И что стоят одесную и ошую Пантократора по семь необъятных, как моря, бездонных, как пропасти, чаш. Одесную – чаши радости. Ошую – чаши божьего гнева. И каждое слово великого логофета превращается либо в кровавую слезинку, либо в белоснежный перл. И падают жемчуга в чаши радости, а алые слезы капают в чаши гнева. Беда же людская в том, что жемчуга даже наполовину не заполнили и один сосуд, а кровавый поток вот-вот хлынет через край последнего, седьмого сосуда у левой руки бога. И однажды переполнятся семь чаш божьего гнева…
Однако легенды легендами, но и земные дела не стояли на месте.
Охрида постоянно то воевала с соседями, то заключала союзы, то пыталась упрочить их узами династических браков. В один из мирных периодов, случившихся в середине Второй эпохи, его величество Юд Третий Гинкмар обратил свой взор на молодое, но уже обширное и могущественное царство хоттогайтов.
Хоттогайт владел алмазными и золотыми копями и железными рудниками, был знаменит своей легкой кавалерией и тяжелой панцирной пехотой, состоявшей в основном из топорников, а также славился искусными и отважными корабелами.
Воевать с таким противником казалось, по меньшей мере, неразумным, тем более что престарелый хоттогайтский владыка не имел сыновей и железный, усыпанный шлифованными алмазами венец должна была унаследовать его единственная дочь, царевна Морвэй эт Альгаррода. При таких условиях счастливый претендент на руку будущей повелительницы не спрашивает, умна она и хороша ли собой. Его даже не слишком интересует, насколько она здорова, ибо по двору всякого уважающего себя монарха, перешагнувшего рубеж совершеннолетия, всегда бегают пять-шесть детишек, удивительно и опасно похожих на государя.
Исходя из изложенных выше соображений, Юд Третий тоже не ставил лишних вопросов, предлагая хоттогайтской наследнице разделить с ним охридский трон. Она ему заведомо подходила. Особенно же охридскому королю нравилось в счастливой невесте одно свойство – выход к океану Батай, за который так долго и безуспешно воевали с коварными тагастийцами и свирепыми аэттами его славные предки.
У хварлингов в ходу была пословица: «Хочешь насмешить Ингельгейма, расскажи ему о своих планах». Теперь вместо «Ингельгейма» говорили «Пантократора», но в целом пословица не утратила своей популярности. Если считать, что народная мудрость не лжет, то в день свадьбы Юда Гинкмара вседержитель хохотал до слез.
Когда молодая прибыла к охридскому двору, всех поразили ее чистая красота и недюжинный ум. Царевна свободно говорила на пяти языках, чем покорила послов соседних государств, обладала безупречными манерами и до тонкостей знала дворцовый этикет. К тому же она была мила и приветлива и сразу завоевала множество сердец.
При въезде в столицу воины ее охраны щедро бросали в толпу народа, пришедшего поглазеть на свою государыню, горсти золотых и серебряных монет, так что добрые граждане Охриды сразу полюбили ее – ведь Юд Третий и в историю вошел отчаянным сквалыгой и крохобором.
Правда, следует отдать ему должное, свадебный пир, по свидетельствам очевидцев, отличался варварской роскошью и пышностью. Летописи по этому поводу однообразно сообщают, что «столы ломились от яств; многие же редкостные вина и фрукты были доставлены прямо к столу из заморских стран; две сотни музыкантов и жонглеров увеселяли публику своим искусством; а на освещение праздничного зала истратили шесть тысяч белых и зеленых свечей из отборного воска».
Не всякому выпадает такая удача: красавица жена и вторая корона. На радостях, что ему достался столь лакомый кусок, король Юд Гинкмар ни в чем не знал удержу. Умеренный и рассудительный, чтоб не сказать больше, в обычной жизни, он усердно налегал на обильную еду и крепкое питье. И на глазах у ошеломленных челядинцев и ничего не понимающих гостей упился до смерти во время торжества.
Так, без единой интриги, подкупа или убийства, молодая королева, овдовевшая еще до первой брачной ночи, взошла на престол, и в Охриде воцарилась династия Альгаррода.
Разумеется, охридская знать, едва только пришла в себя, начала копаться в многочисленных законах, оспаривая право Морвэй на трон, бунтовала и грозила гражданской войной. Однако королева повела себя на редкость мудро и быстро сумела привлечь на свою сторону двух самых влиятельных людей в стране: великого логофета и мавайена ордена гро-вантаров. С их помощью она быстро усмирила восставших аристократов, которые оказались зажаты в тиски между тремя тысячами отборных, закованных в железо рыцарей Эрдабайхе и вышедшим на улицы Оганна-Ванка простым людом, который поддерживал королеву Морвэй. Известие о том, что сорокатысячная хоттогайтская армия в полной готовности стоит у границ Охриды, мгновенно принесло мир, взаимопонимание и долгожданный покой в сотрясаемое дворянскими волнениями королевство.
