А главная беда - надо позвонить билловой мамаше, но я решил: подожду денек-другой или дождусь, покуда она сама не затревожится.
Меня сызмала приучили верить телеграммам, а все же что-то мне не верилось. И, однако, я знал, тут чутье меня подводит и нет никаких сомнений: стряслась беда. Не только Билла поймали, но, пожалуй, я сам тоже под угрозой. Я пил чай с хлебом и размышлял. Я попал в трясину, она меня засасывает, а вокруг на десяток миль ни души. Но беда в том, что мне вовсе неохота бежать. А раз бежать неохота, значит, лучше сидеть тихо. В общем, свою лень и вялость я обратил в добродетель. Когда сила рождается из слабости, ее питает могучий инстинкт самосохранения - вот на это я и рассчитывал. Больше мне сейчас не на что было опереться.
Я оделся и вышел из дому. По дороге положил в банк свои три сотни, и теперь на моем счету было уже шестьсот фунтов - про самый что ни на есть черный день. Я вытащил полкроны и подбросил: упадет лицом кверху - позвоню Полли, а тыльной стороной - попытаю счастья с Бриджит. Монета со звоном ударилась о тротуар, покатилась в сточную канаву, провалилась через решетку и только ее и видели. Ничего не поделаешь, все надо решать самому. Бриджит не отозвалась, и я набрал номер Полли.
- Слушаю! - ответили мне.
- Это Полли?
- Да, что вам угодно?
- Мне нужна Полли.
Кто-то прошел мимо телефонной будки, в руках у него был плакат: «Атомная бомба убивает и детей тоже».
- Полли слушает. Кто говорит?
- Майкл.
- Какой еще, к черту, Майкл?
- Женевский. Помнишь?
- Ну конечно. Какая же я дура. Ты извини.
- У меня несколько свободных дней. Может, увидимся?
- Приезжай,- сказала она.
- А можно?
- Предки в Остенде.
- Тогда я мигом.- Я повесил трубку. Вышел из будки и подумал, уж не снится ли это мне, да нет, не бывало еще у меня таких снов. У меня уж либо все происходит наяву, либо и во сне не снится.
Через полчаса я подъехал к вилле Моггерхэнгера - меня так и обдало свежим запахом живой изгороди и распускающихся цветов. Серые тучи спешили вон из Лондона, к холмам и травам. Испанец Хосе отворил дверь и поздоровался со мной, как со старым другом.
- Мистера Моггерхэнгера нет дома.
- А я к Полли,- сказал я.
Она была в саду, срезала розы с кустов у задней стены. Я хотел поздороваться с ней сдержанно, чтоб не спугнуть, но она схватила меня за руки - а у самой руки как лед,- и не успел я опомниться, как мы с ходу стали целоваться.
- Я сто раз пробовал до тебя дозвониться, но твоя мамаша вешала трубку. А потом мне пришлось слетать в Париж.
- Я по тебе стосковалась,- сказала Полли,- Я думала, с тобой кончится, как со всеми другими: раз уж ты узнал меня в Женеве и потом на обратном пути в самолете, ты больше не захочешь меня видеть.
- Чтоб тебя узнать, ста лет не хватит,- сказал я.- Поехали обедать в Вест-Энд.- В логове Моггерхэнгера я чувствовал себя не в своей тарелке, хотелось поскорей убраться подальше - вдруг откуда-нибудь выскочит сам Клод? Я нюхом чуял: лучше поскорей уносить отсюда ноги, хотя опасаться вроде нечего, ведь Полли сказала, он в Остенде. Ну, а вдруг он поехал туда всего лишь на коктейль?
- Ох, нет,- сказала она.- В центре я больше не бываю, осточертело. Ты ведь водил отцовский «бентли», да? - Мы шли по дорожке, и Полли вдруг бросила все розы, которые только что срезала, за лавровый куст.
- Будто во сне,- сказал я, чувствуя, как тепло моей руке в том месте, где ее все еще сжимала рука Полли.
