– Дьявольщина! – бросил с досадой хромец. – Добрались, называется… Понятно, тут нет и не было никакого поста. В этот леток исключительно шалый воробей и сунется.
– Локтей пятнадцать, – оценил Шагалан. – С веревкой и крючьями я бы попытался.
– А без них? Ни лестницы, ни веревки, ни… ничего приличного, чтобы взобраться!
В подтверждение своих слов Кабо пихнул одну из стоявших рядом бочек, та немедля рассыпалась на подгнившие доски и ржавые обручи. Шагалан же, подступив к стене, принялся ощупывать ее шершавую поверхность. Окошко располагалось аккурат между двумя пилонами, получалась своеобразная вертикальная ниша шириной около трех локтей и глубиной в один.
– Хочешь, попробуй влезть мне на плечи, – предложил капельку утихший Кабо. – Хотя высоты все равно не хватит.
– Свяжем ремни. – Шагалан, не оборачиваясь, скинул на пол плащ, оружие и куртку, разулся.
– Не хуже меня знаешь, брат, ремни дрянные, человека не выдержат. Да и крюка никакого. Это ведь не так делается: к железной стреле привязывают веревку… Чего тебе-то объяснять?
– Но у нас ничего нет. Даже лука.
– Луки сидят за чертовой дверцей, сам говорил. Кстати, там вполне может отыскаться и остальное снаряжение.
– Нет. – Шагалан сосредоточенно водил пальцами по кладке. – Что, если на башне не Гонсет? Перебьем дозор, и вскоре неотвратимо поднимется тревога. Наместник тогда не покажет и носа на улицу.
– Ну и какой выход? Убираемся, добываем все потребное и дожидаемся его следующей прогулки?
– Все это так, брат… Но до боли, черт подери, любопытно взглянуть туда уже сейчас. Хотя бы определим, ради чего огород городить.
– Угу. Так займись отращиванием крыльев и в спешном…
Зацепившись кончиками пальцев за еле приметную трещину между блоками, Шагалан вдруг подскочил и сел на шпагат. Подошвы уперлись в стенки ниши.
– Занятная поза, – хмыкнул Кабо. – И что теперь?
Вместо ответа Шагалан тесно прижался к камню, наклонился вбок, едва достав до выступа, рывком перекинут правую ногу чуть выше. Затем с таким же трудом переместил левую.
– Надорвешься. – Покачав головой, Кабо тем не менее поддержал ногу.
Пошло чуточку легче. Отдуваясь и кряхтя, Шагалан, точно огромный паук, неторопливо, но верно поднимался вверх по стене. Двигаться было невыносимо, однако останавливаться тоже нельзя – силы стремительно утекали и в раскоряченной неподвижности. Кабо помогал руками, пока дотягивался, далее норовил делать это ножнами сабли, а под конец лишь наблюдал за стараниями товарища.
И снова звуки на лестнице. Кабо прянул в сторону, сливаясь с темнотой. Шагалан, распятый на высоте, скрыться, разумеется, не мог, но затих, замерев и вжавшись в камень. В случае опасности довелось бы прыгать с десяти локтей. На пороге комнаты, напевая, возник давешний парнишка. На сей раз о везении речи не шло, Кабо летучей мышью набросился сзади, ударил грамотно и жестко. Подхватил тонко ойкнувшего бедолагу, оттащил к стене.
– Чему быть, того не миновать, – буркнул юноша, потом обернулся к другу: – Ползи выше, брат, коль ввязался. Монашек покуда подремлет.
Последние рывки давались Шагалану уже через боль. Сознание привычно растворяло ее, зато бешеное напряжение начинало корежить судорогами мышцы. Застонав, разведчик изогнулся и нащупал-таки пальцами щербатый край оконца. Уцепился, подлез чуть-чуть еще, взялся основательно и свел ноги. Теперь он висел над пустотой только на руках, но в тот момент и это ощущалось как величайшее наслаждение. Одеревеневшие ноги медленно возвращались к жизни.
