когда Моггерхэнгер взял меня к себе, Дьюкс чуть не целую неделю исходил лютой завистью, но сейчас он был вполне приветлив. Даже угостил меня стаканчиком.
Через несколько минут к стойке подошла Джун.
- Здорово, что у Клода все обошлось!
- У него бы - да не обошлось! - сказал я.- Вам виски?
- А ведь они и правда хотели с ним разделаться. Томатного соку, милый.
- Он умеет их окоротить.
Мы выпили каждый свое, и я так и просидел там весь вечер в каком-то оцепенении - только болтал с Джун между ее выходами. Поздно ночью я предложил подвезти ее на такси, и она согласилась.
- Иногда на работе я и не замечаю, как время летит,- сказала она, мы уже сидели в машине, и она уютно ко мне примостилась.- А сегодня, пока не узнала, что Клод выкрутился, прямо измучилась, время будто остановилось.
- Вы в него влюблены? - спросил я и одной рукой обнял ее за плечи, а другую положил ей на колени.
- Он единственный мужчина, с которым у меня все как полагается. Но не надо о нем. Поцелуй меня.
На крыльце ее дома я спросил, может, она пустит меня к себе.
- Нет,- сказала она,- у меня там подружка.
- Ну, нет так нет…- сказал я и пошел прочь.
Неоновые огни сверкали и пылали на Кэмден-роуд, а я шагал обратно, и в душе у меня был мрак и сумбур. Потом-то ясно стало: лучше бы добраться до своей комнаты в Илинге и лечь спать, чтоб во сне все улеглось, да только ноги нипочем не желали нести меня туда. В последние месяцы я поддался этим живоглотам Моггерхэнгерам куда больше, чем Следовало. Но сегодня мне не терпелось хоть на несколько часов сбросить с себя путы, побродить на воле, и пропади они пропадом все его самодельные заповеди.
Не прошел я еще и полмили, как опять набрал номер Бриджит, но по-прежнему никто не отозвался. Что же там такое произошло? Я гадал-гадал, и все догадки говорили, что стряслось какое-то несчастье, а в это я поверить не мог. Оставалось только ждать неизвестно сколько времени, пока что-нибудь не прояснится, и на сердце у меня кошки скребли. Тянуло пойти туда и потихоньку пробраться в квартиру, но как бы не так - огромные парадные двери оказались на запоре, прямо как ворота замка где-то в диком краю, где кишмя кишат разбойники.
По Лестер-сквер проносились такси, а когда я проходил мимо закрытого на ночь кинотеатра, фараон смерил меня подозрительным взглядом, Я пошел по Виллер-стрит и поднялся по ступеням на Хангерфордский мост. Вода внизу текла медленно, словно здесь было не глубже фута, Над неровной линией домов на фоне неба стоял ореол света - он исходил от них самих, а чудилось, будто он рождается из приглушенного уличного шума. До чего ж хорош Лондон ночью - почти все восемь миллионов его жителей спят, и кажется, он весь - твой.
Я закурил сигару и зашагал по мосту - все, что связывало меня по рукам и ногам, исчезло, и я снова радовался, что живу на свете. В углу на верхней ступеньке кто-то скорчился - видно, пытался спастись от ветра и моросящего дождя и уснуть. Заслышав мои шаги, человек этот поднял голову и спросил:
- Закурить не найдется, приятель?
Я остановился и протянул ему сигару.
- Последняя,- сказал я. Мне хотелось облаять его: зачем валяется в такую ночь на улице, поучить его уму-разуму - как же это он не может себя обеспечить, а под конец выдать ему моггерхэнгеровские заповеди. Только, пожалуй, в такую критическую минуту жизни он вряд ли их оценит.
- А, сигара! - сказал он.- Курну разок, хотя на пустой желудок толку будет мало.
А ведь и этот голос, и профессиональная уверенность, которая слышалась в его жалобе, мне знакомы!
