– Это был несчастный случай! – выпалила я. Бывают же такие зануды!
– Разве этот «несчастный случай» не говорит о вашем образе жизни? Об отсутствии самоуважения? Почему вы оказались в такой ситуации? А ведь вы сами сделали это, Рейчел, вас никто не заставлял.
Я вздохнула. Судя по всему, спорить с ним бесполезно.
– И ответ мистера Костелло только подтверждает то, что мы и так знали. У вас хроническая наркомания.
– Только, пожалуйста, не томите! Что там написано?
– Там написано, что вы часто принимали кокаин перед тем, как идти на работу. Это правда?
24
– Люк – не очень-то приятный человек, – говорила я. – К тому же недалекий и ненадежный. И, я бы даже сказала, злой.
Дело было на следующий день после пережитой двойной трагедии: отсутствие тренажерного зала плюс отклик Люка на запрос. Я рассказывала все это пациентам в столовой, и они ловили каждое мое слово. Мне было горько и в то же время радостно заполучить трибуну, с которой можно обрушиться на Люка.
Я, в общем-то, не считала, что Люк – злодей в полном смысле этого слова. Впрочем, какое это имело значение? Ведь никто из этих людей никогда его не увидит. Разумеется, Люк никогда не крал денег из копилки своей шестилетней племянницы. Он не взял ни пенни из тех денег, что она копила на щенка. Да и племянницы никакой у Люка не было. И племянника тоже. Но кому какое дело!
Пожалуй, я зашла слишком далеко, сказав, что Люк украл скрипку у слепого. Ребята встретили это сообщение недоверчиво и обменялись подозрительными взглядами.
– Он украл скрипку у слепого? – спросил Майк. – Ты не ошиблась? А в газетах писали, что того парня зовут… Да как бишь его?
– Mэтт Тэлбот, – подсказал кто-то.
– Точно, – подтвердил Майк, – Mэтт Тэлбот. Он спер скрипку слепого, чтобы продать ее и напиться, хотя и без того был мертвецки пьян.
– Да-да, конечно, – я пошла на попятную, – я имела в виду, что Люк обокрал «Скрипку слепого» – бар на Шестой улице, где он тогда работал.
– А-а! – выдохнули они. – Значит, бар!
Я провела день в обществе Селин, в уютной сестринской. Но, несмотря на приятную обстановку, материнскую заботу Селин и гору шоколадного печенья, я была близка к истерике. Меня мучили размышления о том, что еще написал Люк в своем отзыве. Он слишком много знал обо мне.
– Вы читали его ответы? – с колотящимся сердцем спросила я Селин.
– Нет, – улыбнулась она.
Я не знала, верить ей или нет.
– Если читали, пожалуйста, ну, пожалуйста, скажите мне, что там! – умоляла я. – Это важно! Это вопрос жизни!
– Я не читала, – мягко отвечала она.
Она не понимает, в немом отчаянии подумала я. Она не понимает, как это для меня важно.
– А что обычно пишут в таких отзывах? – спросила я с дрожью в голосе. – Что-нибудь ужасное?
– Иногда. Если наш пациент делал что-нибудь ужасное.
Меня даже затошнило от отчаяния.
– Успокойтесь, – сказала она. – Все не так уж плохо. Разве вы кого-нибудь убили?
– Нет! – возмущенно фыркнула я.
– Ну, вот видите! – улыбнулась она.
– Когда мне дадут прочесть? – спросила я.
– Это Джозефине решать. Если она сочтет, что это поможет вашему выздоровлению, она может прочитать отзыв группе и…
– Прочитать группе? – завизжала я. – Вслух? Всем?
– Если бы вы были одна, это уже не называлось бы группой, правда? – резонно сказала Селин, одарив меня одной из своих теплых улыбок.
Мой гнев закипел и хлынул через край. Я не позволю подвергать себя этим грязным разбирательствам! Но тут я вспомнила слова Биллингса о том, что ворота заперты. Это была чистая правда. Когда мы приехали, папа позвонил, назвал себя, и только тогда нас пропустили. И забор тут высокий. Слишком высокий, чтобы такая неуклюжая толстуха, как я, могла перебраться через него.
И что же со мной теперь будет? Должно быть,4 примерно так же чувствовали себя Джон Маккарти и Брайен Кинан, прикованные к радиатору в далеко не фешенебельном районе Бейрута.
– Все не так плохо, – сказала Селин, как будто сама в это верила. Она изобразила бодрую улыбку, которая отнюдь не приободрила меня.
– Что вы говорите! – почти закричала я. – Да со мной в жизни ничего хуже не случалось!
– Выходит, вы очень удачливы, раз у вас была такая беззаботная жизнь, – сказала Селин.
До нее никак не доходило, какая все это для меня катастрофа. Я покрывалась гусиной кожей всякий раз, как представляла себе чтение отзыва Люка группе посторонних людей. Я бы все отдала за то, чтобы узнать, что именно написал Люк. Или все-таки нет? Действительно ли я хотела услышать, как Люк поливает меня грязью? В любом случае я была обречена на поражение. Не знать – это пытка, но еще большая пытка – знать. Я бы читала это, почти отвернувшись, вздрагивая и смаргивая от каждого написанного там жестокого слова.