- Тогда давай куда-нибудь поедем. У меня есть ключ от одного отцовского логова в Кенте.
- Это бы неплохо,- сказал я как мог равнодушней.
- Посиди в гостиной, выпей, а я пойду переоденусь.
- Я бы поглядел, если ты не против. Она наскоро меня поцеловала.
- Нет, сейчас не хочется.
Она побежала вверх по лестнице, замелькали голые матово-бледные ножки, а я открыл банку томатного сока и все думал про Уильяма, как он старается откупиться от ливанской полиции, и про его несчастную старуху мать, как она сходит с ума от страха за сына и опрокидывает стаканчик за стаканчиком со своими честерфилдскими знакомыми, а тут Полли, шалая девчонка, втравила меня в сумасшедшую затею с могтерхэнгеровским дворцом на колесах.
Мы роскошно расположились на переднем сиденье, и я на третьей скорости промчал по Хэммерсмитскому мосту и дальше к Южной окружной; на магнитофончике крутились «Сказки Венского леса», и я дымил толстенной сигарой - такие Моггерхэнгер хранит в машине для лучших друзей. В Клэпеме впереди оказался бензовоз, он загородил всю дорогу, и объехать его было невозможно.
- Вон тот «купер» сумел его обойти,- сказала Полли.
- Я не хочу помирать раньше срока. Обгоню, когда будет сподручней.
- Он развел такую бензиновую вонь, у меня разболелась голова,- пожаловалась Полли.
Я включил мигалку, вывернулся влево и ринулся вперед. Бензовоз показался мне длиной в целую милю и шел быстро, но я довел скорость до пятидесяти и тут увидел - прямо на меня мчит автобус. Тормозить было поздно. Меня ослепили фары, а вернуться назад в свой прежний ряд я уже не мог. Стервец-водитель бензовозов решил, видно, меня прикончить: он не замедлил и не ускорил хода. Конечно честный трудяга и наверняка считает: зажравшихся боровов, которые раскатывают в роскошных машинах, надо ставить к стенке и расстреливать или давить насмерть автобусом.
Полли вцепилась в меня, и я подумал: а здорово так помереть! Но все же на какой-нибудь фут, не больше, опередил бензовоз и вроде избежал смерти, все поджилки у меня тряслись, язык пересох, а Полли без сил повалилась на сиденье и только удивлялась, как это люди могут быть такими негодяями.
Дорога впереди была пуста, и я сильно оторвался от бензовоза, лишь у светофора он протиснулся между мною и тротуаром. Я перегнулся через Полли и опустил боковое стекло.
- Желаешь меня укокать, приятель? - спросил я, выговаривая слова на ноттингемский лад.
Он был в кепке, рожа как блин, и ухмылялся до ушей.
- Ага.
- Что ж, пускай тебе в другой раз больше повезет.- Светофор засветился желтым, и я рванул вперед.- Ершистый парень, такого не заглотаешь - подавишься!
- Я перепугалась до смерти,- сказала Полли.
- Это он так шутит. Я среди таких ребят вырос. Работал с ними одно время, недолго. Он просто хотел поглядеть - может, я струшу и отступлю. И я запросто мог дать задний ход, да только не дал. А ведь такое не часто удается пережить, верно, малышка? Она взяла меня под руку.
- Но ты все-таки поосторожней.
- Пока ты со мной в машине, я рисковать не стану. Хотя самому-то мне наплевать.
- Наверно, у тебя была очень страшная жизнь, оттого ты и дошел до таких мыслей,- сказала она.- Ты все еще возишь контрабандное золото?
Мы ехали по двухрядной дороге, и машины не так теснились.
- Я это бросил.
- Давно?
- Да вот, зацапали моего лучшего друга. Теперь буду жить честно и поджидать порядочную девушку, чтоб не давала мне сойти с пути истинного.