- Что, не отказались бы от парочки шиллингов на сандвич?
- За такие гроши и сандвича порядочного не купишь,- сказал он.- А вот за пять шиллингов я бы еще и тарелку супа получил.
Я получше в него вгляделся.
- Кого я вижу? Похоже, это сам знаменитый Джек Календарь?
- А вы кто, полицейский? - огрызнулся он в ответ.- Если да, так знайте: я перед законом чист как стеклышко. В свое время я довел кой-кого до сумасшедшего дома, но кроме этого меня не в чем обвинить. А впрочем, у каждого из нас есть что-нибудь на совести. Если вы для этого еще слишком молоды, так у вас все впереди.
Я сказал ему, кто я такой.
- Неохота нарушать ваш сладкий сон, но у меня уже четырнадцать часов не было во рту ни крошки, наверно, я поголоднее вас. Хотите - пошли на рынок подкрепимся.
Он вскочил на удивление проворно для такого бородатого оборванца.
- Меня ограбили,- сказал он, шагая рядом со мной.- Какие-то хулиганы с Лэмбета накинулись на меня и похватали мои календари. Расшвыряли их по Нортумберленд-авеню, сели в свой «зодиак» и унеслись как бешеные. Нынче такое случается чуть не каждый день. Надо обзавестись ножом. Тогда эти головорезы ко мне не подступятся.
Я сказал, что работаю у Моггерхэнгера, и он даже присвистнул.
- Надеюсь, вы у него удержитесь. Говорят, подолгу он никого у себя не оставляет.
- А мы с ним отлично ладим.
- Продолжайте в том же духе, тогда иной раз сможете меня накормить.
- Уж постараюсь,- сказал я.
Покуда мы шли, он постепенно распрямлялся и под конец стал даже выше меня.
Мы отыскали подходящее местечко и всласть наелись за мой счет. Сандвичи с беконом и сыром мы запивали чаем - его тут подавали в огромных кружках. В забегаловке полно было грузчиков и шоферов с грузовиков - я как будто снова очутился в ноттингемском кафе возле фабрики: туда постоянно приходили такие вот ребята, хорошие столовские обеды были им не по нутру. В этой обжорке было тепло, накурено, парно, даже не поймешь, день ли сейчас, ночь ли, и я вдруг почувствовал себя таким же усталым и вымотанным, каким был с виду Джек Календарь.
- Не пойму, зачем вы продаете эти календари? - сказал я,- Только до смерти запугиваете людей всякими пророчествами.
- А им того и надо,- ответил он.- Иначе и покупать бы не стали. Люди они люди и есть. Если какой-нибудь чужой стране не грозит землетрясение или война, им и жить не интересно.
- Вы же сами не верите в эту муру.
- Не верю. Зато они верят. По мне, война еще и глупость.
Он откинулся на спинку стула, сунул в зубы мою сигару и эдак неторопливо выпустил первое колечко дыма, будто фокус показывал: вот станет оно уплывать, а он возьмет и вернет его. Вокруг кое-кто учуял незнакомый запах и стал поглядывать на нас неодобрительно, но Джек и впрямь наслаждался, словно запах сигары вернул ему давным-давно утраченную ясность мысли.
- Любители войны, видно, получают от нее огромное удовольствие, и уж если начнут, не могут остановиться, все равно как когда занимаешься любовью. В сущности, война - тот же гомосексуализм, только тут партнеры - два государства, оба изъявили согласие- ну и действуют на глазах у господа бога. А иначе войны бы так не затягивались. Мои календари ничего тут не меняют. Вы пробовали когда-нибудь предсказывать мир? Не купят ни одного экземпляра. Да еще вы же окажетесь бессовестным лжецом.
Мне вовсе не так уж приятно было услышать от него, будто я лжец, но заработанное моим тяжким трудом угощение ударило ему в голову, и теперь его, пожалуй, не остановишь, разве что мне встать и уйти. А как же я уйду - ведь у меня еще чай не допит и сандвич не съеден.
