Как я уже говорил, талант — это сильнейший афродизиак.
— Тебе понравилось? — спрашиваю я, хотя мне это совсем не интересно. Делаю это только ради Микаэлы, потому что ей хочется услышать этот вопрос.
— Думаю, да, — вздыхает она и снова затягивается сигаретой. — Я легла и позволила ей выполнить всю работу.
— Микаэла, ты достойна большего!
Я говорю это как агент. Мне она нравится, я ей сочувствую, но кто-то должен сказать этой девушке, что здесь ей больше нечего делать. Может, стоит подумать о театре? В Лос-Анджелесе двести или триста маленьких театров, которые никто не посещает.
— Ты презираешь меня за то, что я спала с женщиной?
— Совсем нет!
Еще одна ложь. Я считаю, что Микаэле нужно найти милого скучного парня, выйти за него замуж, переехать в Белэр и завести детей. Но не смею сказать ей об этом, потому что ее сердце будет разбито.
— Я не могу вечно быть ассистентом.
Боюсь, она снова расплачется.
— А ты и не будешь, — уверяю я. Станешь обычной женой какого-нибудь парня, навсегда озлобленной тем, как с тобой обращались в Голливуде. — Я устрою тебе прослушивание для пилотного выпуска шоу Барта Абельмана.
Не знаю, зачем я это сказал, и уже сожалею о своих словах. Конечно, у Микаэлы есть талант, но он есть и у десяти тысяч других симпатичных девушек, и это только в нашем районе. Единственное, чего они не могут понять: бывает талант и Талант.
— Барт Абельман ?
— Эстрадный комик. Очень забавный парень.
— Это меня убивает! Ты поднимаешься на сцену, произносишь несколько шуток, и телекомпания делает для тебя шоу.
— Не унывай, выше голову! Это всего лишь пара неудач! Все изменится! — Возможно, к худшему.
Микаэла дрожащей рукой подносит сигарету к губам.
— Может, мне чего-то не хватает? У тебя так бывало: ты в чем-то уверен, а потом оказывается, что ошибался?
— Нужно подумать.
Но я и так знаю ответ: конечно, время от времени я совершаю ошибки. Например, мне казалось, что я уже пришел в себя после тех событий с Лорейн. Думал, что пройдет время, кто-то будет нежен со мной, и я снова стану нормальным здоровым парнем. Но этого так и не произошло. Секс с женщинами или с мужчинами меня ни капли не интересует. Это так грязно. А от некоторых людей действительно плохо пахнет. Нет, это занятие больше не для меня. Все, что мне теперь нужно от жизни, — это сила и власть.
— Так и не могу поверить, что меня выгнали из «Друзей», — всхлипывает Микаэла, вытирая слезы.
А я не могу поверить, что она опять принялась за свое. Мне нравится эта девушка, но, черт возьми, ей давно уже пора распрощаться с прошлым. Пытаюсь придумать, как бы ее ободрить, но, к счастью, она продолжает:
— Меня все еще мучают ночные кошмары, а ведь прошло уже черт знает сколько сезонов. Я даже не могу сказать «лет». Я так запуталась, что могу говорить только об этих дурацких «сезонах». «Я ездила в Европу в прошлом сезоне». «До конца сезона мне нужно найти новую квартиру». Господи, я схожу с ума!
— У тебя все будет хорошо, — уверяю я, хотя почти не слушаю. Думаю о вздорной жене Барта Абельмана и о прочих ненормальных в этом городе. Я никогда не стану похожим на них.
Каждый раз, когда я слышу эту чертову песню… — Микаэла начинает напевать, напоминая мне сумасшедшую бездомную женщину, хранящую вещи в магазинной тележке, — мне хочется утопиться в том нелепом фонтане. Это я была Фибс. Должна была стать знаменитой. «Эмми» была бы моей наградой. А Брэд Питт — моим мужем.
— Дженнифер Энистон вышла замуж за Брэда, — уточняю я.
