Черному дулу — грудь и висок..
Он верил, что воюет за ту Россию, которую защищали ратники на Калке, на поле Куликовом, в Полтавской битве, на Сенатской площади под царской картечью... И не мог понять главного — правда на другой стороне.
Первые записи — январь 1919 года. Бои в нашем родном Донбассе.
«24.1.1919. Около 9 ч. утра батальон под командованием полковника Наумова повел наступление в направлении ст. Соль (Бахмутская). Наступление неудачно. Со стороны противника действовали крупные силы, состоявшие из рабочих, шахтеров-добровольцев. Под давлением противника 3-й батальон к вечеру отошел...
3—6.IV. 2-й и 3-й батальоны расположены в железнодорожных составах на путях станции Рассыпная. В ночь на 7.IV получены и розданы подарки—куличи, сало, ветчина и многое другое.
II—12.V. Идут приготовления к наступлению. Прибывает артиллерия, вооруженная английскими орудиями, подтягивается конница. Получено английское обмундирование.
В батальоне царит радостное, праздничное настроение — чувствуется перелом в ходе событий. В ночь на 13.У. получен приказ генерала Деникина о переходе в наступление на Москву!
4.У1. В приказе комдива говорится о доблестном наступлении: «Большевики разбиты, теперь осталось их добить».
Дневник еще многое не договаривает, опускает... Осень девятнадцатого года. Наступление белой армии на Москву провалилось. В записках Найдича — бег.
«23.Х. Тревожное положение не улегается — конница красных бродит в нашем тылу.
З.Х1. На 2-й батальон в 21 час внезапно налетела конница противника — один из полков Буденного. Часть батальона попала в плен, остатки двух рот спешно отходят...
Едва выставили охранение, неожиданно раздалась сильная ружейная стрельба. 3-я стрелковая советская дивизия, латыши и конница красных снова обтекли полк с севера и атаковали с. Долгая Клюква. Некоторые роты и эскадроны пытались оказывать сопротивление, остальные, объятые паническим ужасом,в абсолютной тьме ночи начали метаться по селению в поисках спасения. Кухни загородили дорогу, обозы врезались друг в друга, артиллерия все давила на своем пути. Свирепствовал снежный буран, все тонуло в море снега. Латыши с криками: «Держи штаб Наумова!» — бросали ручные гранаты в светящиеся окна изб... О сопро-
тивлении думать не приходилось— надо было спасать уцелевшее. Отход начался по единственной дороге через плотину у мельницы. Всюду громадные снежные сугробы...
8.XI. За период с 26.X по 8.XI полк потерял 40% убитыми и ранеными, 20—25% без вести пропавшими и пленными, 18% обмороженными, больными тифом... Люди почти голы — приказано отбирать теплые вещи у населения. Эта мера переполняет чашу терпения населения, оно озлоблено, ропщет и провожает армию проклятьями... Начался «великий отход».
24.XI. Еще затемно полк выступает далее к югу. Дороги забиты обозами, пехотой, артиллерией, повозками беженцев. Стоит туманная влажная погода, снег начинает таять, кое-где земля обнажена — обозы идут на санях. По пути отступления брошена масса груженых саней и др. имущества, бродят обессилевшие лошади. Полно мародеров. Все села по пути «великого отхода» армии переполнены отступающими частями армии, чинами ее учреждений и беженцами Отступление неорганизованно. Связи ни с кем нет. Население провожает слезами и проклятиями.
16.XII. Противник весь день обтекает с флангов, стремясь к югу от станции и села Дебальцево, — конные части Буденного движутся большими колоннами с севера в юго-восточном и юго-западном направлении.
18.XII. Село Алексеево-Леоново расположено по скатам громадного оврага. По дну протекает ручей с отвесными берегами. Вся центральная, главная, улица — путь отхода — запружена людьми, обозами, артиллерией и пулеметными тачанками в несколько рядов. Конница красных, видя, что части марковской дивизии втянулись в селение, решила атаковать ее. Части Буденного расположились по буграм к востоку и юго-востоку от селения, в колоннах поэскадронно. В 8 ч. противник повел энергичное наступление на Алексеево-Леоново...
2-й и 1-й батальоны решили пробиться, перейдя через овраг, на западный его скат и присоединиться к 3-му батальону, но конница красных ворвалась в село и начала рубить. Ввиду узости улицы и глубокого оврага обороняться не представлялось возможным — пехота рассыпалась по избам. Все улицы заняты противником. Бегством спасаются лишь одинокие пешие и конные, прорвавшиеся через части красных.
Дивизия ген. Маркова потеряла в этом бою сто с лишним пулеметов, 90% боевого состава, почти всю артиллерию».
«Февраль 1920 г. Полк подошел к Ростову. Настроение крайне подавленное. Здесь в первом походе сформировался 1-й офицерский полк ген. Маркова... Колыбель добровольцев — надежда России... Грядущее темно, но я верю в будущее счастье, в победу... Необходимо искупление за грехи прошлого.