- Я могу подхватить ваши мысли - знаете, как уборщик в парке накалывает на острую палку бумажки от конфет. Еще когда вы увидели, как я дремлю на Хангерфордском мосту, вы сразу подумали: ему бы надо побриться и подыскать себе работу. Не отрицайте. Но оттого, что вы чей-то там слуга, вы еще не вправе смотреть на меня сверху вниз. Вы шли по мосту, увидели, что я дрожу от холода, почувствовали себя виноватым и накормили меня, но, если б не вы, рано или поздно подвернулся бы другой какой-нибудь олух. Вот я и правда смотрю на вас сверху вниз, приятель, я-то спрыгнул с общественной лестницы, и теперь мне не в чем себя винить. Уж поверьте, в нашем мире подняться выше невозможно. Так что когда вы оказываете мне дружескую услугу, я не испытываю особой благодарности: я делаю для вас не меньше, чем вы для меня. Безработным надо бы в ножки кланяться, они для государства великое благо, ведь если б они по широте души не согласились быть безработными, все никудышники, которые получили работу, не могли бы на ней удержаться. Безработных надо холить и нежить и платить им вдвое против того, что они получали бы, если б работали. Надо учредить особые пункты, где бы им ежедневно в порядке очереди выдавали сигары. Один из главных лозунгов моей демократической республики, которую я назвал бы Эйфория, гласит: «Да здравствуют безработные и да населят они землю, ибо благодаря им одержимые чувством вины психопаты нашего мира получили работу».
И тут я почувствовал, как Моггерхэнгер изо всех сил тянет меня в одну сторону, а Джек Календарь - в другую. Голова его поникла, и уже через мгновение он крепко спал. Я встал и вышел, всю дорогу до Илинга я отшагал пешком и все время размышлял о черной неблагодарности хитрецов вроде этого Джека. По дороге, в четыре утра, я опять позвонил Бриджит, стоял в телефонной будке, как одержимый вслушивался в размеренные, нескончаемые гудки - они нестерпимо отдавались в мозгу - и понимал: в квартире сейчас ни души, будь там хоть кто-то, он бы ответил, не то ополоумел бы вроде меня от этих звонков.
До полудня Моггерхэнгер меня, слава богу, не требовал, а потом мы лишь ненадолго съездили к его поверенным. Моггерхэнгер и не думал отдыхать после напряжения тех дней, когда ждал суда. Не такой он был человек, и мне следовало бы это понимать. Он стал еще задиристей, еще запальчивей прежнего, и я ненавидел его всеми печенками, а уходить не хотел - уж больно мне нравилась эта моя работа и надо было за нее держаться хотя бы до тех пор, пока я не узнаю, куда девалась Бриджит,- эта загадка не давала мне покоя. Да еще оказалось, мне здорово не хватает Смога, я и сам на себя удивлялся - ну, что я за человек? Он так вошел в нашу с Бриджит потайную жизнь, словно был не докторский сын, а наш.
Работенка у меня была - сдохнуть можно, Моггерхэнгеру нужен бы не один шофер, а три: я заступал теперь в восемь утра и вкалывал, не зная передышки, иной раз до десяти вечера. После того как его оправдали, дела у него пошли в гору. По всему Лондону он открывал клубы, бордели, игорные притоны, не считался ни с какими порядками и запретами, он был сам себе закон. Вот попыталась полиция его прищучить, а он отбился ее же оружием, и теперь она относилась к нему с куда большим почтением.
Как-то раз в десять вечера я гнал по Бэйсуотер-роуд со скоростью пятьдесят миль в час, и вдруг нас остановил фараон на мотоцикле. Заглянул в машину и сразу говорит:
- Виноват, мистер Моггерхэнгер, я не знал, что это вы.