- Ну, значит, не меня,- со смехом сказала она, и я прямо удивился: чем бы меня похвалить - молодец, мол, исправился,- она сказала, зря я вышел из игры, мало ли, что зацапали моего дружка, сейчас бы как раз и продолжать, теперь нескоро заберут кого-нибудь еще, это все равно как лететь самолетом: безопасней всего после большой воздушной катастрофы. Я смело обогнал бензовоз - все-таки это у меня здорово вышло, просто прелесть! - так зачем же отступать, когда дело вовсе не такое опасное? Я-то ведь болтал зря, вовсе я не собирался бросать свою выгодную работенку, и раз уж не спасовал между бензовозом и автобусом, так тут тем более выбора не оставалось: надо гнуть свое, тогда я в конце концов вырвусь из западни.
- Ты меня не знаешь,- сказал я,- я никогда ни от чего не отступаюсь.
В Тонбридже мы попали в пробку и двигались с открытыми окнами, а наше радио выдавало бетховенскую Пасторальную симфонию. Я совсем было забыл, в какой машине сижу, но вдруг увидел, как на меня глазеют, и сразу вспомнил.
- Скоро мы будем на месте?
Полли перегнулась и поцеловала меня в губы.
- Потерпи немножко. Терпение терять еще хуже, чем мужество. Через полчаса приедем.
Полли велела мне свернуть на боковое шоссе, а потом и вовсе на проселок.
- Папа никогда не ездит сюда в «бентли». Он берет «лендровер». Колеса увязали в колеях.
- Оно и понятно.
Серые облака затянули небо, стекла в машине были опущены, и казалось, уже брызжет дождик. Проселок был изрыт тракторами, а в одном месте дорога показалась мне ровной, я разогнался - и тут колеса взбили воду в глубокой колее, высоко взлетела красная слякоть, аж ветровое стекло забрызгала, а кусты по бокам дороги ветвями царапали окна, сдирали краску с кузова.
- Зря ты меня не предупредила,- сказал я.- Мы б оставили машину у шоссе.- Даже Могтерхэнгер не заслуживал, чтоб с его машиной так зверски обращались, но теперь уже поздно было про это думать: мы опять нырнули в колдобину.- Еще далеко?
- Не очень.
Я поехал дальше - переваливался по буграм и рытвинам, поднимая фонтаны грязи, и наконец выехал на асфальтовый пятачок перед незатейливым двухэтажным кирпичным домиком. Сад был обнесен белым дощатым забором, посреди газона - маленький бассейн для птиц. У парадного входа Полли порылась в сумочке, достала ключ. Но он не лез в замочную скважину.
- Дай-ка я попробую,- сказал я, но тут же стало ясно: она захватила не тот ключ,- Ничего,- сказал я спокойно, а сам прямо кипел от злости.- Как-нибудь заберемся.
- Ну какая же я дура! - чуть не со слезами воскликнула Полли.
- Не горюй,- сказал я и обнял ее за плечи.- Разыщем здесь где-нибудь гостиницу. Только не казнись-эх, мол, ошиблась,- и все обернется к лучшему, так всегда бывает.
Эта убийственная мудрость ее насмешила, а я попытался открыть окна.
- По-моему, ничего не выйдет,- сказала Полли.- Когда мы уезжаем, папа всегда запирает сам, уж это он умеет.
- Даже он может ошибиться. Пойдем-ка попробуем с тылу. Опять задождило, а внутри, за окнами, казалось очень уютно.
У черного хода на мокром насквозь коврике сидела кошка и тут же валялось с полдюжины бутылок из-под молока. Кошка встала, потерлась о лодыжку Полли - вроде обрадовалась, что кто-то наконец появился н теперь ее накормят. Дверь была заперта, да еще закрыта изнутри на засов, и я попробовал окна. Нет, ничего не выйдет, разве что выбить стекло.
- А еще на чердаке есть окно! - крикнула Полли.
- К сожалению, я забыл дома крылья,- отозвался я.- Ничего, влезу по водосточной трубе до конька крыши и съеду к окну. Ну, хочешь полезу?
Она прижимала к груди кошку - ох, и швырнул бы я сейчас эту зверюгу куда подальше!
