Никто не открыл. Колдун позвонил вновь. Чувствовал – там кто-то есть. Кто-то, но не Юл. Ожерелье отозвалось бы. А тут – тишина, молчит водная нить.
– Кто там? – спросил женский голос.
– Я ищу Юла Стеновского.
Послышался лязг открываемого замка, на пороге появилась женщина. Русые с проседью полосы, серая кожа, плотно, в ниточку, сжатые губы.
– Кто вас послал? – Она смотрела с подозрением.
– Юл дома?
Она оскалилась, будто собиралась укусить:
– Его похитили.
– Кто?
– Говорят, колдун какой-то. Давно этими жуликами заняться пора. Но всем плевать. И ментам – тоже. Твердят, что Юл сам убежал из дома. Искать никто не хочет. А что я сама могу? Вы-то кто?
– Из школы, – соврал Роман. – Зашел узнать, что и как.
Она вся подобралась:
– Ах, из школы. Год не интересовались, а тут вспомнили. А вы, собственно, что преподаете?
– Рисование, – брякнул Роман, хотя с этим предметом у него всегда были проблемы.
– Черчение у него, черчение! – выкрикнула женщина. – А ну вали отсюда, придурок, пока я ментов не позвала!
И захлопнула дверь.
Из всего этого следовало одно: Юл в Темногорск не вернулся. И за целый год о нем не было никаких вестей. Где мальчишка? Что с ним? Роман не знал. В одном он не сомневался: женщина говорила правду. Юла дома не было.
Птенец, выпавший из гнезда, исчез.
Тина всем своим видом изображала раскаяние. Еще в прихожей Роман почувствовал аппетитный запах.
– Что на обед? – спросил Роман.
– Борщ. Котлеты. И жареная картошка.
– Такая же подгоревшая, как яичница? Тина заискивающе хихикнула:
– Нет. Картошка лучше.
– Что ж, проверим. – Не слишком романтично. Зато сытно. А Роман оголодал – жуть.
В этот раз Тина не ударила в грязь лицом. Котлеты обжарены до аппетитной корочки, картофельная соломка подрумянена, опять же в меру. Ну а борщ… О борще Роман ничего сказать не мог, потому что проглотил мгновенно, даже не распробовал. Кажется, борщ был отличный.
Роман любил ее стряпню. Из всех ассистенток, что появлялись в его доме, Тина одна умела прилично готовить. Может быть, поэтому и задержалась так долго.
– Роман Васильевич, – голос Тины дрожал, – можно мы… – Она запнулась.
Он смотрел на нее, ожидая продолжения краткой, но очень трудной фразы.
– Можно я… мы… друзьями останемся?
Он ответил не сразу, закончил есть, отложил вилку, промокнул губы салфеткой.
– Разбудишь меня в десять, – сказал вместо “спасибо”.
Но эти слова значили больше, чем благодарность: он позволял Тине остаться после ее нелепой выходки. Более того, это значило, что он ей доверял. Ибо, грезя наяву, колдун становился совершенно беспомощен.
– Роман Васильевич, я ведь не знала…
– Разбудишь в десять, – повторил он.
Взял бутыль с водой, ушел наверх, сел на кровать… и замер. Он вдруг понял, что боится вспоминать. Потому что он не просто вспоминал, а проживал заново все недавнее. И там, в темноте прошлого, которое в одно мгновение исчезло, притаилось что-то мерзкое, страшное, и Роман приблизился к этому почти вплотную.
– Не трусь! – приказал сам себе и плеснул на веки водою.
И погрузился в ВОСПОМИНАНИЯ…
О, Вода-царица! Как хорошо было минуту назад! Как был он счастлив, позабыв, что Надя умерла. И вот он вновь ее утратил.
Немало сил понадобилось колдуну для того, чтобы от купания в реке, через все схватки с колодин-ской бандой протащить ниточку воспоминаний к той минуте, когда он потерял все. То есть потерял Надю.