Я бы на все пошла, лишь бы заполучить хоть какое-нибудь средство изменить свое настроение. Все, что угодно! Не обязательно валиум. Сгодилась бы и бутылка бренди. В страшном волнении я вскочила и приготовилась бежать к доктору Биллингсу, чтобы буквально вырвать у него этот отзыв.
– Сядьте! – вдруг приказала Селин неожиданно твердым голосом.
– Что-о?
– Сядьте, на этот раз вам не удастся нахрапом добиться своего, – сказала она.
Я была потрясена ее намеком на то, что до сих пор я, оказывается, всего добивалась нахрапом.
– Вы слишком привыкли к быстрому удовлетворению всех желаний. Вам не повредит немного подождать.
– Так, значит, вы все-таки читали? – уличила я ее.
– Нет.
– Тогда почему вы говорите о быстром удовлетворении желаний?
– Все, кто сюда попадает, провели большую часть своей взрослой жизни, ища немедленного удовлетворения своих желаний, – сказала она, вернувшись к своей материнской мягкой манере. – Это одна из основных черт личности людей, склонных к наркомании. И вы – не исключение. Хотя, конечно, вам бы хотелось думать наоборот.
«Мерзкая, занудная тварь!» – с ненавистью подумала я. Она еще пожалеет! Она еще будет на коленях передо мной стоять и умолять простить ее за все гадости, которые она мне сделала.
– Но до того, как вы выйдете отсюда, вы согласитесь со мной, – улыбнулась она.
Я угрюмо разглядывала собственные колени.
– Выпейте еще чаю, – предложила она, – и съешьте печенья.
Я молча приняла приглашение. Очень хотелось дать ей понять, как противны мне ее чай и печенье, но шоколадное печенье есть шоколадное печенье!
– Ну, как вы? – спросила Селин через некоторое время.
– Мне холодно, – ответила я.
– Это шок, – сказала Селин.
Мне это нравится! То есть это значит, нормально – вот так паршиво себя чувствовать.
– Я хочу спать, – сказала я немного погодя.
– Это шок, – повторила она.
Я опять удовлетворенно кивнула. Молодец, правильный ответ.
– Это ваш организм пытается справиться с неприятностями, – продолжала она. – В обычной обстановке вы бы просто приняли наркотик, чтобы избавиться от душевной боли.
Жаль, подумала я, что у меня сейчас нет такой возможности. Но внешне я никак не отреагировала, подумав, что, в конце концов, говорить все эти глупости – ее работа. За чаем и печеньем я даже немного успокоилась, выбралась на тихое, ровное плато. Но стоило покончить с последним печеньем, как во мне снова закипела злость. Я была потрясена жестокостью Люка. Это было как удар по обожженной коже. Сначала он бросил меня, а теперь еще устраивает мне… За что?
И это еще не все, с чем мне придется примириться. Шок, который вызвало у меня поведение Люка, несколько сместил акценты. Я на время забыла о том, что Клойстерс оказался вовсе не тем фешенебельным курортом, полным знаменитостей, каким я ожидала его увидеть. Отзыв Люка и ужас перед его публичным оглашением на время затмили для меня это неприятное открытие.
Итак, я в грязной, обшарпанной больнице, среди отвратительных, толстых, неопрятных, грубых алкоголиков и наркоманов. Не осталось никакого глянца, никакого лоска, ничто больше не скрывало от меня истинной сущности Клойстерса.
И снова я начала злиться на Люка. Еще сильнее, чем раньше.
– Люк Костелло – лживый ублюдок! – выплюнула я со слезами ярости.
Селин рассмеялась. Но по-доброму.
– Что такого смешного? – грозно спросила я.
– Рейчел, опыт мне подсказывает, что все, что пишут люди в таких отзывах, – правда, – сообщила мне Селин. – Я здесь работаю семнадцать лет, и за это время никто из свидетелей не солгал.
– Кто-то всегда бывает первым, – съязвила я.
– А вы не задумывались о том, каким испытанием должно было быть для Люка написать то, что он написал?
– Почему это должно быть для него уж таким испытанием? – не поняла я.
– Потому что, если он знает о вас столько, что даже осведомлен о вашем пристрастии к наркотикам, значит, он знаком с вами так близко, что вы ему не безразличны. Он ведь не мог не догадаться, что вам не понравится его отзыв. Никто не может чувствовать себя хорошо, совершая то, что не понравится тому, кого он любит.
– Вы просто его не знаете. – Я начинала закипать. – Он подлое и низкое создание. И не только потому, что написал этот поганый отзыв. Он всегда был вруном.
«Неужели?» – удивилась какая-то частица меня.
– Значит, вы ошиблись в выборе друга. – Селин опять улыбнулась своей уютной улыбкой пухленькой домохозяйки.
Этот довод потряс меня. Я совершенно не знала, что сказать. А потом сообразила: когда сомневаешься – льсти.
