Ч— черт, подумал Моравлин, совсем забыл. То, что Ирка может подружиться с соседкой, еще полбеды. А если сын увлечется? И не скажешь, главное, ничего: Илья как раз в таком возрасте, когда все подростки перечат родителям, что бы те ни говорили. Но тут же Моравлин опомнился: девочка еще ничего плохого не сделала, а он уже готов ее ненавидеть. Просто за то, что она живет рядом, а у него -двое детей.
— Ну и что?
— Куда мы девочку положим? У нас же нет свободной комнаты.
— К Ирке. Ничего страшного. Не оставлять же ее на лестнице, правильно?
Лида пожала плечами и вернулась на кухню. Когда Моравлин, страшно довольный одержанной над своим эгоизмом победой, зашел на кухню, то увидел идиллическую картину: две девчушки, блестя глазами, уплетали домашнее печенье, прихлебывали чай и шумно делились свежими сплетнями.
— А завтра мой брат приезжает! — выпалила Ирка. — Я тебя с ним познакомлю, обязательно. Мам! А знаешь, что Олька говорит? Что она пять лет назад видела во сне, как разбивается маршрутная платформа, и мальчику оторвало ноги. А на следующий день все так и было, только мальчик остался невредим.
Моравлин не донес чашку до рта. И хорошо, что не донес. Потому что поперхнуться горячим чаем было бы вовсе некстати. Посмотрел на соседкину дочь:
— И ты видела эту аварию? Потом, не во сне?
Оля кивнула.
— И что ты видела?
— Мы с мамой шли по аллее, навстречу ехал мальчик на велосипеде. Я ему закричала, чтоб он остановился, — я же видела во сне, что платформа упадет на него. Если б он остановился, платформа бы его не задела. Он поехал дальше. Тут она начала падать, а велосипед упал. Ну, вот. С мальчиком ничего не было.
Моравлин посмотрел на жену. Лида на него.
— А твой брат завтра не приедет, — вдруг сказала Оля.
— Почему? — расстроилась Ирка.
— В самом деле, почему? — стараясь, чтобы голос звучал беззаботно, спросил Моравлин.
— Потому, что мне очень хочется посмотреть, тот это мальчик, или не тот, — сказала Оля серьезно. — А когда мне чего-нибудь очень хочется, никогда так не бывает. — Посмотрела на них, поняла, что расстроила. — Да вы не волнуйтесь, он приедет, только не завтра. Через четыре дня.
Моравлин услышал, как жена с облегчением перевела дух. Поморщился: знала бы эта девочка, что стоит за каждым вроде бы обычным для подростка нарушением обещания приехать… Каждый раз, когда сын не приезжал на каникулы или задерживался в Селенграде хоть на день, не предупредив, Лида теряла сон. Она не могла усидеть на месте. Она становилась похожа на тень. А Моравлин чувствовал себя крайне погано, потому что вот от этой беды свою семью уберечь не мог. Не мог даже утешить жену, пообещав, что с Ильей все будет в порядке, его поддержат, ему помогут, когда начнется инициация. Никакие обещания не имели силы, если речь шла о Поле.
— Значит, через четыре дня познакомитесь, — решила Ирка.
Оля покачала головой:
— Я в понедельник в стройотряд уезжаю.
Звякнул телефон. Моравлин дернулся, но жена опередила. Извинившись, с несвойственной ее комплекции резвостью она выскочила в коридор, притворив за собой дверь, чтоб разговор не был слышен, через несколько минут показалась на пороге кухни, позвала мужа:
— Ваня, зайди в комнату.
Обе девочки смотрели удивленно. Моравлин развел руками, мол, так надо, и вышел. Лида торопливо вытирала катившиеся слезы.
— Все в порядке, — быстро сказала она, — это я просто от волнения. Илья звонил. Он прилетает во вторник. С сессией затянул, хвосты досдать надо.
Моравлин аккуратно сел. Сам был прогнозистом, сам умел предвидеть будущее — но задержку сына не чувствовал. А тут — соседская девочка, понятия не имеющая о методах работы с Полем, без колебаний предсказывает не только задержку, но и указывает ее длительность.
— Знаешь, я ведь только сегодня поняла, откуда мне Алина знакома. Я ее еще когда впервые у лифта встретила, поразилась: думаю, знакомы, а откуда — непонятно. Сейчас поняла.
— И откуда? — машинально спросил Моравлин.
— Это действительно та авария. Да-да, я вспомнила. Алина присматривала за Ильей, когда мы приехали, я помню, она еще сказала: “Илья, посмотри, не твоя мама?” Потом сказала, что он очень на меня похож, потому она сразу поняла.
— Значит, как минимум второе предсказание… — Встал, вернулся на кухню, сел напротив Оли: — И часто у тебя так?
— Что?
— Предсказания.
Она пожала плечами. Надо же, удивился Моравлин, похоже, что она совершенно не волнуется из-за своей паранормальности.
