сами собой эти “люблю” с губ срывались. Ее заклинания, других она не помнила и не желала помнить.
Потом они лежали рядом. Голова Тины покоилась у Романа на плече. А что, если дать ей внешность Нади? Это нетрудно. И не так уж они разнятся. Ноги чуть подлиннее, талия потоньше. Посадка головы. Цвет волос. Улыбка… Нет, не получится. Дерзости нет. Да, Тина бывает дерзкой, но это так, маска, игра. Котенок когти выпускает и оцарапать может лишь по недомыслию. А Надя – та дерзка иначе.
Да и не хочет он, чтобы Тина была такой. Вот что забавно – не хочет.
– Думаешь, одной моей любви хватит? – спросила Тина. Сладость плотских утех истаивала, вслед просачивалась горечь обиды и тут же недоуменное, за что? Ведь он ее любит, любит, может быть, иначе, чем неведомую эту Надю, но любит. Так за что мучит?
– Как видишь, хватает, – сквозь дрему пробормотал колдун.
– Ах, Роман, я знаю, что люблю тебя…
– Я тоже знаю, что ты меня любишь. – Он поцеловал ее.
– Хватит издеваться! – воскликнула она и гневно и жалобно.
– Ну что ты! Я говорю вполне серьезно. Роман поднялся.
– Куда ты?
– Вспоминать.
– Полежи еще немного, поспи обычным сном. Отдохни. А я погляжу, как ты спишь.
И будет шептать: “Бедный мой, бедный”, – вспомнил Роман. И уж готов был остаться, но пересилил и сухо сказал:
– Времени нет.
– Ну, тогда иди. Кто знает, что ты за этот год натворил.
Роман постучал в дверь соседней спальни. На стук никто не отозвался. Пришлось войти, а то еще Казик разорется. До чего же глухие ребята, а еще ожерелья носят. Довольно долго Роман тряс Стена за плечо.
– Что такое? – Тот наконец очнулся. – Я, кажется, минуту назад только лег.
– Вставай.
Они вышли в коридор, чтобы не разбудить Кази-ка и Лену.
Стен зевнул, чуть не вывихнув челюсть:
– Думал, в первый раз посплю по-человечески.
– Завтра отдохнешь. Я и сам не помню, когда спал нормально.
– Да? А по-моему, ты все время дрыхнешь.
– Не тот сон. Колдовской. Он изматывает куда сильнее, чем бодрствование. Так, ладно, хватит шутковать. Слушай лучше. Одеваемся и идем к дому Чудодея. Он выйдет с собакой гулять – мы за ним. Заметит, будет гнать – не уходим. Понял? При посторонних никто на Чудака напасть не посмеет. Пистолет колдована возьми с собой. Вдвоем мы любое нападение сблокируем. Синклит послезавтра. Получается три дежурства. Ты уверен, что дело было утром?
– Вроде да… Черт… мне все это не нравится.
– Мне тоже. Но предсказания сходятся. Два провидца, ты и Аглая, видели смерть Чудака.
– Кто должен на него напасть?
– Это к тебе вопрос.
Стен досадливо взмахнул рукой:
– Я никого не видел – только пса.
– Значит, узришь наяву.
– Никогда раньше телохранителем не работал.
– Потому и идем вдвоем. У меня по этой части тоже нет опыта.
– Думаешь, два дилетанта стоят одного профессионала?
Ждать пришлось с полчаса, пока Чудодей выйдет из дома. Утро было промозглое, сырое, мир вокруг затянут влажной хмарью. В такой атмосфере Роман мгновенно должен был уловить опасность. Стен непрерывно зевал и норовил прислониться к фонарному столбу, вздремнуть стоя. Роман спать не давал, будил.
– Сделай разминку, сломай штук десять кирпичей или пару деревьев, – предложил колдун.
– Отвяжись, вредный друг, склонный к садизму. Наконец Чудак вышел, ведя Матюшу на поводке.
