– А точнее?
– В пять минут одиннадцатого – устроит? – раздраженно произнес Дэйн.
Однако удовлетворить Гомера было не так-то просто.
– Значит, вы пришли… с какой стороны?
– С Хэддоу-стрит.
– Вы никого не встретили по дороге?
Оба почти одновременно замотали головами, однако полной синхронности им достигнуть не удалось.
– Может, вы кого-нибудь заметили на Хэддоу-стрит?
В дверь машины постучали, и из темноты возникло лицо Райта. Но если Гомер и намеревался устроить ему взбучку, он был вынужден отказаться от своего намерения, когда тот произнес с виноватым видом:
– Простите, сэр, но мне кажется, вы должны на это посмотреть.
– На что посмотреть?
Прежде чем ответить, Райт кинул взгляд на сидевшую в машине парочку:
– Мы нашли остальные части тела, сэр. В совершенно неожиданном месте.
Айзенменгер пробудился после глубокого сна, ощущая какую-то непонятную тревогу.
А через несколько секунд до него донеслись тихие, почти беззвучные всхлипывания Елены.
– О черт!
Это ругательство отличалось от всех предыдущих, регулярно выкрикиваемых Гомером, лишь тем, что было произнесено тоном почтительного благоговения.
– Ах ты черт!
Впрочем, возможно, в нем таился ужас.
Они стояли у могилы, расположенной в нескольких сотнях метров от часовни. Могила была вскрыта. Кто-то не пожалел сил на то, чтобы выкопать довольно глубокую яму. Заглянув внутрь и осветив яму фонариком, Гомер увидел полусгнившую крышку гроба, на которой лежал чистый пластиковый мешок, сквозь стенки которого просвечивала масса человеческих внутренностей.
Вокруг могилы было организовано временное освещение, обеспечивавшееся автоаккумуляторами. Словно повинуясь руке какого-то невидимого режиссера, прожектор был установлен под таким углом, что содержимое могилы и отваленный в сторону камень сверкали нестерпимым блеском.
Гомер застонал и долго смотрел внутрь, а затем повернулся к Райту с видом человека, которому открылось будущее, и это будущее сулило смерть.
– Хуже не придумаешь.
Райт уже было собрался обнадежить своего начальника, но тут увидел то, что еще не заметил Гомер, и на его смущенном лице появилось выражение глубочайшего сочувствия.
– Боюсь, что это еще не конец, – с горестным видом промолвил он.
Не успев обернуться, Гомер уже знал, что увидит, и на какое-то сюрреалистическое мгновение старший суперинтендант Колл, величественно шествовавший между надгробий и собравшихся полицейских, показался ему дьяволом, восставшим из преисподней. Пристальный испепеляющий взгляд Колла недвусмысленно свидетельствовал о том, что этот дьявол пришел по его, Гомера, душу.
– Гомер! – громогласно выкрикнул он с таким раздражением, какое могла вызвать лишь болезненная диспепсия в сочетании с пульсирующей головной болью.
Гомер с безучастным лицом сделал шаг вперед. Он сразу заметил, что всяческая деятельность вокруг тут же прекратилась и все его подчиненные образовали круг заинтересованных и предвзятых слушателей.
– Да, сэр?
Колл продолжал неудержимо приближаться и остановился прямо перед Гомером. На улице довольно сильно похолодало, и влага, содержавшаяся в его дыхании, превращалась в пар, так что казалось, будто старший суперинтендант изрыгает дым изо рта.
– Что вы еще натворили, черт бы вас побрал? – прокричал Колл.
– Совершено еще одно убийство, – как можно более нормальным голосом ответил Гомер. – Картина та же…
– Я в курсе того, что здесь произошло, идиот! И шеф констеблей тоже в курсе! А к утру об этом станет известно и журналистам! – Произнеся все это на одном дыхании, он сделал паузу, чтобы набрать воздуха для следующей филиппики. В ярком свете дуговых ламп все цвета были размыты до блеклых полутонов, но, даже несмотря на это, было видно, как от переживаний и усталости лицо Колла приняло противоестественный сероватый цвет. – Значит, вы его потеряли? Вы его отпустили, потом потеряли, и он убил еще одного бедолагу!
Это заявление содержало такое искажение фактов, что Райт почувствовал необходимость встать на защиту Гомера.
– Старший инспектор в этом не виноват, сэр, – раздался его голос из-за правого плеча Гомера. – Мы…
Колл перевел гневный взгляд с Гомера на Райта, и тому показалось, что все пушки Наваррона повернулись вокруг своей оси и направили на него свои дула.
– А вас кто спрашивал, сержант?! – заорал он. – И кто дал вам право вмешиваться? А?!
Райт, свалившись ниже ватерлинии и цепляясь за обломки, оставшиеся после этого залпа, открыл было рот, но выдавить ему удалось лишь: «Простите, сэр».
– Тогда проваливайте и займитесь каким-нибудь Делом. Почему бы вам не заняться поисками этого негодяя?