— Когда как. После той аварии два года ничего не было. Даже грибы искать разучилась. У меня ж все с грибов началось. Я их очень люблю, и все время хотела знать, где они вырастут. Иногда угадывала. Искать научилась. А потом все остальное узнавать стала. Иногда во сне вижу, иногда просто знаю, вот, как сейчас. Только мне никто не верит, что я это могу. Даже мама.
— Что ж, она разве не видит? — спросил Моравлин.
Оля потянулась за печеньем:
— Не знаю. Даже если прямо на ее глазах все сбывается, она никогда не говорит, что я это предсказала. А можно водички? — посмотрела на Лиду.
— Ты всегда хочешь пить после предсказаний? — уточнил Моравлин.
Она моргнула, глядя на него из-за края стакана. Допила, пояснила:
— После той аварии выпила так много воды, что заболела. В больнице две недели пролежала. У меня еще такую красивую болезнь нашли — “психоэнергетическое истощение”.
Моравлин молча встал, достал с полки флакон с фристалом. С сомнением посмотрел на девочку. Ему после прогнозов хватало двух таблеток, но у него не тот дар. Высыпал три штуки. Налил стакан до краев, бросил туда сразу зашипевшие таблетки. Протянул Оле:
— Пей.
Ирка посмотрела на соседку с суеверным уважением. Она плохо представляла себе, чем занимается ее отец, но знала, что чем-то загадочным и судьбоносным. Признаком его особенности служили эти самые таблетки — довольно простое средство профилактики психоэнергетического истощения. И теперь отец давал те же самые таблетки соседке.
Моравлин принес из своего домашнего кабинета запечатанный флакон. Двести таблеток. Надолго ли ей хватит? Поставил перед Олей:
— Держи. После предсказаний — две или три таблетки на литр воды. Обязательно. Если будет кружиться голова — еще две таблетки. Пока не почувствуешь себя совершенно здоровой и отдохнувшей. Действуют они сразу. Можно не растворять, так глотать, но воду пить — обязательно. Поняла?
Оля торопливо кивнула.
— И не вздумай не пить. От этой красивой болезни, между прочим, очень некрасиво помирают, — строго и внушительно, стараясь напугать, сказал он.
Оля испугалась. Вот и хорошо.
Вечером, когда девочки отправились спать, Лида спросила:
— Что у нее?
— Дельфийский дар. Она оракул. Оля, по существу, больше корректировщик, чем человек. Дельфийцы — удивительный народ. Они Поле воспринимают напрямую. Не знаю уж, как — ушами или кожей — но они его слышат . Слышат вещи, людей, растения, животных, землю. Обыкновенно сильнейшие телепаты. Был у нас в Службе один дельфиец. Рассказывал, что, когда ему лгут, он обычно корчится от боли. Как будто кожу содрали и прижигают нервные окончания. Будущее просто знал . В виде готовой уверенности, законченного знания, появляющегося ниоткуда. — Немного помолчал. — При таком даре даже инициация возможна, как у корректировщиков. Правда, летальный исход маловероятен. Но, пока у Оли не кончатся таблетки, ей ничего не грозит.
— Ты скажешь Алине?
Подумав, Моравлин ответил:
— Нет. — Помолчал. — Не смогу. Просто не смогу.
Уснул он только под утро. Старался не вертеться, чтоб не разбудить жену. Лежал и думал, что вот и отступил он от своих принципов. Первый раз в жизни солгал жене. Но эта правда была такой, что он готов был лгать не только жене и всему миру. Он готов был лгать себе .
* * *
04 октября 2082 года, воскресенье
Московье
Фил с трудом разлепил отекшие веки. Видел он весьма нечетко. Мутная картинка сказала человеческим голосом:
— Выпейте, Филипп Борисович.
Фил почувствовал, как в ладонь ткнулось что-то цилиндрическое, комнатной температуры. Поднес ко рту. Оказалось, стакан. Судя по вкусу, что-то слабоалкогольное. Зрение вернулось, а муть в голове сменилась тупой объемной болью. Что ж, его предупреждали о последствиях тестирования. Без насильственных методов глубинные ритмы головного мозга не снять.
— Как вы себя чувствуете?
Пожилой врач, выглядевший как сошедший с картинки профессор двадцатого века, заботливо склонился над Филом, заглядывая в зрачки.
— Спасибо, лучше, — пробормотал он.
Врач отодвинулся, позволив увидеть сидевшего спиной к окну отца. Борис Дойчатура выглядел невозмутимым, но Фил, знавший своего отца очень хорошо, понимал, что тот изводится от нетерпения.
— Что скажете, Никита Степанович? — спросил Дойчатура.
Врач поколдовал со своей техникой. Повернулся, поправил очки. Выпрямился, сложив руки на тощем животе, пожевал губами:
— Для начала я хотел бы предупредить, что эти данные — предварительные. Иногда они слегка изменяются после инициации. И далеко не всегда удается реализовать весь заложенный потенциал. Даже, я бы сказал, крайне редко удается.