Немного оправившись, юноша подтянулся и вновь сел на шпагат. Окошко, ничтожная прореха в толще стены, очутилось как раз у него напротив лица. С башней получилось хуже. Впереди темнели обширные, густо застроенные кварталы, клубились дымом печные трубы, дальше виднелась полоска частокола, ближе – краешек площади с малышами-стражниками. Донжон уполз куда-то вправо: чтобы разглядеть его, понадобилось притиснуться лицом к камню и скосить глаза. При всем том зрелище заслуживало любых мучений.
Небольшая круглая площадка на вершине башни находилась сейчас несколько ниже Шагалана. По ней неспешно прогуливались двое. Светловолосые мелонги, в доспехах и при оружии, однако спутать их было невозможно. Первый – сухощавый узколицый мужчина, привычно разложивший на краю парапета какие-то свитки. Держался он уверенно и с достоинством, и все же угадывался в нем не только чиновник, но и слуга. Чуть торопливо поворачивалась его голова за прохаживавшимся собеседником, чуть заметно пригибалась спина, когда он осмеливался открывать рот сам. Вторая фигура оказалась куда колоритнее: могучий атлет, природный воин, подтянутый и энергичный, невзирая на проседь. Под длинным плащом панцирь, дорогой, хотя и безо всякой вычурной отделки. Воин то мерил площадку широким шагом, то застывал, обратившись вдаль. По тому, сколько он говорил, становилось понятно, что, в сущности, происходит беззвучный для наблюдателя монолог. Чиновник лишь изредка вставлял фразы, а чаще терпеливо внимал или быстро заносил что-то важное в бумаги. Воин не следил, успевают ли за ним записывать. Иногда он умолкал, погруженный в собственные мысли, и тогда чиновник замирал в готовности.
Наконец, на очередном проходе воин повернулся к собору, и Шагалан присвистнул. С этого человека впору было ваять памятники. Красивое мужественное лицо словно вырубили из гранита: мощная челюсть, правильный нос, орлиный излом бровей – все указывало на непоколебимую волю и привычку повелевать. Сложнее было заподозрить глубокий, изощренный интеллект – в том, что перед ним знаменитый Бренор Гонсет, разведчик уже не сомневался. На секунду даже подумалось, не является ли подлинным мозгом наместника его секретарь… Тут воин резко перевел взгляд на собор, и как будто полоснуло чем-то тяжелым и пронзительным. Юноша, едва не сорвавшись со своего гнезда, невольно увел голову от оконца.
– Ну что там? – подал снизу голос Кабо. – Он?
– Он, – хрипло ответил Шагалан. – Я спускаюсь, больше здесь делать нечего.
Путь вниз оказался ничуть не легче. Затекшие ноги еле слушались, однажды он чудом избежал падения. Опустившись локтей до восьми, махнул на все рукой и спрыгнул. На ногах не удержался, перекатился на бок, в облако пыли.
– Здорово потрудился, – хмыкнул друг. – Разотри, а то и не встанешь. Ну, стоило ли потеть?
– Стоило, – выдохнул Шагалан.
– Зацепишь оттуда?
– Неудобно очень, требуется заваливаться влево… И далековато, под сотню шагов. А бить нужно первой стрелой, вторую не позволят.
– Придумал чего?
– Хочу испытать вражью игрушку, этот их арбалет. Добудем такой?
– Так же свободно, как и лук, – пожал плечами Кабо. – Их тут частенько патрули, видел, таскают. Пристреляться только надо.
– Это само собой. Если с подобной штукой устроиться на веревке у дырки да извернуться… глядишь, что-то и получится.
У стены напротив глухо застонал несчастный служка.