17.02. Конница Думенко охватила нашу дивизию под Ольгинкой. Красные врываются в редкие цепи отходящих частей, расстраивают их, забирая в плен, отрезая совершенно путь отступления 2-му офицерскому ген. Маркова полку и забирают его полностью в плен. Спасается лишь командный состав на конях.
Многих нет в живых, иные по малодушию сдались, добровольцы зарублены. Мобилизованные офицеры что-то слишком заметно вянут... Потеряли веру... Их нет — тем лучше Останутся лишь самые мужественные, стойкие. Мы разбиты, но мы победим! Вера в себя придает силу».
Жаль, что не увидит эти строки славный комдив Борис Макеевич Думенко. Память о нем живет на Дону. Вот какое письмо прислал в «Комсомольскую правду» из Ростова после публикации очерка «В Праге, под русскими березами» Иван Георгиевич Войтов, любитель истории Дона, как он сам представился, коммунист, конструктор завода «Россель-маш»: «Большое спасибо Вам за несколько строк о Борисе Макеевиче Думенко. Доблесть его подтвердили даже наши враги. Посылаю Вам фото Думенко. У меня собраны почти исе его прижизненные снимки, документы. Переписываюсь с его дочерью Мусей. Поддерживаю связь с конармейцами. На Дону много молодых людей, которые чтут память героев гражданской войпы».
В дивизии Думенко в начале девятнадцатого года командовали полками Ока Городовиков и Олеко Дундич, заместителем его был Семен Михайлович Буденный. Орлиное гнездо!
О наших конармейцах сложены песни и написаны книги. Михаил Иванович Калинин называл красную конницу «главным оплотом и крепостью» нашей армии. Летом 1020 года Председатель ВЦИК возвращался в Москву. Его поезд «Октябрьская революция» исколесил тысячи километром. Прошли сотни митингов. Аудитория небывалая - миллион человек. Восемь месяцев, с мая по декабрь 1019 года, каждый день, а то и два, и три раза в день выступает Михаил Иванович Калинин. В мае 1920 года поезд «Октябрьская ре-волюция» снова на фронте, в Первой Конной армии. И вот на пути в Москву его попросили выступить на городской конфе-
ренции беспартийных рабочих, открывавшейся в Харькове 4 июня 1920 года. Михаил Иванович говорил о красной коннице, о грядущих поединках...
Польскими войсками командует некто Карницкий, бывший командир кавалерийской дивизии, где служил теперешний командир красной конницы вахмистром. Таким образом мы встречаемся с царскими генералами, у которых наши командиры служили когда-то в качестве... слуг. В настоящее время Буденный борется со своим командиром Карницким. Увидим, кто кого победит, у кого больше стратегических способностей — у бывшего царского генерала, имеющего все военные степени образования, или у простого унтер-офицера, фельдфебеля. Буденный уже побил много бывших генералов Есть много оснований думать, что он побьет и своего бывшего командира.
Та давняя речь М. И. Калинина отыскалась спустя почти полвека в Харьковском областном госархиве. «Комсомольская правда» попросила Семена Михайловича Буденного ее прокомментировать.
«Эту речь Михаила Ивановича Калинина я, к сожалению, не слышал. Когда он выступал в Харькове, Конармия уже вышла на боевой рубеж. Сейчас, спустя сорок семь лет, я с большим вниманием прочитал стенограмму, сохранившую выступление Председателя ВЦИК, большого друга Первой Конной, моего товарища. И снова вспомнил, как разгромили мы кавдивизию генерала Карницкого и кавбригаду генерала Савицкого.
Михаил Иванович часто бывал у конников — и тогда, когда действовал только корпус, и позже, в армии, перед рейдом на польский фронт, на Южном фронте. Конечно, через столько лет трудно вспомнить подробности, но впечатление от встреч с ним — и в гражданскую войну, и после — осталось навсегда. И я очень рад, что именно сейчас найдены его такие хорошие, такие искренние слова о нашей армии, моих товарищах-конармейцах, о братстве рабочих и крестьян, русских и украинских.
Помню, освободив в 1919 году Донбасс, мы не нашли там ни одной целой шахты. Не работали ни одна из 65 домен. Кто поднял их из руин, кто украсил землю садами?
Те самые рабочие и крестьяне, к которым летом 1920 года с призывом, верой, убеждением обращался Михаил Иванович Калинин, их дети, сомкнувшие руки с серпом и молотом»
В тот день к Семену Михайловичу Буденному приехали красные следопыты из Киева. Все — в конармейских шлемах.
— Это был самый лучший подарок ко дню рождения,— говорил маршал.
Следопытам он передал от имени Реввоенсовета Первой Конной одно из боевых знамен. Вернемся к дневнику Найдича.
«18.02. Великое отступление началось. Всюду злоба населения. Ждут красных. Чем хуже, тем лучше! Скорее отрезвление настанет, восстанут казаки весной, и снова побегут красные.