— Ближе к делу, — перебил нетерпеливый Дойчатура.
— Хорошо. Потенциально у Филиппа Борисовича выявлены каппа-омега ритмы, свидетельствующие о способности воздействовать на Поле в антирежиме. В режиме разрушения информационных потоков, если вам нужно точное определение. Потенциально, опять-таки, сила этого воздействия может доходить до четвертой ступени. — Врач снял очки, протер их мягкой тряпочкой, опять водрузил на нос. — Должен предупредить, это очень серьезно. Для сравнения… Скажем, воздействие четвертой ступени вызывает в Поле такое же потрясение, какое бы вызвал на Земле, скажем, взрыв мегатонного ядерного заряда. Разумеется, потрясения Поля мы не видим. Разумеется, там совершенно иные категории. Информационное воздействие может проявиться и через несколько столетий — да-да, бывало и такое. Одно из воздействий Христа “всплыло” в одиннадцатом веке и вызвало экспансию европейцев на Ближний Восток, так называемые Крестовые походы.
— И я тоже так могу? — удивился Фил.
— У Христа была не четвертая ступень, а минимум седьмая. Кроме того, он все-таки реал-тайм корректировщик, а не антикорректор, — почему-то обиделся врач. — А сказал я это специально для того, чтобы вы поняли: способности к корректировке — это не шутки. Не детские игрушки. И любое ваше действие может вызвать далеко идущие последствия. Опытные корректировщики в Поле выходят тогда и только тогда, когда это жизненно необходимо. Никто не правит Поле каждый день, повинуясь мимолетной прихоти.
— Да я не собираюсь, — пробормотал несколько озадаченный Фил. — Просто хотел узнать, что мне дают мои возможности.
— Хорошо, я вам скажу. Ваши возможности накладывают на вас колоссальную ответственность и некоторые ограничения по роду деятельности. Есть некоторые аспекты, которые вам по причине особенностей вашей нервной системы окажутся просто недоступны.
— Какие? — насторожился Дойчатура. — Мой сын ведет активную общественную работу…
— Это — пожалуйста. Ему будут недоступны все области человеческой деятельности, связанные с творчеством и созиданием. Создать, вероятнее всего, он не сможет ничего. И если у вас есть планы, связанные с созданием чего-либо нового, советую поискать в пару вашему сыну человека с противоположными способностями и отсутствием честолюбия.
— Реал-тайм корректировщика? — абсолютно серьезно уточнил Дойчатура.
Врач засмеялся:
— Ну, на это рассчитывать не стоит! Во-первых, они вообще рождаются крайне редко. Во-вторых, их быстро берет под крыло Служба у нас, и аналогичные организации за рубежом. Переманить не удается. И, в-третьих, реал-тайм корректировщики обыкновенно более, чем просто честолюбивы. Не зря же в народе их зовут “рутами”. В основной своей массе это Правители — с большой буквы. И чем выше ступень, тем сильней у них проявляется склонность властвовать. Надо отметить, у них это получается. Возможно, вам стоит попытаться найти пост-корректировщика и договориться со Службой, чтобы они отпустили его к вам. В любом случае, блокировать вашего сына обычный человек сможет вряд ли.
— Это как — блокировать? — нахмурился Дойчатура.
— Обыкновенно. Перехватывать разряд, не позволяя ему достичь чувствительных зон Поля, и выводить корректировщика из Поля насильно.
— А какое они имеют право?
Врач смотрел грустно и даже с легкой укоризной:
— Борис Сергеевич, я настоятельно рекомендую вам ознакомиться с той частью Конституции, где говорится о правах граждан на защиту от действий корректировщиков. Думаю, вы будете разочарованы. Корректировщики во всем мире, независимо от ступени или режима, не имеют права действовать произвольно. За самопроизвольные действия следует суровое наказание. Исключение обычно составляют действия корректировщика до и во время инициации или в чрезвычайных обстоятельствах, могущих повлечь за собой человеческие жертвы, а также действия, приложенные к неодушевленным объектам, если последствия этих действий заведомо не принесут вреда объектам одушевленным. За все остальное корректировщик, действующий самодеятельно, предстает перед судом. И это относится в равной степени к обладателям всех режимов.
Головная боль у Фила почти прошла. Разговор врача с отцом он слушал вполуха — ему-то это все было известно. Узнал гораздо раньше, чем Цыганков заподозрил в нем антикорректора. Но кое-что решил уточнить:
— А если я, скажем так, приму меры, чтобы меня не отыскали?
Врач снисходительно улыбнулся в бороду:
— Не сможете. Во-первых, скрыть факт воздействия на Поле невозможно — волнения информационного поля тут же отражаются на поле магнитном, и отмечаются приборами. Сейчас техника настолько точна, что позволяет указать не только ступень и режим воздействия, но и место, где находится корректировщик. Во-вторых, корректировщики отличаются от обычных людей набором паранормальных способностей, сопровождающий основной дар:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66