– Приходит в себя, – обернулся Кабо. – Живучий парнишка, но куда же нам его девать? Отпускать нельзя, растрезвонит про нападение. Все, естественно, спишут на проникших в церковь воров, а вот Гонсет… Если он сейчас готовится к некоему покушению, то вполне способен почуять неладное. Тогда сюда и мышь не пролезет.
– И убивать тоже нельзя… – Шагалан яростно растирал ладонями занемевшие ноги. – Спрятать его все равно некуда, места мало, хватятся – обыщут в момент. Найдут, а дальше – строго по твоей логике, брат. Причем шум поднимется еще громче, и уж тут-то он точно достигнет ушей наместника.
Парнишка, чью судьбу так безмятежно обсуждали, заворочался и приоткрыл глаза.
– А если скинуть его на площадь? – нимало не смущаясь, продолжил размышление Кабо. – Пусть считают, что выбросился сам, а зачем, почему – будут гадать до весны. Пока же у тела толпится и гудит народ, спокойно оставим собор. Как тебе?
Глаза служки начали медленно округляться от ужаса.
– Идея хорошая, – промолвил Шагалан. Паренек беспомощно шевельнулся в сторону лестницы. – Однако осуществить ее затруднительно. Ты видел по дороге хоть одно окно, в которое он пролезет? Затем, переполох на площади небезопасен – кто-нибудь из прихожан в состоянии углядеть парочку, выныривающую из дверей. А самое главное – Гонсет. Вряд ли он отнесет полеты людей перед своим убежищем к заурядным событиям. Нет, с точки зрения наместника ничего необычного не должно случиться. – Юноша на едва гнущихся ногах легко настиг отползающего пленника, склонился над ним. – Пожалуй, вариант с убийством все же наилучший.
Служка разинул рот для крика, но голоса так и не обрел. Тогда он судорожно заслонился от судьбы рукой, зажмурился.
– Жить, никак, хочешь, парень? – осведомился Шагалан. – Имеется у тебя и такой шанс. Быстро отвечай: за той дверью ход на крышу?
По-прежнему немой служка усиленно закивал.
– На крыше стрелки? Зачем ты сюда бегал?
– На… настоятель… велел… Еду там… или одежу менять… еще чего… Пощадите…
– Возможно, и пощадим. С нами пойдешь?
– Куда? – в испуге дернулся парнишка. – К сокровищнице? Я дорогу знаю, хотя без ключей…
– На черта нам церковные сундуки? – усмехнулся Шагалан. – На улицу пойдешь. Сам, тихо прогуляешься в нашей компании.
– Так ведь… это… нельзя мне.
– Ну, твоя воля, приятель, решай. Либо кочевряжиться и голосить – прирежем тут же. Либо посидеть денек под замком и вернуться получать свои законные розги.
Разведчик не стал уточнять, что вне границ площади за жизнь парнишки не дадут и медного гроша, а бедолага вряд ли мог сейчас трезво мыслить.
– Конечно, я пойду! – горячо зашептал он. – Не сомневайтесь, господа, и после ни словечка не скажу. Пусть считают, по кабакам загулял, пусть порют и на горох ставят. Я понимаю!
– Воистину, – Шагалан почти дружески похлопал пленника по спине, – лучше уж розги, чем дыба, верно? Язык укротишь – шкуру попортишь, а голову сбережешь. Толково рассудил. Давай тогда подсоблю подняться, пора.
Теперь Кабо спускался первым. Шагалан поддерживал шатающегося служку под локоть и за плечо, не то из доброго участия, не то конвоируя. Нижнего яруса достигли спокойно, без лишних встреч. Опасливо приоткрыли дверь – служба все еще продолжалась. В притворе друзья обступили пленника уже с двух сторон, Шагалан незаметно прижал к его боку нож.
– Свободней, веселей, – напомнил хромец. – Не на похороны пока идешь, на гулянку. Улыбайся ты, что ли? Разве так старым приятелям радуются?