Друзья устремились за главой Синклита. Тот шел неспешно. Пришлось и “телохранителям” замедлить шаги, а потом и вовсе остановиться и сделать вид, что они о чем-то беседуют.
Пес рассерженно гавкнул, уткнулся носом в палые листья. Еще раз гавкнул, вырвался из рук Чудака, забежал на участок с недостроенным домом. Бетонный забор огораживал только три стороны. Кирпичная коробка, окна досками зашиты – до весны. Подле дома ни одной лужицы – песком повсюду засыпано.
– Никак тот самый двор? – спросил колдун.
– Похоже, – отозвался Стен и с тревогой огляделся.
Вокруг никого не было. То есть совершенно ни души. Ни единого прохожего.
Они кинулись бегом к бетонным мосткам.
– Ну, что так сердишься? – доносился до них голос Чудодея. – Матюша, перестань.
“Охранники” замерли у забора. Роман заглянул внутрь. Чудодей стоял у крыльца недостроенного дома. Матюша рылся в куче строительного мусора, рассерженно фыркая. Больше во дворе никого не было.
– Матюша, друг мой, – уговаривал пса Чудодей, – нельзя быть таким дотошным. Надо легче относиться к жизни.
Михаил Евгеньевич присел на ступени. Роман попытался прощупать сад и улицу рядом. Никого. Тишина. В прямом смысле этого слова и в магическом тоже. И вдруг ожерелье колдуна дернулось, врезаясь в горло. От невыносимой боли Роман невольно вскрикнул.
А потом кинулся бежать к крыльцу. Пес загавкал и устремился за ним. Чудак сидел на ступенях, привалившись к кирпичной кладке. Роман одним прыжком очутился рядом. Он так умел, он мог, когда надо.
Чудак не шевелился. Вязаная шапочка сползла набок. Колдун приложил пальцы к шее Михаила Евгеньевича. Пульса не было. Склонился к лицу. Тот не дышал. Стен примчался следом. Пес попытался атаковать его лодыжку, но отлетел в сторону с жалобным взвизгом.
– Ну что? – спросил Алексей.
– Похоже, не дышит… Вызови “скорую”. А я постараюсь что-нибудь сделать…

***

Вернувшись, они зашли в кабинет и уселись за стол. Долго молчали. Не смотрели друг на друга. Никаких объяснений не было. Абсолютно никаких. Чудак умер, но, скорее всего, смерть его была естественной. Семьдесят шесть лет все-таки.
– Даже странно. Нам по дороге никто не попался навстречу, – сказал Стен. – Ни единой души. Как же мы так облажались!? У тебя есть хоть какие-то объяснения?
– Только одно: естественная смерть. Но сам я в это не верю.
– Ты что-нибудь почувствовал?
– Ожерелье дернулось в тот момент, когда Чудодей умер. И все.
– Что будем делать?
– Пока ничего… То есть я пойду вспоминать дальше. А ты просто поспи.
– Поспи! – возмутился Стен. – И это после всего, что было. Смеешься?
– Давай я тебе воды заговорю. Подействует как самое лучшее снотворное.
Стен поднялся.
– Послушай, на сегодня с меня колдовства хватит. Пойду я лучше с Казиком посижу. Ты его голову нюхал? У него от волос молоком пахнет. – Стен произнес это так, будто поведал о каком-то чудесном открытии.
Да, вспоминать было необходимо. И чем быстрее, тем лучше.
Колдовские сны стали напоминать болезнь. Романа трясло, как в лихорадке, видения сбивались, мельтешили, лезли друг на друга. Все быстрее высыхала вода, все короче становились обрывки воспоминаний. То был уже не колдовской сон – один кошмар, который непрестанно мучил. Но колдун был обязан заново пережить этот год, и времени почти не осталось. Синклит послезавтра.
Итак, он погрузился в ВОСПОМИНАНИЯ…
До Суетеловска Роман добрался, когда уже стемнело. О, Вода-царица, взмолился он, распахивая калитку и шагая к крыльцу, пусть дядя Гриша будет дома. Ведь водитель “КамАЗа” может укатить на несколько дней, ищи его тогда по всей стране. Но Роману повезло.