Микаэла встает и начинает метаться по комнате, как пантера в клетке. Смотрю, как она докуривает, и украдкой бросаю взгляд в сторону телевизора. Вот это да! Ничья за минуту до конца! Микаэла подходит к камину и берет фотографию Мэла и Роджера в Палм-Спрингс.
— Это твой брат? Вы очень похожи.
— Да.
Она изучает снимок.
— Чем он занимается?
— Он был менеджером по персоналу, — откашливаюсь я. — Его не стало два года назад. Сбила машина, за рулем сидел пьяный.
Микаэла задерживает дыхание.
— Какой ужас! Мне очень жаль…
Киваю и снова чувствую дискомфорт в желудке. Мэлу давно следовало убрать отсюда это фото. Очень тяжело сдерживать себя и не думать о Роджере. Можно сказать, что мое сердце разрывается, когда я его вижу. Микаэла садится рядом и берет мою руку.
— Хочешь поговорить об этом?
— Нет.
Я знаю, что она тоже не хочет говорить об этом. Она хочет говорить о себе. Я понимаю ее желание и не переживаю по этому поводу, что поможет мне достичь успеха.
— Я такая жалкая! — Ну вот, что я говорил? — Мне уже много лет. Я никогда не стану актрисой и не смогу устроить личную жизнь.
— О чем ты? — протестую я. — Мужчины готовы убить друг друга ради такой женщины, как ты!
— Так, значит, я права? Мне не быть актрисой? Как тяжело с такими людьми!
— Микаэла, я этого не говорил!
— И никто меня не полюбит. Как они смирятся с этим? — говорит она, театрально жестикулируя. — Пластические операции, обесцвеченные волосы, имплантаты. Даже если кто-то сможет разглядеть меня настоящую, то решит, что я была некрасивой.
— Я считаю, ты очень красивая.
— Конечно, ты так считаешь. Но ты не относишься к нормальным мужчинам. У них нет чувств.
Замечаю, что «Кинге» забивают три очка, и на этом игра заканчивается. Ура! Мэл проиграл мне двадцать баксов, уж я найду им применение. Открывается дверь, и — легок на помине! — входит Мэл.
— Привет, дорогой! Я дома! — поет он. Когда же ему надоест эта избитая фраза!
— Ты должен мне двадцать баксов.
— «Лейкерс» проиграли? О, Микаэла, привет! Что ты здесь делаешь? Ты ведь не собиралась соблазнять моего Гриффина?
— И мечтать не могу. Ладно, я уже собиралась уходить.
— Не уходи из-за меня. Мы с Гриффином не занимаемся сексом раньше девяти часов.
Микаэла встает, не обращая на него внимания.
— Спасибо, Гриф! Ты настоящий друг!
— Я ничего не сделал!
— Увидимся в «Трейдер Вик». — Она машет мне на прощание и уходит.
Дверь закрывается, и в ту же секунду Мэл начинает громко, так чтобы Микаэла услышала, кричать:
— Ты настоящая проститутка! Ты был с этой грязной девчонкой! Как ты мог так поступить со мной после всего, что мы пережили вместе!
— Мэл, заткнись, черт возьми! Это не смешно! — протестую я.
Но Мэл считает по-другому. Смеясь как сумасшедший, он падает на диван, не в силах справиться с приступом хохота.
— Дурак!
Мэл продолжает хохотать и с трудом выговаривает:
— Я думал, что поддерживаю твою легенду. Я ведь твой бойфренд, правильно? Или я недостаточно хорош для парня, у которого серьезные проблемы с сексом?
— Перестань, ладно? Я не в настроении.
— Эй, я знаю, как я выгляжу. И в курсе, что совсем не привлекателен. Я старый, лысый, с большими бедрами и обвисшей задницей.
— Мэл, ты очень красивый. А теперь, пожалуйста, оставь меня в покое.
Он садится рядом и смотрит на меня в присущей ему веселой девичьей манере.
— Перестань, Гриффи! Тебя что-то тревожит? Мэл здесь, с тобой, как всегда!