– Да, сэр, – кивнул Райт и двинулся прочь, пытаясь сохранить максимум достоинства.
Колл снова повернулся к Гомеру, указывая на разверстую могилу:
– Что здесь происходит? И почему вы не находитесь на месте преступления?
Гомер вдруг почувствовал, что не имеет никакого отношения к тому, что происходит с ним и вокруг него.
– Точно так же, как в предшествующих случаях, тело было вскрыто, а внутренние органы изъяты, – услышал он как бы со стороны собственный голос. – Мозг находился в урне, разбившейся о пол, а остальные органы в часовне обнаружены не были. И после некоторых поисков они были найдены здесь, сэр.
Нельзя было сказать, чтобы Колл полностью прекратил военные действия, но по крайней мере он распорядился, чтобы артиллеристы приостановили стрельбу. Он подошел к краю могилы и заглянул внутрь. Однако со своего места он мало что мог увидеть.
– Где? – осведомился он.
Гомер указал ему кивком, затем глубоко вздохнул и осторожно добавил:
– И это еще не все, сэр.
Колл бросил на него подозрительный взгляд, и пушки снова развернулись, чтобы выпустить новый залп; выражение лица Колла подсказало Гомеру, что цель определена.
– Что еще?
Гомер отошел в сторону, так чтобы Колл смог рассмотреть надгробие. А конкретно – вырубленное на нем имя.
Мелькиор Пендред.
Гомер закрыл глаза – естественная, хотя и малодейственная защитная реакция – в ожидании удара, однако его не последовало. Ни криков, ни оскорблений, ни проклятий, ни тяжелого дыхания. И когда Гомер открыл глаза, перед ним стоял уже не разъяренный дьявол, а опытный полицейский.
Колл с вопросительным видом изучал надгробную надпись.
– Зачем? – после небольшой паузы спросил он, поворачиваясь к Гомеру. – Есть какие-нибудь предположения?
Гомер сам только что узнал о происшедшем, и у него не было времени на выработку какой-либо версии, но он уже давно работал в полиции, поэтому ему не составило труда выглядеть убедительным.
– Существует две вероятности, сэр. Первая заключается в том, что это – отвлекающий маневр, призванный заставить нас думать, что призрак Мелькиора вернулся к жизни.
– Вряд ли нам может прийти это в голову, Гомер.
– Естественно, сэр. Но я знаком с Пендредом, и это как раз из тех вещей, которые могут прийти в голову ему. Не забывайте, что он мыслит совсем не так, как нормальные люди.
Колл переварил это и согласился.
– А вторая?
– Возможно, это последние почести, оказанные Мелькиору. Возможно, он таким образом извиняется перед ним.
– Извиняется? За что?
– Не забывайте, что пострадал за все Мелькиор.
А Мартин не произнес ни слова, когда его брат был приговорен к пяти пожизненным срокам.
Колл поднял брови:
– Черт побери, Гомер. Я знаю, что он извращенец, но чтобы настолько… – Его передернуло.
– Так оно и есть, сэр.
Колл помолчал.
– Да. Но есть еще одна вероятность.
– Какая, сэр?
– Что Мартин просто продолжил дело брата. Что в первый раз мы не ошиблись, а Мартин продолжает семейную традицию.
Гомер уже открыл было рот, чтобы возразить, но Колл остановил его:
– Знаю-знаю, это не согласуется с вашей версией, но существуют кое-какие аспекты…
– То есть?
Колл занимал пост старшего суперинтенданта, и половина его обязанностей была связана с политикой, однако Гомер никогда не брал это в расчет. Именно поэтому Колл сомневался в том, что Гомеру когда-либо удастся продвинуться по служебной лестнице. Раздраженный бестолковостью подчиненного, он ответил:
– А вы подумайте, Гомер. Если окажется, что Мартин всего лишь копирует то, чем занимался его брат, то всяческие обвинения в адрес полиции будут сняты. И мы не будем выглядеть болванами, засадившими за решетку невинного человека. Который, позволю себе вам напомнить, там и скончался.
– Настаивая на своей невиновности.
– Да бросьте, Гомер! Или вы собираетесь выпустить на свободу всех преступников, утверждающих, что они невиновны? Напрягите свои мозги.
Гомер, понимая, что играет с Медузой Горгоной, предпочел ничего не отвечать и просто кивнул.
– Ну ладно. – Колл глубоко вздохнул и отвернулся от могилы, которой с радостью занялись судмедэксперты. Ему оставалось только жаловаться на своих подчиненных и отсутствие отчетливых фотографий органов из-за того, что могила слишком глубока.
Мимо раскидистого тиса по мокрой траве к могиле шел Блументаль. Благодаря своему белому комбинезону он едва ли не светился на фоне полночной тьмы.
– Еще раз добрый вечер, старший суперинтендант. Похоже, наш злодей снова взялся за свои безобразия.
