Фафхрд скрипнул зубами, в кисти Мышелова хрустнул сустав. Их пальцы
до посинения стиснули рукоятки выхваченных мечей.
И тут, словно бездельник после целого дня отдыха в беседке, словно
индийский принц после скучного дворцового приема, словно философ после
шутливой беседы, из гробницы неспешно поднялась стройная фигура. Одет
человек был во все черное, лишь на туловище у него серебрился какой-то
металл, его шелковистые волосы и борода были цвета воронова крыла. Но
прежде всего, словно эмблема на щите человека в маске, в глаза бросался
оливковый переливчатый цвет его юной кожи, какой-то серебристый отлив,
наводивший на мысль о рыбьем брюхе или проказе, а также что-то знакомое в
его лице.
А лицом серебристо-черный человек безусловно напоминал Ахуру.

АНРА ДЕВАДОРИС
Опершись своими длинными руками о край гробницы, незнакомец
благожелательно оглядел присутствующих и кивнул им, как старым знакомым.
Затем, перескочив через каменную стену, он стал быстро спускаться по
ступеням, наступив по пути на покров Аримана и даже не взглянув на Ахуру.
- Вы предвидите какую-то опасность? - заметив мечи, спросил он,
ласково поглаживая бороду, которая, по мнению Мышелова, могла сделаться
такой густой и шелковистой лишь в гробнице.
- Ты адепт? - чуть запинаясь, вопросом на вопрос ответил Фафхрд.
Пропустив вопрос мимо ушей, незнакомец остановился и с довольным
видом стал рассматривать нелепый набор любовных зелий.
- Миляга Нингобль, - промолвил наконец он, - истинный отец всех
семиглазых распутников. Полагаю, вы знаете его достаточно хорошо, чтобы
догадываться, что он заставил вас притащить сюда все эти игрушки лишь
потому, что они нужны ему самому. Даже в поединке со мной он не может
удержаться от искушения попутно прихватить что-нибудь на стороне.
Возможно, впрочем, что на сей раз старый сводник, сам того не желая,
сделал перед судьбой реверанс. Во всяким случае, будем надеяться.
С этими словами незнакомец расстегнул пояс и небрежно отложил его в
сторону вместе с удивительно тонким мечом, заканчивавшимся серебряной
рукояткой. Мышелов пожал плечами и вложил свой клинок в ножны, но Фафхрд
лишь проворчал:
- Ты мне не нравишься. Это ты наложил на нас свое свинское заклятие?
Незнакомец смерил его насмешливым взглядом и сказал:
- Ты доискиваешься причины. Ты хочешь узнать имя исполнителя, который
нанес тебе вред. И едва узнав его, ты спустишь с цепи свой гнев. Но за
каждой причиной стоит другая причина, и за последним исполнителем стоит
еще один. Даже бессмертный не может погубить самую малую их часть. Уж
поверь мне, тому, кто пошел по этому пути гораздо дальше других и у кого
есть опыт в преодолении препятствий, стоящих перед теми, кто стремится
жить, не ограничивая себя рамками собственного мозга и жалкого настоящего,
- на пути у такого человека расставлены ловушки, он пробуждает
колоссальную злобу. Я призываю вас немного погодить, прежде чем вступать в
бой - так же как погожу и я с ответом на ваш второй вопрос. А свою
принадлежность к адептам я охотно признаю.
Услышав последнюю фразу, Мышелов почувствовал легкомысленное желание
опять подурачиться, на сей раз изображая из себя мага. Перед ним стояло
редкое существо, на котором он мог бы испытать хранящуюся у него в мешке
антиадептовую руну! Ему захотелось процедить сквозь зубы заклинание,
взмахнуть в колдовском жесте руками, плюнуть в адепта и трижды крутануться
на левом каблуке против движения солнца. Но он решил пока с этим
повременить.
- Уж больно замысловато ты излагаешь, - с угрозой произнес Фафхрд.
- Но этим-то я от вас и отличаюсь, - оживленно отозвался адепт. - О
некоторых вещах говорить вообще невозможно, а о других так трудно, что
человек зачахнет и умрет, прежде чем найдет нужные слова. Приходится
одалживать фразы у небес, слова у звезд. А все остальное - невежественное
косноязычие.
Мышелов смотрел на адепта, внезапно почувствовав в нем какое-то
чудовищное несоответствие, - как если бы увидел мошенничество в изгибе губ
Солона, или трусость в глазах Александра, или слабоумие в лице Аристотеля.
Адепт был безусловно человеком образованным, уверенным в себе и
могущественным, однако Мышелову невольно пришел на мысль ребенок,
патологически жаждущий набраться жизненного опыта, - робкий, болезненно
любопытный маленький мальчик. Вслед за этим Мышелова пронзило непонятное
ощущение, что он так долго следил за Ахурой именно ради этого секрета.
