когда Пол узнает, он захочет вернуться, а она вовсе не уверена, что ей этого хочется.
– Сделай это поскорее, ладно? – Алек встал и пошел к двери.
Там он остановился и оглянулся. Теперь лунный свет не падал на него, и он выглядел не более чем тенью в дверном проеме.
– Последнее время я часто думаю о том, что Энни, возможно, была не права в некоторых отношениях, – тихо произнес он. – Она была такой сильной, такой привлекательной личностью, что я подчинялся ей независимо от того, соглашался или нет с ее идеями.
Так было… проще. Ее эксцентричность, неорганизованность, то, что она никогда и никуда не могла прийти вовремя – все это всегда казалось мне немного слишком. Ты – ее полная противоположность, и никогда не сможешь походить на нее. Разве ты не видишь этого? Я ценю в тебе как раз все то, что не похоже на нее. Ты совершенно другая в постели, и я знал, что так будет – ты действительно занимаешься этим с удовольствием, – Оливия не видела лица Алека, но слышала улыбку в его голосе. – Я чувствую себя виноватым, что ценю в тебе все это, потому что приходится признать, что с Энни все было не так уж хорошо, как я пытался себя убедить, – он замолчал.
Она услышала, как включился кондиционер и почувствовала на шее поток прохладного воздуха.
– Впрочем, все это неважно. Я хочу сказать, что, наверное, мой долг перед Энни – это тот год, который я обещал ей, а твой перед Полом – рассказать ему о ребенке, – он снова замолчал, и она подтянула колени к груди. – Ты молчишь?
– Я люблю тебя, Алек.
Его тень приблизилась к кровати, постепенно превращаясь в живого осязаемого Алека, который наклонился, чтобы поцеловать ее. Она почувствовала на губах его теплое легкое прикосновение. Затем он повернулся и вышел из комнаты.
ГЛАВА 48
Когда он вернулся домой, Лейси уже спала. Она соблюдала «комендантский час» и в эту пятницу даже никуда не пошла. Оливия была права: хотя Лейси и протестовала вслух, в душе она, похоже, приветствовала ограничения своей свободы. Он слышал, как она по Телефону жаловалась своим друзьям: «Папа не хочет, чтобы я возвращалась домой так поздно», – однако в ее голосе при этом звучала какая-то гордость.
Был уже почти час ночи – слишком поздно, чтобы звонить Полу, но он не сможет уснуть, пока не поговорит с ним. Нужно сделать это быстрее. Он пошел в кабинет, нашел телефонную книгу и, устроившись за письменным столом, набрал номер Пола.
– Алло, – голос Пола звучал бодро. Алек слышал музыку, игравшую в его комнате: что-то инструментальное, классическое.
– Это Алек, Пол. И поскольку уже час ночи, позвольте мне сначала извиниться, если я вас разбудил.
– Я не сплю, – ответил он. – Что-нибудь случилось?
Алек засмеялся.
– Ну, это слишком сильно сказано, – он бесцельно перелистывал страницы телефонной книги. – Я хочу вам сказать, что сегодня утром находился в студии, когда вы пришли туда, и слышал все, что вы сказали.
Пол молчал, и Алек продолжил.
– Жаль, что вы не рассказали мне все честно. Я бы смог понять вашу влюбленность в Энни – в нее было очень легко влюбиться.
– Э-э-э… Оливия уже рассказала вам обо всем?
– Нет. Она сказала, что вы ушли от нее, потому что полюбили кого-то, кто был вам недоступен. Она так и не сказала мне, кто это был.
– А она… Что она рассказала вам? Я хочу знать, она объяснила вам, что это было всего лишь…
– Успокойтесь, – ему было жаль Пола. – Она сказала, что ваши отношения были платоническими, если вы об этом беспокоитесь.
Пол некоторое время молчал.
– Вам повезло, что вы были ее мужем, – наконец сказал он. – Я завидую вам.