Вопреки опасениям своих противников, Морвэй не стала наказывать мятежных аристократов, а простила их и приняла обратно на службу. А в благодарность за помощь, оказанную ей в трудные времена гро-вантарами, молодая правительница велела выстроить у замка Эрдабайхе невиданный доселе храм.
Сложенный в виде завитой раковины из исполинских андезитовых глыб, облицованных полупрозрачным гиацинтом цвета свежей крови, он поражал воображение каждого, кому случилось его увидеть. Вдоль бесконечной красной ленты храмовой стены тянулся лес черных колонн, на каждой из которых висели изваянные из черного мрамора, обсидиана или отлитые из черной бронзы изображения существ, побежденных гро-вантарами. Тут были головы оборотней, упырей и василисков; кошмарные, как последний сон грешника, скелеты теймури и гномов; изображения зомби, неупокоенных душ, левиафанов, водяных, пселлусов, марбасов, льеккьо, утбурдов и прочей нечисти в таком неисчислимом количестве и с такими леденящими душу подробностями, что по ним вполне возможно было обучать новичков – что, кстати говоря, гро-вантары и делали.
В простенках между колоннами выставили оружие прославленных воинов прошлого: кинжалы, мечи, молоты, клевцы, «утренние звезды», топоры, копья и секиры. Каждое оружие имело свое имя и свою невероятную историю.
Вход в молельню, в центре которой возвышался массивный золотой алтарь, охраняли каменные изваяния мавайенов в полном боевом облачении и с обнаженными клинками в руках. Изнутри она была отделана серебряными барельефами, на которых три самых известных скульптора того времени изобразили ярчайшие страницы в истории ордена и величайшие подвиги его рыцарей. Потолок же был сложен из серебряных черепов.
Строительство этого невероятного храма тянулось вплоть до самой смерти королевы Морвэй. Пять тысяч человек денно и нощно работали на нем не покладая рук. Неисчислимые сокровища королевской казны были истрачены на материалы и отделку. Драгоценный порфир, глиптику и чистый, как первый снег, алебастр покупали у альбонийцев, серебро везли с хатанских рудников, а тагастийские каменоломни поставляли редкие жадеит, змеевик, гагат, гиацинт и разноцветные кварцы. Сотни ваятелей, художников и резчиков съехались в Оганна-Ванк с разных концов Медиоланы, чтобы дорого продать здесь свое высокое мастерство. Но, в конце концов, рыцари Эрдабайхе получили воистину царский подарок. Благодарные гро-вантары увековечили память о государыне-благодетельнице, похоронив ее прах в алой базилике, рядом со своими мавайенами – высочайшая честь, которой после Морвэй не удостаивался никто из правителей Охриды.
Спустя два года после трагической свадьбы королева избрала себе в мужья хоттогайтского владетельного князя. Их сын Рахевин Первый эт Альгаррода вошел в историю как Рахевин Мореход. Это он разгромил чегодайский флот в знаменитом Кассианском сражении, после которого чегодайцы так и не смогли никогда полностью оправиться, уступив Охриде пальму первенства не только на суше, но и на море.
Эту свою победу Рахевин Мореход отпраздновал закладкой королевского дворца Альгаррода, который, по его замыслу, должен был превзойти своим великолепием все постройки на площади Праведников и сравняться по значимости с черной башней Ла Жюльетт, каковая, несмотря на столь внушительное соседство, по-прежнему довлела над окружающим пространством.
Первое его пожелание архитекторы хотя и не без труда, но выполнили – роскошный дворец вызывал зависть соседних владык и неподдельную гордость подданных. Его мозаичные башни и висячие мостики между ними, бесконечные подвесные галереи и ажурные переходы, драгоценные мраморные фризы, изящные портики, стены, украшенные букраниями, и колонны, покрытые причудливой резьбой, не имели себе равных.
Но все же праздные зеваки, которые разглядывали дворец, открыв от удивления рты, менялись в лице, едва только взгляд их падал на мощную башню, сплошь поросшую плющом и диким виноградом. Неведомая сила заставляла их трепетать и мысленно склоняться перед ней, как если бы они знали, что в башне таится до поры самое могучее и беспощадное из всех чудовищ обитаемого мира. Это воздействие производила вовсе не мрачная репутация Ла Жюльетт, которая со временем стала вместилищем наиболее опасных и грязных тайн правящей династии, а также образцовой страны пыток, услугами мастеров коей охотно пользовались и королевский двор, и котарбинская церковь, которой сам статус слуг божьих запрещал проливать кровь, и гро-вантары. Разумеется, новое предназначение не добавило популярности самому загадочному строению Охриды; но все же добрые люди и до того подозревали, что под башней скрывается нечто неведомое, пришедшее из седой древности, неукротимое и яростное, не подчиняющееся ни ордену, ни королю.
