– Ну, уж не так вы и беззащитны, – возразил капитан. – Кто-кто, а вы, несомненно, все эти дни не сидели у себя дома, раздавленный горем, скорее наоборот. Я не прав?Конечно, Грешный был прав.– А теперь другая новость, которую мне хочется вам сообщить, – сказал капитан и взглянул на часы. – У нас не так много времени. То, что вы рассказали мне о Бонди, очень интересно. Так вот, в порядке взаимности… Вы часто бываете в «Б-клубе»?– Да бываю иногда.– Когда вам доведется побывать там снова и вы вдруг повстречаете пана Добеша, спросите его о двух вещах: во-первых, о дне его свадьбы, а во-вторых, о том, как было дело с заграничным контрактом Зузаны Черной.– Так вы знаете о контракте?– Естественно, – сказал капитан.– А Добеш собрался жениться?– У вас такое лицо, будто вы не допускаете такой возможности.– Этот бойскаут? – Я передернул плечами. – И кто же его избранница?– Вот и выясните, – поддел капитан, – раз уж играете в частного детектива. И подробности контракта тоже. Вам ведь о нем пока мало что известно, не так ли?– Так. Жаль, товарищ капитан, что вы были со мной столь деликатны. Жаль, например, что не сказали мне, какое алиби у Колды.– Я стараюсь, – капитан был воплощенная любезность, – да и мы все стараемся быть деликатными по отношению к клиентам.– Ну что ж, – я задумался, – раз так – спасибо. Попытаюсь выяснить все это.– И при случае, – произнес Грешный, вставая, – почитайте старые номера «Подружки». Статьи о Черной… Подвезти вас в город? – Как и все жители окраин, капитан называл центр городом.Я наморщил лоб:– Вообще-то неплохо бы… мне куда-то надо было…– И куда же? – спросил капитан.В первое мгновение у меня совершенно вылетело из головы, куда мне было надо, и капитан забавлялся при виде моей растерянности.– У вас, наверное, свидание?И тут я наконец вспомнил. Ну конечно, свидание. 25 На набережной я попросил остановиться.– Отсюда пешком можно.– Кстати, – со смешком сказал капитан, – кое о чем мы все-таки забыли.– О чем?– Об анекдоте, который вы обещали. – Капитан кивнул на прощание и уехал.Я не спеша шагал по набережной. Здесь, как и по всей Праге, реставрировались фасады. Вот угол Душной улицы, где лежала в больнице мама… Старая Прага рождала у меня самые разные ассоциации…– …Вы встречаетесь со своей бывшей женой, жили с Черной, а сейчас снова летите на свидание. Быстро же вы пришли в себя, пан Бичовский.Капитан не скрывал насмешки.– Не забывайте, что с Черной мы расстались полгода назад, – возразил я.– Это, конечно, ваше дело, – улыбнулся капитан, – но интересно, с кем у вас сейчас свидание, не с вашим ли Ватсоном?– Вы о моей жене?Капитан кивнул.– Нет, – замотал я головой, – а что касается Геды и Ватсона… так Ватсон – это скорее я.– Не прибедняйтесь!Кто повторял мне это до бесконечности? Конечно, Зузана. Пока я это хорошо помню, но буду ли помнить через десять-пятнадцать лет?Молодая мать склонилась над коляской:– Станешь плохо себя вести – отдам тебя вон тому дяде!А действительно, что это я прибедняюсь? В худшем случае еще сгожусь как пугало для маленьких детей. И я кисло улыбнулся молодой мамаше.Мне всегда не по себе, когда доводится проходить мимо юридического факультета. Вполне понятное ощущение. Может быть, если бы мама не умерла, я бы доучился. Чтобы не огорчать ее. Хотя юриспруденция меня ничуть не занимала. К философскому факультету я подошел с двадцатиминутным опозданием. Мне было совершенно безразлично, ждет меня навязчивое веснушчатое создание или нет. Оно ждало.– Привет, – сказал я.– Целую ручки, – ответила она.