Мышцы на правой руке Фафхрда напряглись, словно он собирался дать
собеседнику весьма лаконичный ответ. Однако вместо этого он вложил меч в
ножны, подошел к женщине и, пощупав пальцами пульс, завернул ее в свой
медвежий плащ.
- Дух ее отлетел ненадолго, - заявил он, - и скоро возвратится.
Скажи, серебристо-серый ферт, что ты с ней сделал?
- Какая разница, что я сделал с ней, с вами или с собой? - немного
сварливо отозвался адепт. - Вы здесь, и у меня есть к вам дело. - Он
помолчал. - Вот вкратце мое предложение: я сделаю вас адептами вроде меня,
предоставлю вам любые знания, какие только сумеет вместить ваш ум, а для
их расширения и углубления вы будете подвергаться всяческим заклятиям,
вроде того, что я на вас наложил или решу наложить в будущем.
- Погоди, Фафхрд! - взмолился Мышелов, схватив друга за руку. - Не
бей его пока. Давай рассмотрим вопрос всесторонне. Почему, о благородный
колдун, ты сделал это предложение именно нам и почему для этого заставил
нас притащиться сюда, вместо того чтобы услышать наш ответ прямо в Тире?
- Адептом?! - взревел Фафхрд, в которого Мышелов вцепился изо всех
сил. - Он предлагает мне стать адептом?! А за это я должен буду и дальше
целоваться со свиньями? Пойди лучше и харкни Фенриру [в скандинавской
мифологии гигантский чудовищный волк] в пасть!
- Что касается того, почему я затащил вас сюда, - хладнокровно
промолвил адепт, - то все объясняется просто: мои способности к
передвижению, точнее, к нормальному общению несколько ограниченны. Кроме
этой есть и еще одна особая причина, которую я вам открою, как только мы
заключим соглашение, хотя могу сказать, что вы, сами того не ведая, уже
помогли мне.
- Но почему именно мы? Почему? - настаивал Мышелов, с трудом
удерживая Фафхрда на месте.
- Некоторые "почему", если следовать за ними достаточно долго, могут
увести нас за границы реального, - отозвался серебристо-черный. - Я искал
знания за пределами снов обычных людей, я далеко забирался в тот мрак, что
окружает умы и звезды. Но сейчас, оказавшись в самой середине этого
жуткого черного лабиринта, я внезапно почувствовал, что клубок моей
путеводной нити подошел к концу. Мерзкие стражи, для которых Нингобль лишь
мальчик на побегушках, и даже Ормузд [Ормузд (Ахурамазда) - в иранской
мифологии верховное божество, антипод Аримана] - лишь туманный символ,
расставили ловушки и возвели баррикады. А мои самые яркие светочи угасли
или же оказались слишком слабыми. Мне нужны новые дороги познания. - Адепт
перевел на друзей взгляд, и глаза его теперь были похожи на две дырочки в
занавесе. - В самой вашей сокровенной сущности есть нечто, что вы, а до
вас и другие, веками стерегли пуще зеницы ока. Нечто, что позволяет вам
смеяться так, как это было доступно лишь древним богам. Нечто, что
позволяет вам насмехаться над ужасом, разочарованием и смертью. Разгадав
это нечто, можно обрести высшую мудрость.
- Ты что же, считаешь, что мы - два миленьких шарфика, которые ты
можешь трепать своими склизкими пальцами? - прорычал Фафхрд. - Ты хочешь
надвязать ими конец этой своей веревки и спуститься в Нифльхейм? [в
скандинавской мифологии - царство мертвых]
- Прежде чем трепать других, всякому адепту приходится истрепать
самого себя, - серьезно ответил незнакомец. - Вы сами не знаете, какое
нетронутое сокровище храните в себе или расточаете в бессмысленном смехе.
А ведь в нем заключено столько богатства, столько сложностей, столько
путеводных нитей, тянущихся сквозь небеса к немыслимым мирам! - Быстрые
слова незнакомца зазвучали страстным призывом. - Неужто вас не подмывает
понять хоть что-нибудь, неужто вы не стремитесь бросить свои детские
забавы и испытать истинные приключения? Я сделаю так, что вашими врагами
станут сами боги, вашими сокровищами будут звезды - только слушайтесь
меня. Все люди сделаются для вас зверями, а лучшие из них - охотничьей
сворой. Целоваться с улитками и свиньями? Это всего лишь прелюдия. Более
великие, чем Пан, вы будете ужасом народов, бичом мира. Вселенная будет
трепетать от ваших страстей, и вы обуздаете их. Этот древний смех даст вам
могущество...
- Да подавись ты своей мерзкой блевотиной, подонок! Заткни свое
паршивое хлебало! - загремел Фафхрд.
- Только покоритесь мне, моей воле! - восторженно продолжал адепт так
быстро, что его борода ритмично подрагивала. - Мы поймем причину всех
вещей и перекрутим их по-своему. Божественный разврат будет устилать
дорогу, которой мы пойдем сквозь ненастную тьму и отыщем того, кто, таясь
в бесчувственном черепе Одина, дергает за ниточки и управляет нашими
жизнями. Все знание будет принадлежать нам троим. Только отдайте мне свою
волю, станьте орудием моим!