Колдун, казалось, превзошел себя. Он устроил Колодиным, отцу и сыну, ловушку, он создал мнимое Беловодье, призрак посреди леса, из двух сараев и ямы с водой. Он заставил бандитов поверить, что это и есть их цель, загадочный город мечты, где все желания исполнятся мигом. Огонь пылал вокруг водной преграды, но не мог ее поглотить. Роман спас всех ребят, пришедших из подлинного Беловодья, как требовал Гамаюнов. И вот награда – мертвое тело Нади у него на руках. Жена Гамаюнова – его возлюбленная. Его любовь, убитая Колодиным. Колодин, убитый водой. Алексей Стеновский, прозревающий будущее. Все вертелось в памяти Романа и не желало вставать на свои места.
В воспоминаниях колдун вновь держал мертвую Надю на руках, вновь пытался вдохнуть жизнь в еще теплые губы. Он не верил, что она умерла, хотя ладони у него были липкими от крови. А он всем говорил: “Посмотрите, какая она красивая, вы только посмотрите, какая она красивая… да, она лежит мертвая, но какая красивая…”
Кто-то коснулся его плеча и разорвал тонкий покров воспоминаний.
Роман сел на кровати, глядя в пустоту расширенными безумными глазами, еще видя свой сон наяву и не понимая, что происходит. Рядом с кроватью стояла Тина и трясла его за плечо.
– Во время колдовского сна меня нельзя будить! – крикнул он, проводя ладонями по лицу и силясь прийти в себя.
– Ты же сам просил. Десять часов уже.
Роману казалось, что он умер, но душа почему-то осталась в теле. Он мог чувствовать, мог дышать, мог говорить. Только о чем ему говорить теперь?..
– Что с тобой? – спросила Тина. – На тебе лица нет.
– Надя умерла… – прошептал он. – Я теперь вспомнил, что она умерла.
– Бедный ты мой! – Тина обняла Роман и заплакала. Гладила его по волосам и все приговаривала: “Бедный мой, бедный…” Как будто она тоже знала Надю и любила ее. – Чаю выпьешь? С печеньем. Я сама испекла.
– Пора идти. – Он почти оттолкнул ее.
Зачем призывает его Чудодей, Роман не знал. У Чудодея была манера – пригласить к себе члена Синклита якобы для важного дела и неспешно беседовать с ним о том и о сем, час беседовать, два и три, порой до утра. И все за чаем. А поутру Чудодей скажет: “Что-то мы заболтались с тобой, приятель”. Идет колдун домой в недоумении – зачем звали-то?
Но если Михаил Евгеньевич приглашал, никто не отказывался. Глава Синклита есть глава Синклита. Впрочем, не об этом даже речь. С Чудодеем побеседуешь, будто в Пустосвятовке искупаешься. Душой согреешься. И вроде не говорит он ничего особенного, чай пьет да тебе подливает, и сам ты ерунду всякую ему рассказываешь, а на душе становится покойно так. Чай у Чудодея самый обычный, заварен, правда, всегда хорошо. И вот чары особенные, ни у кого во всем Темногорске таких чар больше нет.
Дернулось ожерелье на шее. И кольцо, что надел господин Вернон перед уходом, сдавило мизинец. Опасность! – сигналили колдовские обереги. Да поздно! Здоровенный тип выскочил из прорехи в заборе и кинулся к Роману. Колдун успел взять нужный настрой прежде, чем незнакомец схватил его за руку и вывернул кисть. Изгнание воды! Не помогло: человек вскрикнул, будто обжегся, но руку не выпустил. А с другой стороны в колдуна уже вцепился второй. “Колдованы!” – мелькнуло в мозгу. О, Вода-царица! Если колдованы, если сразу двое, то ни за что не отбиться.
– Обруч давай, скорей! – Голос у колдована был хриплый, будто изъеденный ржавчиной.