Мы помолчали.– Вот, – сказал я.– Джентльмены обычно извиняются, если опаздывают на свидание, – изысканно попеняла мне Яна.– Разве? – удивился я. – А леди не извиняются?– Есть такие, которые не опаздывают.– Ну, значит, мне всю жизнь не везло… Знавал только таких… – тут я запнулся. К примеру, Зузанка. Что объяснишь этой девочке?…– Интересно, куда ты меня поведешь? – любопытствовала Яна.Кажется, она обманулась в своих ожиданиях; когда я молча завернул в кондитерскую, у нее вытянулось лицо.– Ты что?– Почему сюда?– Потому что я на десять лет старше, и у меня с этой кондитерской связаны кое-какие воспоминания, – сообщил я загадочно. Она больше не протестовала.Отыскать свободный столик оказалось не так-то просто. Кондитерская была невелика, и к полудню ее всегда заполняли старушки. Вот и на этот раз…У каждого столика стояли четыре стула. В конце концов мы подсели к бабуле, читающей с помощью лорнета «Сельскохозяйственную газету». Перед бабулей была пустая тарелочка и недопитая чашка кофе.– Эта вроде бы скоро отвалит, – шепнула мне Яна.В свои девятнадцать она еще могла не знать, что старушка, погруженная в проблемы сельского хозяйства, способна отвалить часа через два.– Вы не возражаете?Такой вопрос был предписан правилами хорошего тона. Старая дама опустила ворох газет, скрепленных деревянной планкой, и отвела лорнет.– Ах, пожалуйста, – воскликнула она любезно.Только я помог веснушчатой надоеде снять пальто и мы сели за столик, как появилась официантка.– Девушке грог, – заказал я, – а мне можно сухой мартини.– Его нет, – официантка покачала головой. – Вермут?– Давайте, – согласился я.– А грог, – седая официантка улыбнулась, – грог без воды?Она помнила меня. И в ее улыбку закралась грусть. На сей раз рядом со мной была не Геда. Мои воспоминания… Мои сентиментальные воспоминания…– Как это… без воды? – удивилась Яна.– Обычный грог. – И я послал официантке ответную улыбку.Сюда мы ходили с Гедой в наш первый год. Сидели здесь вместе над учебниками. И навсегда остались преданы этой кондитерской. Из какого-то суеверного чувства благоговения, что ли. Хотя меня это потом стало раздражать. Но я твердо знал: если спустя столько лет мне когда-либо и удавалось доставить Геде настоящее удовольствие, так это когда я звал ее сюда. Удовольствием, однако, это было лишь для нее.Раскусила ли нас седая официантка? Скорее всего – да, хотя, может быть, и нет, ведь все те годы мы могли ей казаться не более чем скучающей супружеской парой. А Геда всегда заказывала чистый горячий ром. В последнее время, правда, пани редактор Маркова пила не простой, а импортный «Кей».– Что с тобой? – спросила заботливо Яна.– А что? – встрепенулся я.– У тебя такое лицо…– Извини.Она пожала плечами:– Это твое дело… если ты ходишь со мною по своим заветным местам. Пустился в воспоминания, да?– Угадала, – сказал я, – тебя это задевает?– Не знаю, – ответила Яна, – смотря о чем ты вспоминал. Ты не пьешь грог?– Нет.– Ага, – сказала надоеда, – значит, это твоя подруга любила чистый ром.– Соображаешь, – похвалил ее я.– Вредная привычка, – не дала себя сбить Яна, и ее передернуло: – Бр-р, чистый ром. Она, должно быть… – наступила пауза.– Что ты хотела сказать?– Меня иногда заносит, – мудро заметила Яна.– Вот, пожалуйста. – Официантка поставила перед нами вермут в узком высоком бокале и пузатый дымящийся сосуд с грогом.– Спасибо.– Пирожные закажете?Эта официантка всегда спрашивала насчет пирожных. Я вопросительно взглянул на Яну. Она капризно надула губы.– Выходит, что нет, – сказал я.