— Думаю, мне нужна профессиональная помощь, — серьезно говорю я.
— Слушаю тебя.
Мне кажется, в последнее время я не то делаю… Во-первых, вся эта история с гомосексуализмом. Похоже, из нее ничего не вышло. В Голливуде много влиятельных геев, но их влияние и помощь совсем не такие, как я рассчитывал. Они даже хуже гетеросексуалов — в первую очередь беспокоятся о себе.
— А ты чего ожидаешь? Это ведь человеческая натура.
— Достало все!
— А по поводу влияния ты прав. Посмотри на ситуацию в «Дримуоркс… Эс-кей-джи». — Он отчетливо выговаривает каждый слог. — Буква «лжи», с которой начинается слово «гей», стоит в самом конце. Может, называйся они «Джи-эс-кей», этот год не стал бы для них катастрофически плохим.
— Есть еще кое-что, — говорю я.
— Что?
— Это связано с Тревисом Траском. Мы не хотели потерять его как клиента, поэтому я изменил контракт и подделал его подпись.
Мэл бледнеет.
— О, Гриффи! Гриффи, Гриффи, Гриффи! Это плохо. Очень плохо.
Конечно, в этом нет ничего хорошего. Я и сам знаю. И мой желудок тоже в курсе.
РЕЙЧЕЛ
О Господи! Сегодня я видела самого Мори Сейфера из программы «60 минут». Это было так здорово! Интересно, знаком ли он со Стоуном? Он приехал брать интервью у Виктории, и вы даже представить себе не можете, как много людей с ним было: продюсеры, оператор, осветитель и звукорежиссер, два ассистента, очень приятных внешне и отнюдь не в стрессовом состоянии. Очевидно, Мори — неплохой босс, может, потому что такой старый. У оператора целый час ушел на то, чтобы превратить гостиную в мини-студию. В кухне я приготовила напитки и закуски и даже осмелилась подойти к мистеру Сейферу и узнать, не хочет ли он чего-нибудь. Он попросил чашечку черного кофе. Я сварила свежий и подала его в фарфоровой чашке из специального шкафа. Еще я рассказала ему, что раньше работала в кафе, и отметила, что он предпочитает арабское мокко трехлетней выдержки. Мне показалось, он оценил мои знания. Сделав глоток, Сейфер сказал, что это лучший Джо, который он пил в жизни. Не знаю, почему он так назвал кофе, но этот ведущий так стар, что я решила не обращать внимания.
Перед началом интервью я побежала в офис, чтобы попробовать дозвониться маме. Ей нравится программа «60 минут», а мне она кажется излишне серьезной. Я больше люблю «Дэйтлаин» на Эн-би-си. И вовсе не из-за Стоуна, а потому что она выходит несколько раз в неделю, в ней всегда показывают судебные разбирательства и можно позвонить и проголосовать, виновен подсудимый или нет. Мне нравится чувствовать сопричастность. Мамы нет дома, поэтому я оставляю ей сообщение.
Виктория хорошо держится во время интервью. По крайней мере вначале. Она откровенно рассказывает о жизни с Лорном, говорит, что сначала любила его, но из-за его измен это чувство угасло.
— Вы расскажете нам о своей смертельной болезни? — спрашивает Мори.
Думаю, именно этого вопроса все ждали, потому что комната сразу погружается в тишину.
— Я не могу, — отвечает Виктория.
Мистер Сейфер начинает раздражаться и злиться.
— Послушайте, Виктория, — говорит он, стараясь сдержаться, — единственное, в чем вы признались, — это вши. Очень серьезное заявление! У каждого второго в этой комнате были вши!
— Правда? — удивляется она, явно смущенная.
Мистер Сейфер дает сигнал оператору, чтобы тот снова начинал съемку. (Мне так нравится слово «съемка», что я готова произносить его бесконечно!)
— Я хочу знать, — сурово говорит он, — и весь мир хочет знать, Виктория, окончание этой истории.