Григорий Иванович стоял на крыльце и курил. Будто нарочно гостя дожидался.
– Гляжу, хулиган, ты опять здесь объявился, – сказал он, увидев колдуна. Судя по всему, он так приветствовал всех своих гостей.
– Да, Григорий Иванович, дело у меня.
– Заходи. Тебе завсегда рад. Я хулиганов вроде тебя люблю. Если человек хулиганить не умеет, что он умеет вообще?
Роман вошел, его тут же усадили за стол. Танечка принялась хлопотать, расставляя тарелки. Перед колдуном поставила бутылку с минеральной водой. Демонстрация предназначалась не для Романа. Так же как и строгий Татьянин взор.
– Да не буду я его больше поить, – махнул рукой дядя Гриша. – А то он опять весь дом заплюет. – И при этом очень подозрительно подмигнул Роману.
Колдун, наученный опытом, отвинтил пробку и на всякий случай понюхал. И чуть со стула не опрокинулся.
– Как Машенька? – спросил он, когда дыхание восстановилось.
– Ничего. Помаленьку. Плачет часто. Тут у нас еще одна беда… Да ладно, чего там, с погремушками в своей избушке сами разберемся. А у тебя какое дело?
– Вы База не видели?
– Ваську, что ли? Так он же с вами уехал. Или вы его из машины выкинули? Да уж, хулиганы – сразу видно. И этот Стен ваш тоже хулиган, такой хулиган, какого я еще не встречал. Я ведь хулиганскую душу за три версты чую. Впрочем, ты не лучше.
– Это точно, – согласился Роман.
Тут Машенька вышла к столу, и разговор сам собою прекратился.
– Папа, я Вадика видеть хочу, – заявила Машенька тоном пятилетней капризульки.
– Придет, куда он денется, – отозвался дядя Гриша. – От тебя ни один мужик спастись не сумеет.
– Не приходит! – капризничала Машенька. – Он меня совсем забыл. Он меня бросил… – Она приготовилась плакать.
– Дела у него, – попыталась успокоить дочку Татьяна, потом повернулась и так, чтобы Машенька не видела, сделала какой-то знак дядя Грише. Тот, кажется, понял.
– Звонил он сегодня. – Дядя Гриша кашлянул. – Да ты спала. Мы тебя будить не стали.
– Почему?! – закричала Машенька и затопала ножками. – Почему?! Ненавижу вас… Ненавижу!
Она залилась слезами и выскочила из кухни.
– Прячется он, – вздохнул дядя Гриша. – Не нужна она ему после того, что было. Как ни позвонит Машка, нету его. И сам ни разу не заехал и не позвонил.
– Она вроде неплохо выглядит, – соврал колдун.
– Хреново она выглядит, – оборвал его заверения дядя Гриша. – Разве она такой была?!
– Я ей воды еще заговорю.
– Ну, заговори. Хотя, коли человек поломатый, целым его не сделаешь. Ох, вот же беда. Вот же хулиганство… – то ли простонал, то ли прорычал дядя Гриша.
Татьяна всхлипнула и зажала рот ладонями.
Роман принес из багажника канистру пустосвятовской воды, отлил в бутылку, прошептал нужные заклинания и отдал “лекарство” дяде Грише.
– Я прошлый раз не все заклинания произнес. Сейчас, думаю, поможет.
– Ну, попробуем. – Дядя Гриша отставил бутылку. – А теперь рассказывай, что у тебя за дело. Не для того, чтобы на Машеньку поглядеть, ты назад примчался. Ты из тех, кто благие дела походя делают. Цель-то у тебя другая. Небось новое хулиганство замышляешь. Что нужно?
– Две свечи. Тишина. И чтобы никто не мешал.
– В мастерскую пошли. Туда девочки мои не ходят. Там – мое.
Роман покачал головой:
– Не пойдет. Слишком много чуждой стихии.