Официантка отвернулась.– Не люблю сладкое, – пояснила Яна.Старушка с лорнетом внезапно отложила газеты:– Подождите, я расплачусь.Геда тоже не любит сладкое.– До свидания, – попрощалась с нами старушка. И мне показалось… мне показалось, что она подмигнула Яне.– А с этим своим парнем ты в самом деле покончила? – спросил я. – Или вчера просто так сболтнула?– А тебе действительно интересно?– Разумеется.– Тогда сбавь обороты, – усмехнулась Яна, – не собираешься ли ты после двух дней знакомства меня ревновать?– Я не это имел в виду.– А что ты имел в виду? – Она слегка подула на свой грог, он еще не успел остыть.– Да так, – сказал я. – Что ты вообще за человек?– У меня есть одна неприятная черта, – кокетливо ответила Яна, – я ужасно люблю мистифицировать.Девица начала мне надоедать.– Извини, – я взглянул на часы, – у меня дела. Оставлю тебе деньги, ладно? – Я достал купюру, положил ее на красноватый блестящий стол и допил свой вермут.– А как же… – выдохнула она смущенно.– Что – как же?– Я купила на завтра на полшестого билеты в кино… Для нас.– Что это тебе вдруг вздумалось? – Я невольно засмеялся.– Я решила…– А куда? – нетерпеливо спросил я, надевая пальто.– В «Бланик», – пискнула Яна.– Ну ладно, – сказал я. – Пока!– Так ты придешь?– Я тоже обожаю мистификации, – состроил я страшное лицо, – так что посмотрим. 26 – Ах, как все запуталось! – горестно покачала головой пани Махачкова. – И кто бы мог подумать… Но так уж, Честик, заведено. По-другому и не бывает. Нет, не бывает – и все тут! – пессимистически заключила она.Было еще не так поздно, около половины девятого, и в зале за стеной шла дискотека. Мы говорили вполголоса.– А в шутке-то, пожалуй, была доля правды, – произнес задумчиво Добеш, – я ему сегодня после обеда весь телефон оборвал. Пропал, просто-таки испарился.– Не может быть, – зашептал Гертнер. – Почему именно Бонди?– Все так странно, – пожал плечами Богоуш Колда, – с одной стороны, я ничего не понимаю, а с другой – абсолютно ничему не удивляюсь.– Точно, – кивнул я, – со мной тот же случай.– Ну, да вы же и проходите по этому делу на пару, – вежливо заметил Бубеничек.Добеш, Колда, Гертнер, Бубеничек и я – в таком составе сидели мы в тот вечер в «Ротонде».– Когда я в последний раз говорил с Грешным… – начал я. – Это было сегодня утром, в общем, до обеда. Он делал такие странные намеки.– Какие? – заинтересовался Бубеничек.– Да вот на Томаша намекал, – сказал я, – на его статьи о Зузане в «Подружке».– Ну да? – сглотнул Том.– Смотрите-ка, – обрадовался Добеш.И напрасно, так как я тут же добавил:– О тебе он тоже говорил. Что, мол, ты собираешься жениться, а главное – о Зузанином контракте.Это подействовало – Добеш мгновенно помрачнел и взорвался:– Какая чушь! Они хотят нас поссорить, вот и провоцируют!– Зачем, – деловито возразил Бубеничек, – зачем бы им это делать?– Потому что они ничего не знают, – вырвалось у Добеша, – и надеются, что кто-то из нас проговорится!– А кто может проговориться? – невинно осведомился Бубеничек.– Не цепляйся к словам, – проворчал Добеш. – Послушайте, а что, если нам восстановить день за днем Зузанину последнюю неделю? С позапрошлой субботы до дня ее убийства.– Идет, – кивнул Богоуш.– До воскресенья мы были в Либерце, так что Зузана все время была у нас на глазах.– И ничего такого не случилось? – спросил Том.Колда покачал головой.– Стойте, – поднял палец Добеш, – чтобы нам ничего не упустить… Богоуш, как насчет вечера накануне нашего отъезда из Либерца?Колда покраснел:– Ерунда.