Болтали даже, что там начинается путь в кровавое царство Абарбанеля.
А еще толковали в кабаках, что все храмы и дворцы на площади Праведников связаны с башней целой сетью подземных ходов. И, как водится, были правы.

* * *

В провинции Шин гро-вантаров недолюбливали. Причем настолько, что часто рисковали нарушать закон о Карающей Длани и, когда нечисть докучала особенно сильно, а справиться с ней своими силами не получалось, охотнее нанимали профессионала из гильдии охотников на монстров, но не вызывали рыцарей.
Какую бы новую сферу деятельности ни изобрел прыткий человеческий разум, государство обязательно возьмет ее под свою эгиду и станет по собственному разумению распоряжаться полезным открытием.
И с той же неизбежностью, с какой солнце ежедневно проходит свой путь от восхода к закату, появляются в мире люди, желающие делать что-то без ведома короля и ненасытной армии его бестолковых чиновников, ибо человек желает во всем полагаться только на себя самого. Житейский опыт бесчисленных поколений подсказывает ему, что все равно надеяться в этой жизни больше не на кого. Недальновидно, безрассудно и смертельно опасно возлагать ответственность за собственную судьбу на кого-то другого, и бесполезно после винить его – потерянного не вернешь и загубленную жизнь не отмотаешь, как клубок, назад, чтобы прожить ее по-другому.
Разумеется, не только в Охриде, но и во всей Медиолане знали, что порождения мрака могущественны и неуязвимы, и простому человеку с простым оружием в руках их не убить. Лишь воины Пантократора, наделенные чудесной силой, могут уничтожить тварей Абарбанеля, изгнав их с лица земли обратно в черные подземелья, наполненные страхом и кошмарами, чтобы они бродили там, во мраке, до конца времен.
Однако чудовища и монстры нападали на людей, не учитывая закона о Карающей Длани. Они не принимали во внимание, что, пока отчаянный призыв о помощи из какой-нибудь глухой деревеньки достигал кого-то из представителей ордена, пока принималось решение – отряжать одного рыцаря или отряд, проходило чересчур много времени. И тварь использовала его на всю катушку, не давая своим жертвам роздыха. Случалось и так, что когда рыцари Эрдабайхе прибывали на место событий, там уже никого не было в живых.
Да и опытных воинов, способных в одиночку справиться с опасным противником вроде упыря, оборотня или демона, было слишком мало, чтобы спасти всех.
К тому же, хотя отбор послушников проводился очень сурово и они проходили долгий путь, прежде чем достичь звания параболана, не все умные, сильные, ловкие и здоровые юноши направляли свои стопы в орден гро-вантаров. Многие предпочитали осваивать другую науку. Многим претила сама мысль о жесткой дисциплине и беспрекословном повиновении начальству. Кое-кто ценил презренное золото выше человеческой жизни и не собирался бесплатно сражаться за других.
Кроме того, в орден не принимали женщин, и женщины считали, что это серьезный просчет. Ведь многие прославленные воины Медиоланы были отнюдь не мужчинами. Особенно славились храбрыми воительницами Хвар, Тагастия, Хоттогайт и Альбона. Последнее обстоятельство всегда удивляло как очевидцев, так и летописцев, ибо та же Альбона была известна на весь мир изнеженностью своих граждан и тем, что последний раз воевала больше тысячи лет назад. Теперь там даже собственной армии не было, и все войско страны состояло из личной гвардии короля и отряда наемников-аэттов, охранявших государственную казну.
Но не в наемниках дело. Хотя… и в наемниках, до некоторой степени, тоже. Ибо множество упомянутых нами молодых людей, особенно же тех, кто не являлся подданным короля Охриды, а потому с ходу встречал одним препятствием больше при вступлении в орден гро-вантаров, без труда могли стать наемными солдатами, наемными убийцами либо охотниками на чудовищ. В этих гильдиях талантливых, смышленых, ловких, удачливых и юных ждали с распростертыми объятиями, чтобы успеть передать им тайны мастерства, ибо до старости при таком роде занятий дожить было затруднительно, да и наступала она намного раньше, чем у обычных людей. Редкие профессионалы высочайшего класса могли заниматься любимой работой, достигнув сорокалетнего рубежа, и не слышать при этом противный шепот нанимателя:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49