– Не стоит завидовать, Оливия – замечательная женщина. Она помогла вернуть мир в мою семью, – Алек вспомнил, как Пол спрашивал Оливию, не спала ли она с ним. Он надеялся, что этот вопрос сейчас не всплывет.
– Не знаю, что на нее нашло. Эти витражи, и все остальное… – сказал Пол. – Это так на нее не похоже! Она просто сошла с ума.
– Бога ради! Если вам кажется, что она ведет себя странно, то, может быть, вам стоит взглянуть на себя? Вы ушли от нее, потому что потеряли голову из-за женщины, которая уже мертва. – Алек посмотрел на фотографию Энни, висевшую на стене над столом. Она сидела на покосившемся заборе и с улыбкой подмигивала ему. – У вас есть хоть капля жалости? Оливия была так расстроена, когда вы ушли, и попыталась, сделать хоть что-то, чтобы вернуть вас.
Пол вздохнул.
– Я не мог выкинуть Энни из головы.
– Энни умерла, Пол, и я – вдовец. А у вас есть жена, живая и красивая, которая все еще любит вас. Вы отбрасываете нечто реальное, ради того, что уже не существует.
– Я знаю, – ответил он тихо.
Алек дошел до буквы «С» в телефонной книге, и его палец застыл на имени Оливии.
– Оливия должна вам кое-что сказать.
– Что именно?
– Поговорите с ней сами. Завтра, – Алек зевнул, внезапно почувствовав усталость. – Да, и, между прочим, не забудьте, что Мери Пур согласилась провести в среду утром экскурсию по дому смотрителей для вас, меня и Нолы.
– Вы все еще хотите, чтобы я остался в комитете?
– Конечно. Пол колебался.
– Этот фрагмент о доме смотрителей мог бы написать кто-нибудь другой.
– Никто из членов комитета не сделает это так, как вы. Значит, увидимся около девяти?
– Хорошо.
Алек повесил трубку, чувствуя себя совершенно измотанным. Он рухнул в постель, но уснуть не смог. Он все еще чувствовал запах Оливии и, каждый раз закрывая глаза, почему-то видел, как она говорит человеку с пораненной рукой, что отделение скорой помощи – не Мак-Доналдс. Это воспоминание заставило его рассмеяться вслух.
Не надо было ходить к ней сегодня, он же знал, что произойдет и хотел этого. Он надеялся, что выясняя отношения с Полом, Оливия как-нибудь обойдет эту незначительную подробность. Одно дело желать чужую жену, и совсем другое – спать с ней.
Утром он проснулся невыспавшимся. Его сон был полон кошмарами о маяке и фантазиями об Оливии. Он вылез из постели и хмуро глянул в зеркало в ванной комнате. Давно уже он не видел таких темных кругов у себя под глазами. Он напоминал жертву преследований из фильма ужасов.
Он спустился вниз, взял из шкафа ящик с инструментами Энни, принес его на кухню и поставил у задней двери. Затем он насыпал в миску хлопья и налил чашку кофе.
Сегодня он должен навестить маяк. Необходимо сделать еще несколько снимков, прежде чем его передвинут, потому что после этой процедуры он уже не будет таким, как прежде. Вид будет другой, воздух на галерее будет пахнуть не так, и ощущения будут совсем иными.
Он выдвинул ящик стола рядом с холодильником и достал стопку фотографий маяка. Последний раз он их рассматривал много недель назад. Он прислонил их к стакану с соком и сел завтракать.
– Папа?
Он поднял взгляд на Лейси, которая стояла в дверях кухни:
– Привет, Лейс.
– У тебя все в порядке?
– Конечно. А что?
– Ты выглядишь… не знаю… – Она села за стол и сложила руки на груди. Ее взгляд упал на фотографии на столе. – Почему ты их достал?