— Какой истории? — тупо повторяет Виктория. Думаю, ей не стоило принимать так много таблеток.
— Истории о том, что вам недолго осталось жить, — поясняет Сейфер.
Клянусь, он вне себя. Кажется, вот-вот ее ударит.
— Когда я была маленькой, у меня жила кошка, — бормочет Виктория. — Ее звали Пусси. Сейчас это уже не модно, правда? Хотя в одном сериале на Эйч-би-оу, по-моему, был герой по имени Большой Пусси?
Ой-ой! По-моему, у нас проблемы. Лицо мистера Сейфера медленно наливается кровью. Все уставились на Викторию. Мне хочется защитить ее: взять на руки и отнести в постель. Но я никогда не смогла бы ее поднять.
— Это круче, чем шоу Леттермана с Фаррой Фоссет, — шепчет один из звукооператоров своему коллеге.
— Виктория, вы с нами? — из последних сил сдерживается Сейфер. — Земля вызывает Викторию. Виктория, начинайте.
— Окружающие всегда пользовались моей добротой, — бубнит она.
Я знаю, это уже не Виктория. Ситуация напоминает мне уроки у миссис Айлин Мендт в средней школе. Она всегда мрачно одевалась и занималась черной магией. Ее едва не уволили за фотографии в полуобнаженном виде в «Уиккан уикли».
— Вы читали статью в последнем выпуске «Пипл»? — спрашивает мистер Сейфер.
Я надеялась, что он не станет поднимать эту тему. Вчера я солгала Виктории, сказала, что журнал еще не вышел. Но думаю, ведущий уже устал изображать из себя хорошего парня.
— Люди начинают задаваться вопросом…
Кто-нибудь снимите с меня это дерьмо! — визжит Виктория, пытаясь снять микрофон с шелковой блузки, и сдергивает ее с плеч. Потом с трудом поднимается на ноги и, шатаясь, уходит, демонстрируя всем одну обнаженную грудь, совсем как Джанет Джексон во время перерыва в игре на Суперкубок по американскому футболу. Спешу за ней и поддерживаю под локоть, когда она поднимается по лестнице.
— Вполне достаточно, чтобы повеселиться, — произносит кто-то.
Я не верю своим ушам! Представляю себе передачу, где знаменитые в разных областях люди переживают разные неприятные моменты, а сотрудники «60 минут» сидят в задней комнате и смеются. Пожалуйста, скажите мне, что мир не столь ужасен и жесток! Пожалуйста, скажите мне, что таких людей нет на свете!
Укладываю Викторию в постель, и она просит меня принести ей письма от поклонников. Обещаю сделать это, как только провожу съемочную группу.
— Какую съемочную группу? — спрашивает она, закрывая глаза, а я тихонько ухожу.
Прощаюсь с мистером Сейфером, благодарю его и прошу прощения за то, что съемка прошла не так гладко, как он рассчитывал.
— Тебе не за что извиняться, — успокаивает он. — Это было одно из самых великолепных интервью за всю мою жизнь.
Они уехали, а я вхожу в дом и слышу звонок интеркома. Виктория хочет знать, почему мне требуется так много времени, чтобы принести ей письма от поклонников. Сегодня пришло всего три письма, но я Поднимаюсь наверх и зачитываю их вслух. Первое письмо от женщины, которая просит Викторию перед смертью выслать ей фотографию с автографом. (Думаю, ей не следовало писать о смерти.) Второе от постоянного поклонника, который описывает несколько неудачных моментов в сценарии шоу. Третье пришло от маленького мальчика из Атланты, штат Джорджия.
Дорогая Виктория!
Мне всего десять лет, но моя мама говорит, что ты самая классная из всех, кого показывают по телевизору. Мне очень жаль, что ты умираешь. Я хочу сказать тебе, что не надо бояться. У меня была мышь-песчанка, она умерла в прошлом месяце. Ей было тяжело, но я говорил с ней ночью в своих молитвах, и она согласилась стать твоей, когда ты окажешься на небесах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39