– Добрый вечер, доктор, – проворчал себе под нос Колл, проигнорировав последнее замечание Блументаля. Когда тот подошел к могиле и остановился возле нее, сложив на груди руки с видом чуть ли не радостного предвкушения, Колл в сопровождении Гомера двинулся прочь.
– Эти патологоанатомы такие странные ребята, – заметил Колл, когда они достигли освещенной гравиевой дорожки. – Мне всегда не по себе в их присутствии.
– Я вас прекрасно понимаю, сэр.
Колл собрался с мыслями.
– Надеюсь, я не должен вам напоминать, что нам нужно как можно скорее найти Пендреда.
– Конечно, сэр. К несчастью, в данном случае у нас нет свидетелей. Парочка, обнаружившая труп, никого не видела.
– Значит, придется опрашивать соседей?
– Сейчас уже поздно, но завтра утром мы этим займемся.
– Личность убитого уже известна?
– Патрик Уилмс. Сосед Пендреда.
– К нему кто-нибудь отправлен?
– Да, сэр. – Что, строго говоря, было ложью.
– Хорошо. – Колл погрузился в задумчивость, а затем вновь вскинул взгляд на Гомера. – Это неизбежно попадет в газеты, Гомер. И вызовет такой фурор, как взрыв на водопроводной станции. Поэтому надо найти его до того, как он совершит следующее убийство.
– Не беспокойтесь, сэр, я его найду, – с чистосердечной готовностью откликнулся Гомер.
Женщина, сидевшая рядом с ними в приемном покое, умирала – она совершала переход от жизни к смерти и полному забвению, расставаясь не только с миром, но и с памятью о себе. Елена сразу это почувствовала, ощутив запах тлена и усталости от жизни. У женщины было худое, изможденное лицо, судя по всему, ей было пятьдесят с небольшим, но ее прозрачная желтоватая кожа могла бы принадлежать девяностолетней старухе. Она тяжело дышала, словно каждый вдох насыщал клетки ее тела не кислородом, а болью, словно она вполне могла бы обойтись без этого обременительного занятия. Она сидела откинувшись к стене, ее седые жидкие волосы прикрывали грязный ошметок эмульсионного пластыря; глаза у нее были закрыты, рот полуоткрыт.
Но казалось, Айзенменгер не замечал этого. Он сидел, глубоко задумавшись и уставившись на картинку, висевшую на противоположной стене; этот образчик абстрактного искусства не обладал не только какой-либо художественной ценностью, но и хотя бы сколько-нибудь узнаваемыми формами. Айзенменгер выглядел абсолютно расслабленным, однако Елена слишком хорошо его знала, чтобы в это поверить. Сама же она была настолько напряжена, что чувствовала себя готовой в любой момент сорваться и наброситься на все, что попадется на пути.
По прошествии четверти часа дверь отворилась, и в проеме появилась женщина среднего возраста. На ней не было униформы, но прикрепленный к ее груди значок оповещал окружающих, что ее зовут Бриджит Фэллот и она является сестрой хирургического отделения. Как и у всех амбулаторных сестер, у нее был такой вид, словно она ненавидит всех пациентов.
– Миссис Саутерн?
Сидевшая рядом женщина оторвалась от стены и открыла глаза. Елена была поражена сходством этого движения с тем, которое когда-то, когда она была шестилетней девочкой, совершала ее кукла. Тогда Елена могла часами качать маленькое неопрятное существо в синем атласном платье и с жесткими нейлоновыми волосами, наблюдая за тем, как его глаза переходят от бодрствования в состояние дремы и крепкого сна в зависимости от ее движений. Так же как эта кукла, миссис Саутерн не проронила ни единого звука, возвращаясь к реальности, собираясь с силами и поднимаясь на ноги. И лишь дыхание, которое продолжало вырываться из нее так же независимо, как если бы это было тиканье кварцевых часов на подоконнике, отличало ее от пластиковой куклы из детства Елены. Без особой радости она медленно прошла мимо сестры и исчезла в кабинете. Дверь закрылась, в приемном покое снова воцарилась тишина, и оба погрузились в свои мысли и опасения.
Елена украдкой бросила взгляд на Айзенменгера, и он перехватил его прежде, чем она снова ушла в себя.
– Все в порядке? – нежно спросил он.
Она кивнула, хотя это была очевидная ложь. Он ободряюще улыбнулся, и она ощутила благодарность за это, хотя продолжала недоумевать, почему он сел не рядом с ней, а через один стул. Она опустила глаза и уткнулась взглядом в ковер, обнаружив напротив входной двери огромный грязный след.
Зачем она не послушалась его и отказалась от частной консультации? Он предлагал ей договориться о частном визите, но она отказалась, и в тот момент у нее была для этого масса веских доводов, но сейчас она уже сожалела о своем отказе. Осмотр был довольно быстрым, и возможно, Елену осматривал тот же самый хирург, к которому она могла бы обратиться за частной консультацией, но теперь она была вынуждена сидеть в этом удручающем месте, в этом запущенном приемном покое с потертой мебелью и измотанным персоналом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48