– Сам не знаю, – он поднял верхнюю фотографию, которую снимал изнутри линзы. В выгнутом стекле пейзаж был перевернут вверх ногами. – Я просматривал их, чтобы понять, не пропустил ли чего-нибудь, и прежде, чем его передвинут, убедиться, во всех ли ракурсах я его снял.
Брови Лейси поползли вверх.
– Папа, но ты же уже снял его во всех ракурсах, какие только можно придумать.
– Может быть, – улыбнулся Алек.
Из миски с фруктами, стоявшей посреди стола, Лейси взяла апельсин и стала катать его между ладоней.
– Что ты сегодня делаешь? – спросила она. Он удивленно посмотрел на нее через стол:
– Ты что-то задумала?
– Не знаю. Что-нибудь. Придумай сам.
– Хочешь поехать со мной к маяку?
– Папа, – у нее был такой обиженный вид, что он подумал, она сейчас разревется, – пожалуйста, не начинай снова ездить туда. Пожалуйста.
– Я там уже давно не был, Лейси.
– Знаю. Так почему тебе нужно ехать туда сегодня? – теперь Лейси действительно начала плакать.
Она уперлась пятками в сиденье своего стула и подтянула колени к груди. Апельсин скатился со стола, но она, казалось, даже не заметила.
– Я не понимаю этого, – проговорила она. – Я встала сегодня утром и вдруг все стало так, как было раньше.
– Что ты имеешь в виду – как было раньше?
Ее взгляд остановился на ящике с инструментами у двери.
– Почему он здесь стоит? – Она указала на чемоданчик.
– Я хочу забросить его Оливии, в отделении скорой помощи.
– Она может приходить сюда, чтобы пользоваться этим.
Он покачал головой.
– Она больше не может приходить сюда, Лейс. Она должна проводить время со своей семьей, а не с нами.
– У нее нет семьи.
– У нее есть Пол.
Лейси пренебрежительно сморщила нос:
– Он просто засранец. Алек пожал плечами:
– Независимо от того, что ты о нем думаешь, он все же ее муж.
– Мне казалось, она тебе нравится.
– Она мне действительно нравится, но она – замужняя женщина. Кроме того, мама умерла не так уж давно.
– Мама умерла, – Лейси кинула на него свирепый взгляд. – Ее сожгли, и она превратилась в пятьдесят миллионов кусочков пепла, которые акулы, возможно, съели на обед вечером после похорон. Теперь от нее ничего не осталось, кроме акульего дерьма, папа.
Если бы он сидел ближе к ней, то отвесил бы ей оплеуху. Хорошо, что между ними был стол. Ее щеки тут же запылали. Она сама испугалась того, что наговорила.
– Прости, – проговорила она извиняющимся тоном, не отрывая взгляда от стола. – Я действительно жалею, что сказала это, папа.
– Она была необыкновенным человеком, Лейси, – мягко сказал он. – Ее нельзя заменить.
Лейси немного помолчала, рисуя пальцем по столу.
– Могу я продолжать звонить Оливии?
– Дорогая, – он отложил фотографии, – сейчас ты не шляешься допоздна, и я действительно не вижу причин для того, чтобы беспокоить ее каждую ночь.
– Но… когда я могла бы поговорить с ней?
У нее был вид беспомощного ребенка, с этими чудными волосами, красным носиком и большими печальными голубыми глазами.
– Прости меня, Лейс! Я пустил все на самотек, и тяжелее всего пришлось тебе. Почему бы тебе не позвонить ей… ну не сегодня – сегодня ей нужно кое-что сделать… через несколько дней. И вы договоритесь, как и когда будете общаться. Пожалуйста, можешь разговаривать с ней, если она захочет, но я больше не собираюсь с ней встречаться.
Оливия сидела у себя в кабинете – у нее был короткий перерыв на обед – когда Кейти принесла чемоданчик с инструментами и поставила его на стол.
– Это тебе передал Алек О'Нейл.
– Спасибо, Кейти, – кивнула Оливия.
– И скоро должны привезти сложный перелом.