На мгновение Мышелова ослепил блеск столь ужасных чудес. Но он тут же
стряхнул с себя морок и, пощупав бицепсы Фафхрда - они было ослабли,
словно Северянин тоже начал поддаваться, но тут же вновь напружинились, -
услышал собственный голос, холодно прозвучавший в гулком молчании:
- Ты думаешь, тебе хватит плюгавенькой рифмы, чтобы поймать нас на
свои тошнотворные посулы? Думаешь, нам интересно твое высоколобое копание
в дерьме? Фафхрд, этот слизняк меня оскорбил, не говоря уж о вреде,
который он нам причинил. Остается только решить, кто из нас им займется.
Мне не терпится распотрошить его, начиная с ребрышек.
- Да неужто вы не понимаете, какие колоссальные возможности я готов
для вас открыть? Неужели у нас нет точек соприкосновения?
- Только на поле боя. Зови своих демонов, колдун, или хватай оружие.
Невероятное возбуждение покинуло адепта, и в глазах у него осталась
лишь смерть. Чтобы решить, кому сражаться, Фафхрд подкинул в воздух чашу
Сократа и выругался, когда она подкатилась к Мышелову, который с кошачьим
проворством схватил свой меч по имени Скальпель. Адепт, нагнувшись, стал
шарить у себя за спиной, пока не наткнулся рукой на поле с ножнами, из
которых вытащил клинок, тонкий и упругий, как игла. Адепт стоял, высокий и
холодно-безразличный, в лучах восходящего солнца, а черный, напоминающий
человека монолит, словно напарник, склонился за его спиной.
Мышелов беззвучно вытащил Скальпель из ножен и, ласково проведя
пальцами по клинку, заметил на нем сделанную черным мелком надпись: "Шаг,
который ты собираешься предпринять, я не одобряю. Нингобль". Раздраженно
зашипев, Мышелов стер надпись о бедро и стал внимательно следить за
адептом - настолько внимательно, что не заметил, что глаза лежавшей на
земле Ахуры чуть дрогнули и раскрылись.
- И знай, мертвый колдун, - небрежно заметил человечек в сером, - что
меня зовут Серый Мышелов.
- А меня - Анра Девадорис.
Мышелов незамедлительно начал приводить в действие тщательно
обдуманный план: сделать два быстрых прыжка вперед и в молниеносном
выпаде, отбив оружие адепта, пронзить ему Скальпелем горло. Он уже увидел
было, как из горла побежденного врага хлынула кровь, но на втором прыжке
заметил у самых глаз жужжащий, как стрела, клинок противника. Изогнувшись
так, что свело живот, он наугад отбил меч адепта. Иглообразный клинок
жадным вращением захватил Скальпель, но лишь расцарапал шею Мышелова.
Низко присев, Мышелов удержался на ногах, но раскрылся, и, лишь отскочив
назад, ушел от второго удара Анры Девадориса, нанесенного с
молниеносностью атакующей змеи. Приходя в себя для отражения очередной
атаки, Мышелов удивленно таращил глаза: никогда в жизни ему не доводилось
встречаться со столь быстрым противником. Лицо Фафхрда побелело. Однако
Ахура, приподняв с плаща голову, улыбалась со слабой, недоверчивой, но
злобной радостью - откровенно порочной радостью, совершенно непохожей на
ее прежнюю, чуть заметную и насмешливую жестокость.
Но Анра Девадорис, прежде чем опять пуститься в бой, с высокомерной
благодарностью улыбнулся Мышелову. И вот уже иглообразный клинок
устремился с виду в неторопливую, но на самом деле молниеносную атаку, а
Скальпель зажужжал, неистово обороняясь. Мышелов, судорожно кружа,
отступал, по лицу его струился пот, в горле пересохло, но в сердце гремело
ликование: никогда еще он не дрался так хорошо, даже в то душное утро,
когда с мешком на голове ему пришлось расправиться с жестоким и
непредсказуемым похитителем из Египта.
Внезапно к Мышелову пришла уверенность, что не напрасно он целыми
днями следил за Ахурой.
Мелькнуло тончайшее лезвие, и Мышелов, даже не сумев сообразить, с
какой стороны Скальпеля оно чиркнуло, отскочил назад, однако недостаточно
быстро, и получил укол в бок. Он жестоко резанул по рванувшейся назад руке
адепта и сам едва успел отдернуть свою от ответного выпада.
Противным голосом и так тихо, что Фафхрд едва услышал ее, а Мышелов
не услышал вовсе, Ахура воскликнула:
- Вот пробежали паучки, Анра, и пощекотали тебя своими ножками.
Быть может, адепт замешкался всего на миг, а может, просто глаза его
стали чуть более пустыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29