Роман инстинктивно рванулся, пытаясь освободиться. Но чисто физически он был не так уж силен. Дар же его не мог с этими двумя сладить. Что-то случилось с колдовской силой водного колдуна. Будто мир вокруг исказился, и сила уходила в сторону, не туда, куда направлял ее Роман.
И тут третий шагнул из темноты и надел какую-то железяку колдуну на голову. Что это было – пленник не разобрал. От неизвестного предмета растекалась опасная, обжигающая сила. Водная нить ожерелья дергалась, торопясь предупредить хозяина. Смертельная опасность! Защитное кольцо жгло палец, и боль растекалась вверх, к плечу. А от плеча к шее, к затылку, к вискам.
Эти трое были очень сильны. Одаренные от природы недюжинной колдовской силой, они намеренно сузили и обкорнали свой дар, зато многократно усилили его и отточили. К тому же за этими тремя явно стоял кто-то сильный, кто муштровал их и направлял.
– Потащили! – скомандовал Хрипатый.
Роман Вернон не сопротивлялся, он утратил контроль над собой и над своим даром. Чудилось, что все в нем гаснет: не только колдовской дар, но даже мысли и чувства. Если сейчас лезвие ножа нырнет под ребра, колдун не сможет развеять сталь прахом. Но его не собирались убивать, во всяком случае пока. Двое заломили пленнику руки за спину и, довольные легкой победой, защелкнули на запястьях наручники. Теперь у него было время, чтобы собраться с силами. Но сконцентрироваться не удавалось. Силы были, немыслимые просто силы – река одарила, – но обруч гасил любое усилие. Воля почти умерла. Роман не мог даже закричать. Его провели по Дурному переулку, а потом – на заброшенный участок, превращенный в свалку неподалеку от дворца Аглаи Всевидящей. Роман чувствовал исходящую от колдованов ненависть, так же как и то, что в кармане Хрипатого лежит, источая отвратительный запах, пистолет.
– Ну как ошейничек, не жжется? – засмеялся Хрипатый. – Понял, с кем решил тягаться, сука! Понимаешь, что ты мразь. Ты – мразь… запомни это… – В устах колдована подобные слова – заклятия.
Роман чувствовал, как железо сдавливает виски. Он пытался распылить металл и не мог, напрягал все силы, произносил все ведомые ему заклинания – ничего. Проклятый обруч не поддавался. Роман вновь шевельнул губами. Последнее заклинание – против всех на свете стихий, формула полного освобождения. И вдруг обруч стал распухать. Он раздувался во все стороны и сдавливал череп. От нестерпимой боли Роман закричал.
– Эй, что он делает! – растерялся Хрипатый. – Стой, падла! Сам себе голову раздавишь! Прекрати, кому говорят!
Боль была такая, что Роману показалось – он сейчас потеряет сознание. Но не потерял. Он лишь перестал видеть. Все сделалось черным, и в черноте плавали красные и зеленые круги. Они вертелись, как обезумевшие колеса сломанной машины. Если бы Роман знал, как остановить разрастание обруча, он бы остановил его. Но он не знал больше ничего. Он все забыл.
– Идиот, думает, что обруч может скинуть! Хрен тебе! Никто не сумел! И у тебя кишка тонка! – кричал ему в ухо колдован.
Обруч все разрастался. И боль росла. Еще мгновение, и череп не выдержит. Ожерелье пульсировало на шее в такт толчкам крови. Если б не кольцо, Роман бы давно умер… Смерть… Нелепо…
Мелькнул свет – яркий, ослепительный, прожег на миг временную слепоту.
– Кого еще черти несут? – удивился Хрипатый. – По Дурному переулку проезд закрыт!
Колдованы кинулись в заросли лопухов, волоча за собою Романа. Машина поехала за ними, перевалит ваясь на колдобинах, вновь и вновь огни фар выхватывали из темноты убегающие фигуры. Роман споткнулся, упал, его не стали поднимать.