- Нет,- сказала Полли,- не хочу, но ты ведь все равно полезешь.
Я пошел к машине за складным ножом, раскрыл его.
- Если свалюсь, пропорю себе глотку,- сказал я и зажал нож в зубах.
- И шею сломаешь. Нет уж, пожалуйста, не лезь.
- Дудки, теперь не успокоюсь, непременно полезу, а упаду - пеняй на себя. Придется тебе до конца жизни возить меня в кресле на колесах.
И я полез по трубе.
- О господи! - воскликнула Полли.
Мне надо бы для храбрости хлебнуть, тогда бы я действовал уверенней, но в машине спиртного не оказалось. Можно было подумать, я сызмалу верхолаз - такие крепкие у меня стали руки после уилья-мовых тренировок с чемоданом. Вот только дождь портил все дело, он поливал и меня, и трубу вместе со всеми ее кронштейнами, все стало скользкое. Я взобрался на крышу и начал осторожно подвигаться к окну.
- А может, и это окно тоже заперто! - крикнула снизу Полли. Кажется, она хотела меня огорошить, чтоб я свалился, только я и сам думал: окно заперто,- потому и ножик прихватил. Трудней всего спуститься по скату мокрой крыши до окна. Того гляди, сорвешься, рухнешь вниз - и поминай как звали. Лучше бы уж крыша была соломенная, но Моггерхэнгер хозяйственный черт, он предпочитал, чтоб дождь стекал у него на глазах по черепице, а не впитывался в солому, а то и не уследишь, как протечет насквозь. Черепица блестела и отсвечивала, я спускался к чердачному окошку вслепую, поскользнешься - не видно, за что хвататься. Полли стояла в огороде, оттуда ей хорошо было меня видно на фоне неба, и я тоже видел ее внизу, среди сорняков и гниющей капусты.
- Ну как, откроешь? - окликнула она, хотя видела - до окна мне еще далеко. Я распластался на крыше, ноги развернул носками наружу, руки вытянул во всю длину. По шее лупил дождь, казалось, я вот так лежу целую вечность и нет у меня ни хладнокровия, ни уверенности, чтоб двинуться с места. Туфли заскользили, я с силой прижал их к крыше - съезжать, так хоть помедленней. Это удалось, я наткнулся на подоконник, сполз еще немного ниже и все-таки остановился.
Я удержался, можно сказать, на волоске - одними только ногтями вцепился в дерево. В трудный я попал переплет, и у меня было сейчас время подумать, чего ради меня сюда понесло и еще - как же я спущусь на землю, если не попаду в дом через окно. Вниз был только один путь: упасть, точно бомба из плоти и крови, грохнуться оземь, будто мешок с яблоками и апельсинами. Не дрейфь, сказал я себе, представь, будто земля вот она, рядом, тогда и волноваться нечего. И верно, мне стало поспокойней, я повис на одной руке, вынул из зубов нож и всадил в щель между подоконником и рамой. На счастье, окно оказалось не заперто, я потыкал ножом, чуть приподнял раму и дал ей опуститься на мои пальцы, их прищемило, но я уже ухватился обеими руками, подтянулся и приподнял раму повыше. Она опиралась уже мне на голову, потом на плечи, вот я уже укрылся от дождя и заглянул вниз, на чердак. Но как же все-таки туда влезть? Кожа на голове зудела, пот смешивался с дождем, но все равно первым делом надо просунуть внутрь ноги. Мне повезло: под самым окном стояла кровать и на ней матрац. Я проскользнул вниз, точно ящерица, и, падая, сжался в комок, но все-таки зацепился ногой за спинку кровати и растянул лодыжку. Меня так и ожгло, я завертелся, выругался, вмиг забыл обо всем, кроме этой мучительной боли - один на один с ней, один в целом свете. И все же я в доме, это надо отпраздновать. Я ухватился за кровать, осторожно покрутил ногой, пошел к двери и у дальней стены увидал штук шесть дорогих дробовиков.
Потом я отворил черный ход, и Полли сказала:
- А я думала, ты там уснул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51