29.02. Новороссийск. Грязь и хамство... Офицеры-патрули, ловчилы, спекуляция. Мы капля в море — в море грязи.
13.03. Сегодня уезжаем с кавказского берега в Крым. Громадный, грязный транспорт «Маргарита». Борьба продолжается! Слабые духом оставили нас и ушли к зеленым, красным... Тем лучше. В голове стучит одно: чем хуже, тем лучше. Где-то там, далеко-далеко, все близкое, любимое...
13.03. 12 час. 15 мин. ночи. Новороссийск пылает. Горят склады, элеваторы. Толпы мародеров мечутся в пламени. Где-то кричат о помощи. Стоят составы поездов, и люди копошатся на крышах, не теряя надежды попасть когда-либо на пароход. Снаряды изредка шлепаются у берега... Мажут красные. Ползет красный кровавый туман и заволакивает труп родины.
Горсть людей, сильных духом, решила продолжать борьбу! Начинается вновь «первый поход». Поют: «Как один, прольем кровь молодую».
Жажда мести всем, разрушившим наше счастье, не дает покоя, нет сна. Мысли вихрем носятся в голове... Близок рассвет, мы в открытом море. Вся марковская семья на одном пароходе. Как нас мало! Это все, пожелавшие плыть,— немного же людей, любящих Россию.
14.03. «Носятся чайки над морем, крики их полны тоской». Постепенно исчезают берега Кавказа... Берега, где все осталось. С собою лишь надежда в конечный успех и гордость сознания борьбы за все, что есть самого лучшего в жизни. Будь покойна, родная, придет время, и мы увидимся вновь, прошедшие через нечеловеческие страдания, но сильные духом и не склонившие головы перед торжествовавшими хама-
ми. Не будь уверенности в себе, не будь такой сильной любви к прошедшему счастью и надежды на него в будущем — не стоило бы жить.
Мы будем строить свое счастье так, как сами того хотим.
15.03. Крым. Ранняя весна. Какой-то весенний шум стоит в воздухе. Мчатся стаи перелетных птиц к милому северу, к прекрасному далеку... Страдание очищает... Мы придем опять с теплыми, летними лучами солнца, растопим льды равнодушия массы и поведем ее к светлому счастью — восстановлению родины!
25.03. Скука невероятная — все мысли где-то растеряны по родным степям... В голове одна мысль—скорее бы на фронт! Скорее бы взять Ростов... Сегодня уезжаем на передовые позиции на Перекоп.
26.05. Щемиловка (на Перекопском валу). Поздний вечер Тяжелый, но радостный день. Сделаны распоряжения, отданы приказания. Сегодня ночью решится вопрос: быть или не быть России. Настроение у всех, как перед пасхальной заутреней, светлое, радостное, уверенное. Через несколько часов все узнают, что сделала горсть людей, решивших умереть, но победить.
26.05. Высота 9,3. Противник разбит. Россия накануне дня освобождения...
28.05. Первоконстантиновка. Медленно, но уверенно движемся на север. Поражает здесь все — обилие зелени, продуктов, хорошая вода, даже воздух кажется легче, чем там, в Крыму,— шире даль, простору больше, начинается необъятная южная степь. Харьков... Ростов...
24.06. Каховка-на-Днепре. Прошел месяц. Где мы только не побывали за это время...
26.06. Нас перебрасывают на соединение с корпусом в район севернее Мелитополя. Яркие солнечные дни... Жгучая степь Таврии. Движемся по ночам с невероятной быстротой. С грустью покидаем места, где пролито столько крови...
Вспоминается прошлый год, и столько горя, грусти поднимается из глубины души. Неужели же нельзя было в прошлом году идти без поджогов, грабежей — без ошибок, сгубивших святое дело ген. Корнилова, Маркова, Деникина, обливаемых теперь ушатами грязи крымской камарильи Когда наконец прекратится все это, разве сверху не видно, что подобные взгляды растлевающе действуют на отношение к власти низов, деморализуют армию, поднимают бурю и негодование в наших сердцах! И этим пользуются люди с гряз-
ными руками. Они сгубили нас в прошлом и, возможно... боюсь писать... сгубят и в будущем!»
Пройдет время, и Найдич по-другому оценит роль Корнилова, Маркова, Деникина. И содрогнется перед палаческой жестокостью Корнилова, который ради спасения России, по словам его приближенных, считал возможным сжечь полРоссии или залить кровью три ее четверти. Так он и делал. Во время так называемого Ледяного похода он приказал: «...пленных не брать. Ответственность за этот приказ перед богом и русским народом беру на себя».
Пленных не брали. Стреляли, добивали, вешали. Монархически настроенные офицеры — а таких в белой армии было до 80 процентов — клеймили как «гнусных изменников» и «сознательных предателей» не только большевиков, но и декабристов, Белинского, Герцена, Михайловского, Успенского, Салтыкова-Щедрина, Ключевского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54