– Это ж “форд”! – шепнул один из колдованов. – “Форд” Медоноса!
Медонос… Имя скользнуло, как солнечный блик по воде, и ушло на дно сознания.
– Неужто сам? – прошептал Хрипатый. –Придержи подонка, а я подойду проверю.
На мгновение способность видеть вернулась. Сквозь боль, сквозь красную пелену различил Роман машину с включенными фарами и темный силуэт, склонившийся к окну.
– Чем могу служить? – спросил Хрипатый. И вдруг отлетел, грохнулся на спину в пожухлые травяные заросли. Второй колдован рванулся к машине.
“Что-то не так…” – мелькнуло в Романовой голове сквозь пылание боли.
Да, да, где же знаменитый оберег Медоноса – золотой парящий диск? Знака не было. Обознались они, не Медоноса эта машина.
Колдун вновь ослеп.
А обруч огромной раздувшейся жабой расселся на голове у жертвы. Жаба была влажной и горячей. Но обруч не может расти бесконечно… У Романа больше нет головы… и зрения нет… Он еще слышит… или не слышит? Или это галлюцинации? Будто кто-то хрипит рядом и стонет от боли. Но колдун не мог сдаться. Что-то не позволяло ему отступить. Что – он и сам не ведал…
И вдруг обруч лопнул. Грохнуло так, будто взорвалась граната. Осколки обруча полетели во все стороны. Тут же распались наручники. Несколько голосов вскричали разом. Роман вдруг обнаружил, что стоит на коленях, сдавливая ладонями виски, – ему казалось, что вслед за обручем лопнет и голова. Кровь пульсировала, как сумасшедшая, и каждый толчок ее доставлял невыносимую боль. Но зато зрение быстро возвращалось. Уже смутно мог разглядеть колдун, что подле него по земле катается давешний мучитель – осколки обруча искромсали ему ноги.
Тот колдован, что направлялся прежде к машине, повернулся и кинулся бежать назад, к Роману. Но неведомая тень настигла его, слилась с беглецом мгновенно, а затем колдована швырнуло вперед, он крутанулся волчком и грохнулся, издав короткий булькающий звук. Что-то хрустнуло, ломаясь.
– Роман, что с тобой? – услышал колдун показавшийся знакомым голос.
– Воды… – прохрипел тот.
Спаситель вытащил из карману флягу и приложил к губам Романа. Вода! Не пустосвятовская, но из серебряной фляги. Это походило на чудо!
В свете фар человек казался призраком – бледные запавшие щеки, темные глаза – не поймешь, то ли серые, то ли черные. Тонкие губы. На вид лет тридцать. А может, и сорок. Возраста как бы и нет.
Костюм светлый, какой-то слишком щегольской. Незнакомец поднял выпавший из рук громилы пистолет. На шее незнакомца, как и у Романа, посверкивало серебряной нитью ожерелье.
Спаситель подхватил колдуна под мышки и поставил на ноги. Роман качнулся, едва не упал, но сильная рука его удержала. Пришлось сделать еще глоток из фляги. Теперь колдун мог стоять на ногах и не крениться к земле.
– У вас что здесь, в городе, очередная горячая точка?
– Стен! – всхлипнул Роман, узнавая.
– Неужели я так изменился? – спросил Алексей Стеновский и вымученно улыбнулся.
Хотя и сам знал: изменился. И даже очень.
– Как ты меня нашел?
– Твое ожерелье вопило о помощи на весь Темногорск. А что это за типы?
– Если б я знал! Фонарик есть?
При свете фонаря Роман осмотрел поверженных противников. Те двое, которых вырубил Стен, валялись без сознания. Третий, посеченный обломками, катался по земле и выл в голос от боли. Вокруг него на пожухлой траве блестели пятна крови. Несомненно, все трое были колдованами. Когда Роман тронул раненого, то руку довольно сильно обожгло – даже раненый колдован мог защищаться. Господин Вернон брезгливо отстранился:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50