– Глашу в машине оставим. Как сторожевого пса, – предложил Роман. – Ей до ветру без надобности. А укатить без меня она никому не позволит.
Дядя Гриша приметил, что джин стал, и тоже притулил “КамАЗ” к обочине.
Юл бегом устремился в кусты. Вообще, при всей своей дерзости он был стеснителен до крайности.
И потому отошел подальше. Роман, дожидаясь, пока Юл вернется, неспешно обошел джип по кругу. Обошел и замер. Как раз под задним бампером на асфальте чернела отметина. Колдун быстро провел ладонью, отыскивая тварь, что знак свой оставила. Так и есть: кто-то прицепил сзади к машине тонкую огненную змейку, и теперь их джип, куда бы ни ехал, оставлял на земле явственный выжженный след. Скорее всего, огнезмейка выскочила из того безумного пламени, сквозь которое они прорывались, спасаясь в потоке воды из ложного Беловодья. Огненный змееныш сработан был искусно и нигде ни единым мигом себя не выдал. Поверх огненной сути он был, как в броню, одет в водную шкурку. И лишь потому, что джип стоял на месте, с хвостика огне-змейки успело раза три или четыре пыхнуть огоньком и вполне явственно выжечь на асфальте черную дыру. По таким вот меткам и шел кто-то по их следу. Кто-то, повелевающий огненной стихией. Никогда Роман не думал, что можно использовать две стихии для создания подобной твари.
Медонос? Невероятно…
Роману дед Севастьян всегда говорил, что смешивать стихии недопустимо. Неужели Ник Веселков, величавший себя Медоносом, способен на такое? Что ж он тогда на карачках убегал?
Отдирать змейку голыми руками было нельзя. Роман шагнул к придорожной канаве, опустил руки в воду и стал шептать заклинания.
– Ты что в этой грязи руки моешь? – изумилась Лена, подходя. – Ах да, забыла, тебя дизентерия не берет. Зачем же тогда мыться?
Роман не ответил и осторожно поднял руки. Они блестели – до самых запястий покрывал их тонкий слой искристого прозрачного льда. Колдун вернулся к машине, примерился, выбросил мгновенно руку и ухватил огнезмейку поперек туловища. Ловкая тварь попыталась вырваться. Да не тут-то было, колдун держал ее крепко. Тогда она сбросила лживую водяную шкуру, вспыхнула оранжевым, желтым, ослепительно белым и завертелась в попытке вырваться. Зашипел лед, испаряясь от сильного жара. Лена завизжала.
Баз и Стен, ломая кусты, кинулись назад к дороге.
Роман перехватил змейку второй рукой и сжал. Лед плавился и осыпался кусками, от ладоней колдуна валил пар. Змея стала таять – белого пламени уже не было, оранжевого – тоже. Лена перестала кричать, лишь смотрела, раскрыв рот, на происходящее. Уже поблескивало темным, алым огнем, а потом и его не стало – змейку подернуло серым пеплом, лишь кое-где еще светились красные трещины. Но миг, и они погасли. Роман отряхнул ладони, на асфальт плюхнулся комок влажного пепла.
В этот миг Баз с Алексеем подбежали.
– Что случилось? – Стен адресовал свой вопрос Лене, хотя и видел, что с ней все в порядке, только лицо белое, неживое.
– Там… огонь… – прошептала она. Как будто боялась огня как такового.
– Шпион, – кратко пояснил господин Вернон. – За нами следили от мнимого Беловодья.
– Кто?
– Скорее всего, Медонос, – насколько я знаю, именно под его дудку пляшет огненная стихия. Но не уверен. Что-то мешает быть уверенным до конца.
Приковылял Юл. То есть ковылял он лишь для виду. Из кустов рванулся, даже не хромая, а потом вспомнил и запрыгал на одной ноге очень даже эффектно. Аж взмок от натуги, устраивая маленькое представление.
– Что случилось?
– Нам жучка поставили. Только сейчас обнаружили, – объяснил ситуацию Стен.
– А… Я так и знал: вы непременно облажаетесь.