– Да, я знаю, – сказала я с самым честным видом. – Вы совершенно правы, Селин, теперь я это понимаю.
– А может быть, он вовсе не плохой человек, – мягко сказала она. – Может быть, вам просто сейчас хочется думать, что он плохой, чтобы отгородится от того плохого, что он о вас написал.
Почему она думает, будто что-то понимает в моей жизни! Она всего-навсего медсестра. Единственное, что она умеет, – это втыкать иголки в задницы!
25
Когда я доела свое последнее печенье в чайно-молочном клубе имени Селин, как раз пришло время отправляться на групповую терапию. Надо было возвращаться на родную планету.
Войдя в столовую и буквально засыпая на ходу от потрясения и обилия сладкого, я почувствовала себя так, будто куда-то надолго уезжала и теперь вернулась.
Выпивоха Нейл по-прежнему был в центре внимания. Его окружало несколько человек, которые то и дело сочувственно кивали, что-то бормотали, согласно мычали. Я сделала вывод, что все они поколачивают своих жен в пьяном виде. Даже женщины. Я слышала, как Нейл жаловался: «Меня предали. Я просто не могу поверить, что она могла так со мной поступить. Да она же помешанная, это ее надо отправить в дурдом, а не меня…»
Мне потребовалось совсем немного времени, чтобы от ненависти к Люку плавно перейти к ненависти к Нейлу. Во всяком случае, он, безусловно, больше не был самым интересным человеком в этой комнате. Это у меня случилась трагедия, настоящая трагедия, которая задвинет его трагедию в самый дальний угол. Его беда не достойна поцеловать даже край одежды моей беды!
Я стояла у двери и старательно излучала трагизм.
Крис, как самый чувствительный, сразу обратил на меня внимание.
– А я думал, ты домой ушла, – сказал он, по-приятельски улыбнувшись мне.
Мой облик задумчивой страдалицы сразу поблек. Ведь он так мило себя со мной вел раньше, почему же теперь так переменился?
– Не унывай! – подмигнул он. – Я уверен, что найдется немало ребят, которые будут просто счастливы сделать тебе массаж, такой, знаешь, полный и взаимный массаж. У Сейди можно разжиться растительным маслом, на котором она жарит картошку.
– Черта с два они разживутся! – откликнулась Сейди, которая как раз пробегала мимо.
Я застенчиво заморгала. Должно быть, все они уже успели вволю посмеяться над моими представлениями о Клойстерсе, как о «фабрике здоровья».
– Не в массаже дело, – сказала я, весьма уязвленная его тоном. – Кое-что еще случилось.
Я была почти рада, что Люк так жестоко обошелся со мной. Его поступок затмевал теперешнюю небрежность и бестактность Криса. Да как он смеет! Растительное масло, на котором жарят картошку! И он сказал это вполне серьезно.
– Что, пришел отзыв? – Он приподнял бровь.
Мгновенно приняв оборонительную стойку, я пристально посмотрела ему в глаза:
– Откуда ты знаешь?
– Они обычно приходят через несколько дней после того, как сюда поступаешь, – серьезно ответил Крис. К моему большому облегчению, он, кажется, перестал надо мной смеяться. – И сразу оказываешься весь в дерьме. Во всяком случае, поначалу бывает именно такое ощущение. Чей отзыв?
– Моего друга. – Мои глаза наполнились слезами. – Бывшего друга. Не могу поверить, что он написал такое.
Крупные слезы катились по моим щекам, и я искренне радовалась этому. Я очень рассчитывала на сочувствие и утешение Криса. И он действительно бережно довел меня до стула, усадил, потом поставил второй стул рядом… И лицо у него при этом было доброе и жалостливое, и наши колени почти соприкасались. И вдруг: бах!
– Пожалуй, стоит поверить тому, что он там пишет, – сказал Крис.
Он погладил меня по руке. Этот интимный жест меня удивил и обрадовал.
– Я здесь уже две недели и слышал много отзывов. Уверен, что ты ничуть не хуже остальных.
Я была загипнотизирована его близостью, теплом большой мужской руки на моем рукаве, но все же вышла из транса и запротестовала:
– Ты не понимаешь! Я пришла сюда, считая, что это – нечто вроде санатория. Со мной все в порядке!
Конечно, я ожидала, что он возразит мне. Но он ничего не говорил, только издавал какие-то невнятные успокоительные звуки, как ветеринар, осматривающий корову. Это произвело на меня, в общем, благоприятное воздействие. Большинство мужчин так глупо суетятся при виде женских слез. Правда, иногда этим можно воспользоваться. Но Крис был не из таких, он держал себя в руках.
«Если он так внимателен ко мне, когда я плачу, – подумала я, – то каков же он должен быть в постели!»
– Итак, что же именно написал твой друг? – этим вопросом Крис вернул меня из мира, где люди не носят одежды.
– Бывший друг, – поспешно поправила его я, чтобы сразу все поставить на свои места.
Подумав о том, что написал Люк в своем отзыве, я вдруг опять вспомнила, как он относился ко мне раньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67