– Хорошо. Я сейчас иду.
Когда Кейти вышла из комнаты, она отложила свой персик и раскрыла чемоданчик. Инструменты были аккуратно разложены, как она оставила их, когда была у Алека в последний раз. В один из кармашков был вложен белый конверт, на котором она прочитала свое имя. Там лежала записка, написанная рукой Алека.
«Можешь оставить инструменты у себя до тех пор, пока они будут тебе нужны. Пусть они тебе хорошо послужат. Вчера я разговаривал с Полом – он знает, что тебе нужно поговорить с ним. Я сказал Лейси, что она может позвонить тебе через несколько дней. Надеюсь, ты не против. Желаю тебе всего самого лучшего, Оливия.
Люблю тебя, Алек».
Она не будет больше плакать. Ни в коем случае не будет. И все же минуту ей необходимо побыть наедине с собой. Она заперла дверь своего кабинета на ключ и прислонилась к ней спиной. Затем она закрыла глаза, сложила руки на груди и стояла так до тех пор, пока отдаленный звук сирены скорой помощи не вернул ее к действительности.
ГЛАВА 49
На тротуаре перед домом престарелых стояла девочка. Мери как раз закончила кроссворд. Она сидела в своем кресле-качалке и, подняв глаза, увидела ее. Ей показалось, что девочка смотрит прямо на нее, а когда та двинулась в сторону дома, Мери уронила газету на пол.
– Вы миссис Пур? – спросила девочка, поднявшись на крыльцо.
У нее были очень странные волосы. Причудливые. Рыжие у корней и черные на концах. Мери знала, кто она такая. Она узнала этот яркий рыжий цвет, который девочка пыталась скрыть. Она знала эту белую в веснушках кожу, эти большие голубые глаза и глубокие ямочки.
– Да, юная леди, – ответила она. – Чем я могу быть вам полезной?
– Вы не против, если я сяду здесь? – девочка показала на кресло-качалку рядом с Мери.
– Ну, я, пожалуй, даже хотела бы, чтобы ты это сделала.
– Меня зовут Лейси, – представилась она, усаживаясь. – Я дочь Энни О'Нейл… Вы ее помните?
– Так же хорошо, как свое имя, – засмеялась Мери. – Ты очень похожа на свою маму, не так ли?
Лейси кивнула.
– Если не считать вот этого, – она прикоснулась к своим волосам. Лейси взглянула на берег, а затем, чуть наклонившись в кресле, посмотрела на Мери. – Может быть, это прозвучит несколько странно, но я знаю, что когда у мамы возникали проблемы, она обычно делилась ими с вами. И я подумала… Ну, я просто решила, что могу тоже попытаться.
– Какие же проблемы могут возникнуть у такой маленькой девочки, как ты?
– На самом деле, все это очень сложно, – Лейси неуверенно смотрела на нее, наверное думая, что Мери оказалась старше, чем она ожидала, слишком старая, чтобы помочь девочке в затруднительном положении.
– У тебя случайно нет сигареты, а? – спросила Мери.
– Что? – Лейси выглядела изумленной. Она встала и достала из кармана шорт помятую пачку «Мальборо». – Вообще-то я, наверное, не должна давать вам сигарету, – она спрятала пачку. – А вы не… Я хочу сказать… это не вредно для вашего здоровья?
– Не вреднее, чем для твоего. – Мери протянула руку, и Лейси положила на ее ладонь вожделенную палочку, набитую табаком.
Мери поднесла сигарету к губам и глубоко затянулась, когда Лейси дала ей прикурить. Она до слез закашлялась сухим мелким кашлем, и Лейси обеспокоенно постучала ее по спине.
– У меня все в порядке, детка, – смогла наконец произнести Мери. – О, это прекрасно. Спасибо, – она показала на кресло-качалку рядом с собой. – Теперь можешь снова сесть и рассказать мне о своих проблемах.
Лейси убрала сигареты в карман и села.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56