– Ничего страшного, – решил Баз. – Ведь мы теперь не в Беловодье едем. Еще успеем запутать следы.
– Ладно, в машину, быстро, – приказал Стен. Поехали. Пошел дождь, потом снег. Стемнело, какая-то неестественно черная хмарь окутала мир, даже фары рассекали ее с трудом.
– Этот дядя Гриша правду говорит, – сказала Лена. – Я проверила. За руку его подержала.
– Зачем? – удивился Баз. – Это же дядя Гриша!
Справа проплыла надпись “Суетеловск”, мелькнула бензоколонка, потом еще одна. Сразу пошли недостроенные дома. Все разные. Одни – стандартные коробки. Другие – двухэтажные, в окружении сохранившихся сосен – по западному образцу. Среди них огромный, как замок, коттедж. Над каменным забором торчали камеры наблюдения.
“КамАЗ” остановился. Роман затормозил следом.
– Я тут подумал, – сказал дядя Гриша, подходя, – друзей надо позвать – ну, чтоб… Машку-то от этих скотов забрать. И потом, у Машиного жениха тоже нужные люди имеются. Он – из новых русских.
– Он что, в этом дворце живет? – Роман кивнул в сторону сосняка с телекамерами.
– Нет, это наркобарона хата. У Вадима дом в лесу стоит, и хоромы у него скромнее.
Баз посмотрел на Стена, потом на Романа.
– Справимся, – сказал за всех колдун.
– Ну, тогда поехали. Хулиганить.
Роман отыскал нужный дом без труда. Старая пятиэтажка. Лену и Юла, несмотря на протесты мальчишки, оставили в джипе. Пустосвятовская заговоренная влага привела колдуна на четвертый этаж. Дверь новенькая, стальная. Но это колдуну не препятствие.
– Ну что, замок крушить будешь? – шепотом спросил Стен.
Колдун не ответил, знаком велел дяде Грише вытянуть руку, плеснул на ладонь несколько капель. Нахмурился.
– Канат в машине есть? – спросил шепотом.
– Имеется. Мало ли какое хулиганство…
– Принеси. Постой! Еще в магазине купи литров пять минералки. Любой.
Дядя Гриша бегом кинулся вниз. Роман поднялся выше, на последний этаж. Чердака в доме не было. Лаз на крышу был заперт на висячий замок. Колдун распылил замок без труда.
– Стен, надо вниз спуститься, к Маше в комнату. Это боковая комната, балкона там нет. Придется с крыши прямиком в окошко прыгать. Сможешь?
– Думаю, ничего сложного. Дядя Гриша принес канат.
– Ну вот. Кого на буксир брать будем?
– Ладно, Стен, у тебя десять минут. А потом я дверь снимаю.
Роман сбежал на четвертый этаж. Подошел к двери. Прислушался. Потом приложил ладонь к замку. На пол посыпались ржавые хлопья.
– Я их всех голыми руками задушу, – пророкотал дядя Гриша. – За все их хулиганства.
– Нет, действуем иначе. Как только дверь рухнет, внутрь воду из бутылей плещи. И ты тоже. – Роман вручил Базу бутыль с водой. – Не мешкайте только.
Роман посмотрел на часы. Время почти все вышло. Тогда он приложил ладонь к дверной петле. Одна, вторая…
– Все! – выдохнул колдун, и дверь рухнула.
Дядя Гриша успел заметить несколько растерянно-удивленных физиономий. Парень в ядовито-зеленой рубашке вскочил с дивана. А потом Баз плеснул водой из бутыли, и всех смыло…
Дядя Гриша жил на окраине Суетеловска, вдали от городского многоэтажного заселения.
Двор у Григория Ивановича был справный. Забор высокий, ворота тесовые, сад на тридцать соток, не меньше.
– Если кому до ветру, то удобства за домом.
Дом новенький, с высоким крыльцом. Внутри все желтело от свежего дерева, никаких обоев – лишь окоренные здоровенные бревна, проложенные сухим мхом. Теплое доме было, и пахло вкусно – сосновым деревом.