- Ничего, ничего. Я просматривал газеты и не заметил, что он так гонит.- И прикрикнул на меня: - Езжай потише, дурак! - А когда мы отъехали, извинился: - Иначе нельзя было, Майкл. Эти ребята любят, когда с ними считаются. Только минуешь Ноттингхилл-гейт, гони вовсю. Опаздываем.
Так я и гонял день за днем - от Арки к Ноттингхилл-гейт, через весь Лондон. Я чувствовал себя заметной личностью - ведь мне не заказан был вход в самые диковинные заведения, которыми заправлял Моггерхэнгер, и чего-чего я там не нагляделся…
Как-то раз объехали мы клубы и прочее моггерхэнгеровское хозяйство, вернулись домой, и он позвал меня к себе: мол, ему надо сказать мне несколько слов. Я устал до смерти и даже не удивился, чего ему от меня надо. Вошли мы в гостиную, а он мне и сесть не предложил.
- Я слыхал, ты на прошлой неделе был в клубе, где раньше работал.
Я кивнул.
- И еще я слыхал, ты ушел вместе с Джун и провожал ее домой.
- Я проводил ее только до дверей.
- Возможно. Но сюда ты вернулся в пять утра.
- Я бродил по городу. Он рассмеялся.
- Ты сам себе вырыл яму. Мне ни к чему, чтоб мой же шофер путался с моей девчонкой. Получишь за месяц вперед. Сматывай удочки. Сегодня же. Сейчас.
- Это несправедливо,- сказал я.
- Ладно, завтра утром. А застану тебя, когда приеду обедать, завтра же вечером твой труп, а может половинку, найдут в Темзе.
- Да что ж это так вдруг? - сказал я, словно бы раскаиваясь: может, он проговорится, кто ему накапал про нас с Джун.- А кто ж у вас теперь будет шоферить?
И по глазам вижу - его взяло сомнение: может, я и не виноват.
- Кенни Дьюкс.
- Так это он? Этот жирный змей всегда завидовал, что я у вас служу. Ну, если уж он получит мое место так легко, пусть ему больше повезет. У меня с Джун никогда ничего не было.
- Он мне еще не врал,- сказал Моггерхэнгер, плевать он хотел, что я остаюсь без хлеба.- Он мне доносит, за то я ему и плачу.
Эх, дать бы себе волю, разгромить бы все в этом его шикарном модерном логове… Но нет, я повернулся и вышел - скорей бы очутиться подальше от Моггерхэнгера. Я даже не думал, что будет так тяжко расстаться с этой работой, жаль было зверски, хотя жизнь моя, конечно, не покрушилась. Пока я здесь работал, мой новый чемодан успел наполниться лишь наполовину, я без труда донес его до автобуса и покатил в город, а за спиной у меня полыхал уж такой кровавый закат, какого я сто лет не видал.

Часть IV

Идти мне было некуда и не к кому, но это ничуть меня не беспокоило. То есть беспокоило, конечно - ведь я тоже человек,- и все же это не помешало бы мне действовать. Да только вот беда: я знать не знал, как теперь надо действовать. Чего мне хочется - и то не знал. А пока - сидел себе в полупустом автобусе, ехал на запад, и мне этого было достаточно; меня хлебом не корми, дай взобраться на верхотуру автобуса и глазеть оттуда на дома и на людей, тем более сейчас - ведь сколько месяцев шоферил и, когда сидел за рулем, не было времени глядеть по сторонам. А сейчас я был кум королю - расселся, закурил, похлопал себя по карману: при мне ли зажигалка. Я прихватил ее напоследок в нижнем холле моггерхэнгеровского особняка, и солидная, оправленная в серебро, навсегда потерянная для своего хозяина - при первом же удобном случае я ее заложу - она оттягивала сейчас мой карман. Эта красивая штучка давно мне приглянулась - да только не зря ли я ее увел? Рука мщения может оказаться у Моггерхэнгера длинней, чем я думал. Он из тех, кто дорожит каждой своей вещичкой, даже самой пустяковой, а эта зажигалка - не пустяк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51