Добеш, адресуясь ко мне, пояснил:– Все же для порядка: Зузана не пускала Богоуша к себе, и он говорил, что у нее там кто-то есть.Богоуш заерзал на стуле:– Она сама мне сказала, что не может меня впустить. Что у нее важная встреча.– Она сама тебе так сказала?– Ну да, только могла это выдумать, – покорно объяснял Колда, – может, это была отговорка, чтобы от меня избавиться, потому что я был пьян.Я про себя отметил, как поспешно увильнул Добеш от разговора о Зузанином заграничном контракте и до чего ловко подставил Колду.– А Бонди был тогда с вами в баре? – настороженно спросил Томаш Гертнер.– Не-ет, – протянул Добеш, – Гуго никогда допоздна не засиживается. Ранняя пташка!– Ты думаешь… – Бубеничек, который до того почти не вмешивался в разговор, тревожно поднял брови.– Да, – ответил я за Томаша, – эта возможность не исключается, во всяком случае, стоит ее обмозговать.– Но Бонди толстый и противный, – трезво заметил Томаш, – что в нем могла найти Зузана?– Монеты, – подсказал Богоуш, – меня, например, Зузана… извини, Честмир, – Колда виновато покосился в мою сторону, – укоряла за то, что я все время без гроша. Как-то… было дело… ей даже пришлось заплатить за меня, – Колда усмехнулся, – так потом она три дня со мной не разговаривала.– Ну да, – сказал я, – а меня она вечно попрекала недостатком честолюбия.– Тогда она еще не знала, что ты заделаешься частным детективом, – пошутил Добеш.– Ну а что было дальше? – обратился я к Добешу.– В понедельник, – сказал Добеш, – мы вернулись из Либерца и до среды отдыхали. В среду мы мотались в Писек, потом, в четверг, был Оломоуц, в пятницу – Острава, а оттуда мы сразу же двинули в Прагу: на субботу была назначена та запись на телевидении. Обычная выездная неделя.– Но в ней есть дыра, – отметил Колда, – после нашего возвращения из Либерца. С двух часов в понедельник До семи утра в среду мы не виделись.– Вот как? – засмеялся Добеш. – А я-то думал, что относительно понедельника и вторника сможешь внести ясность ты.Добеш, в отличие от Богоуша, ничуть меня не берег.Колда пожал плечами.– Мысль, конечно, интересная. Но ничем помочь не могу. Я позвонил Зузане только во вторник утром. Она собиралась отсыпаться весь понедельник.– А что во вторник? – спросил Гертнер.– Я у нее не был, – ответил Колда, – она сказала, что весь день будет в бегах и лучше нам повременить и встретиться с утра в среду.– Занятно! – воскликнул Добеш. – Что же, связь событий кажется ясной. Зузанка в Либерце закрутила с Гуго, в Праге с ним провела два вечера – в понедельник и во вторник, после чего пресытилась и спровадила Бонди, а он ее за это в субботу кокнул. Все сходится, верно?Бубеничек весело потер руки:– Тютелька в тютельку, умники вы мои, да вот незадача…– Нечего язвить, – вскинулся Добеш. – Сходится так сходится!– Дал бы ты мне договорить, а? – пожурил его Бубеничек. – Посмотри-ка, кто к нам пожаловал!Мы обернулись почти одновременно. По ступенькам величественно спускался Бонди.Колду и меня это явление несколько выбило из колеи, но Добеш мгновенно опомнился.– Где тебя носило, старик?– А что, меня кто-нибудь искал? – пробурчал Бонди и смерил Богоуша холодным взглядом.– А как же, – усмехнулся Добеш, – у нас тут сегодня учредительное заседание Клуба убийц Зузанки Черной. Правда, приглашения мы разослать не успели, поэтому я с обеда тебе названивал.– А я с обеда, – теперь Бонди перевел ледяной взгляд на меня, – общался с вашим симпатягой капитаном… А из списков этого самого Клуба меня будьте любезны вычеркнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20