– Тогда в погреб. Там никто не помешает. Разве что запахи соблазнительные. Но мы с тобой мужики крепкие, устоим. А можем баночку грибочков откупорить. Маринованных, белых. Ты как к белым грибочкам относишься? Лучше, чем к спиртному?
К белым грибочкам, и маринованным, и только-только из леса, колдун относился положительно.
– И кончай меня на “вы” называть, – попросил Григорий Иванович. – Ты мне как племяш почти.
Прихватив с собой две свечи в бронзовых самодельных подсвечниках – дядя Гриша самолично из болванки на токарном станке точил, – отправились в погреб. Поставили на земляной пол старенькую табуретку, водрузили на нее тарелку, подле – горящие свечи. Роман наполнил тарелку водой. Сосредоточился.
– Думай про Васю Зотова. Ничего конкретного – просто о нем. Идет? – велел колдун дяде Грише.
– Странное у тебя хулиганство, – ухмыльнулся тот.
– Тсс…
Роман взял его за руку и опустил ладонь на водное зеркало. Замутилась вода и как будто отвердела. Только ничего почти не изменилось. Роман видел все тот же погреб – только с другой точки. Полки оказались ближе. Вон там прежде лежало Надино тело. Видимо, дядя Гриша сбил настрой. Или сам Роман недавними воспоминаниями исказил колдовство.
Пришлось выплеснуть воду и наполнить тарелку вновь. И опять ничего. То есть опять вода колыхнулась… поплыла, изменилась картинка.
И тут до колдуна дошло. Он кинулся к полкам, раздвинул банки с солеными огурцами. У самой стены лежало что-то, замотанное в одеяло. Роман рванул его к себе, зубами перегрыз веревки, откинул край одеяла. Перед ним было застывшее, будто замерзшее, лицо База. Роман приложил ладонь к шее. Пульс едва прощупывался. Баз был погружен в глубокий колдовской транс.
– Васька?! – изумился дядя Гриша. – Я, оно, конечно, люблю, когда народ хулиганит. Но чтобы вот так… Кто его так приложил?
– Женишок Машин, неужели не ясно?
– Вадька? Это зачем? – изумленно хлопнул глазами Григорий Иванович.
– Зачем – не знаю. Надеюсь, Баз объяснит. А вот что женишок нахулиганил – это точно.
Роман сорвал с База веревки и одеяло, плеснул тому в лицо пустосвятовской водой и произнес заклинание. У околдованного дрогнули веки. После нового обливания Баз застонал, заметался и даже попытался встать. Движения плохо координировались, как у больного, который только-только начал отходить от наркоза.
– Вадим Федорович! – внезапно выкрикнул Баз и рванулся к двери. Ноги у него подкосились, он стал валиться набок, прямо на полки, где рядком выстроились банки с огурцами.
На счастье, дядя Гриша успел подхватить племянника, и припасы уцелели.
– Что с Васькой делать будем? В баню, может, его? У меня как раз баня топится.
– Баня – это хорошо… Понесли его в баню!
Выходило, что Баз знал Машиного жениха, хотя Роман не помнил, чтобы их представляли. Колдуну казалось даже, что Вадим Федорович с Базом не встречался. Или все-таки встречались?.. Ну, то есть встретились, конечно, когда женишок с База личину содрал и на себя напялил. Неужели в такой момент Вадим Федорович представился? Странно… А еще странно, что Роман возмущения колдовской силы не почувствовал. Когда личину с человека сдергивают, за километр почувствовать можно, хоть во сне, хоть наяву. Разве что… Да, разве что самогоновка проклятая так на водяного колдуна подействовала, что он только поутру глаза продрал да искажение колдовской силы учуял. Недаром в то утро его из стороны в сторону качало и кожу жгло, будто огнем.
Учуял, да, но в чем дело, дурак самонадеянный, не сообразил.
Парили Василия долго. Два веника об него исхлестали. Особенно дядя Гриша старался. Пар поддавал, и хлестал, и хлестал. Наконец решили, что вся колдовская ядовитость, что оставалась в теле Зотова, вышла с потом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50