Вышли на крыльцо. Стражники, томившиеся неподалеку, скользнули скучающими взглядами и отвернулись. Зато прошествовавший было в храм причетник неожиданно вынырнул обратно.
– Ауэрген! – позвал высокий требовательный голос. – Ауэрген!
Служка вздрогнул всем телом. Шагалан покосился на него и чуть кольнул острием, дабы привести в чувство.
– Ауэрген! – старательно надрывался клирик. – Немедля воротись! Кто тебе, негодный, дозволил покинуть свое место?
– Отмахнись от приставалы рукой, – тихо подсказал Кабо. – Можешь изобразить, что слегка пьян. Только ругаться не советую, а то по возвращении одними плетьми не отделаешься.
Смиренный парнишка выполнил указания, сыграл не слишком искусно, тем не менее для крикуши и это стало сюрпризом. Вопли оборвались на полуслове, будто застряв в горле. Через какое-то время причетник попробовал вновь поднять шум, но ослушник находился уже далеко. Наблюдавшие за действом стражники дружно заржали. Оглянувшись, Шагалан увидел, как неугомонный церковник, задрав подол рясы, неуклюже засеменил следом. Под могучим брюхом открылись тонкие кривые ножки.
– Топайте шибче, парни! – гаркнул беглецам один из солдат. – Не то святоша лишит вас и девок и выпивки. А еще лучше – дайте-ка каплуну в ухо! Пусть гнусавят свои гимны Небесам и не отнимают у людей земные радости!
– Хорошая мысль, – шепнул Шагалан бледному как мел пленнику. – Если этот тип догонит, отвесим ему душевную затрещину. Невообразимо, но, похоже, служивые сегодня за нас.
– Никого он не догонит, – презрительно поморщился Кабо. – Спорим, раньше запутается в пузе? Церковники научились экономить на чем угодно кроме любимой утробы.
Аккурат так все и произошло. Не пробежав и полусотни шагов, клирик прекратил стучать башмаками по мостовой. То ли вправду выдохся, то ли оскорбился хохотом солдат. Во всяком случае, выкрикнув вслед ослушнику остатки угроз, он немедленно занялся перебранкой с оцеплением. Заскучавшие стражники охотно включились в нее, примчались наводить порядок командиры, и скандал удался на славу. Идеальные условия, чтобы под шумок скрыться с глаз. Завернув в темный переулок, беглецы сбавили ход.
– Кажется, выскочили, брат, – заметил Кабо, озираясь. – Куда теперь этого молодца?
Парнишку опять мелко затрясло.
– Вы… вы обещались… – промямлил он.
Спрятав нож, Шагалан хлопнул его по плечу:
– Правильно боишься, дружище Ауэрген. В наше время никому не верят на слово, однако именно сегодня тебе повезло. Отведем за частокол, ребята присмотрят. Ты ведь, парень, не попытаешься удрать до срока?
– К дубу привяжут – никуда и не убежит, – буркнул Кабо. – Еще рад будет, что от волков его охранят да голодать не дадут. Отправимся прямо сейчас, впереди целая ночь хлопот… – Чуть отстав, он спросил у друга вполголоса: – Подробностями, брат, после поделишься. Пока скажи, как тебе наш… наша цель? В общем?
Шагалан надолго замолчал, задумался, подбирая слова:
– Ох, брат, так отвечу… крепко не понравился мне этот мужик.
Доведись ему услышать хоть малую толику произнесенного тем вечером на вершине башни, юноша мог бы выразить свои впечатления гораздо точнее.
XIX
– Гнилой город. И гнилая страна. – Правитель со вздохом оторвался от парапета.
Ингвер Конлаф не первый год служил в ранге доверенного помощника, а потому привык терпеливо сносить пространные рассуждения хозяина. В последнее время тот начал проявлять к ним особую склонность. В таком случае от помощника требовалось не столько покорное внимание к речам, сколько ежеминутная готовность выудить из потока обычного брюзжания конкретное распоряжение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68