уходить с пляжа очень не хотелось. Оказалось, меня и не уводят с пляжа. Роман повёл меня к столикам под зонтиками, где подавались прохладительные напитки и откуда на весь пляж открывался замечательный вид. А сама я и не догадалась! Прекрасная идея!
И тут я вспомнила, что мне говорил Роман о наличности.
— Минутку, но ведь наверняка за такими столиками надо платить сразу же, а у меня нет совсем денег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52