– Сам рубил, – сообщил дядя Гриша и крикнул: – Танюша, это я. И гости.
– Случилось что?
– Так, как всегда… хулиганство.
Хозяйка встретила гостей в просторном холле (прежде эта часть дома называлась сенями). Увидев, как Баз заносит Машеньку в дом, будто неживую, Танюша выкрикнула кратко: “А!”-потом будто окаменела, вновь глянула на Машеньку, на серое лицо с синяком под глазом и с запекшимися губами и вновь закричала. Роман успел ухватить ее за руку и сжать кисть.
– Ничего страшного, Татьяна Васильевна. Прихворнула она, но к утру мы ее на ноги поставим.
Татьяна вмиг успокоилась, провела ладонями по лицу.
– Ничего страшного, – повторила бесцветным голосом.
– Мы тут похулиганим маленько, ты уж не препятствуй, – попросил дядя Гриша. – Поужинать нам собери. А то день очень уж хулиганский выдался.
Татьяна побежала на кухню, приговаривая:
– Щи горячие… Ничего страшного, приболела… Щи горячие…
– Не вздумай так со мной похулиганить… колдун! – Дядя Гриша очень выразительно глянул на Романа. От этого взгляда колдуну стало не по себе.
– Через час с нее все слетит, – успокоил тот. – Сам утешать будешь.
– Я еще не простил тебе твоего прежнего хулиганства. Ты ж этих скотов смыл в пампасы.
– В соседнюю область, – уточнил Роман. – В лес, в бездорожье. Темень вокруг. Медведи…
– Все равно. Я их на кусочки разрезать хотел.
– Успеете, когда вернутся. Подготовитесь. Тщательно операцию проведете. Со вкусом.
Баз перенес Машеньку в спальню. Положил на кровать. Она застонала. Кажется, даже не понимала, что дома. На бедрах, на боках чернели застарелые синяки, на руках – следы инъекций. На плече ожог – похоже, что о ее кожу погасили сигарету.
– Баньку, может, истопить? – предложил дядя Гриша. – Эх, как они ее…
– Выйдите, пожалуйста, – попросил Баз. – Я ее осмотрю.
– Помощь нужна? – предложила Лена.
– Хорошо, останься. А остальные – за дверь.
– Жарко тут у меня. Так что тело, что у вас на заднем сиденье лежит, в погреб несите – не в тепле же его держать, – сказал дядя Гриша. – И утопленницу туда же. А то, не дай Бог, выберется из машины и начнет по улице бегать, людей пугать.
Роман и Стен переглянулись.
– Думаете, не заметил, что везете? Да я не против. Теперь все, что душе и телу угодно, возят. Больше, разумеется, на цветные металлы налегают. С памятника погибшим на войне звезду украли. И буковки. Там фамилия Таниного отца была. А теперь нету.
– Это моя невеста, – сказал Роман. – Я ее домой везу.
– Я не любопытствую. Каждый хулиганит, как умеет. А если не умеет, то другим хулиганить велит.
– Утопленницу лучше в бочку с водой. Никуда она без моего позволения не денется, – сказал Роман.
– Помочь тебе? – спросил Стен.
– Я сам, – отрезал колдун.
Роман спустился в погреб. Положил Надино тело, завернутое в брезент, на длинную деревянную полку. Для этого банкам с солеными огурцами, грибами и кадушкам с капустой пришлось потесниться. Надя, красавица Надя – и рядом на полке с банками и кадушками. Она бы обиделась. Ей среди цветов лежать, в гробу хрустальном. Спать, чтобы проснуться. А тут, в погребе, тоскливо всю ночь в одиночестве. Он думал о ней как о живой. Впрочем, в этом не было противоречия: если он успел наложить заклятие льдом до того, как душа покинула тело, то Надя в самом деле может что-то чувствовать. А если душа отлетела, то все равно здесь, рядом, постоянно наблюдает за ним. Роман вздрогнул и ощутил тяжкую и неясную вину перед любимой.
– Наденька… – Он коснулся ее лица, потом губ. – Надежда моя.
Ему казалось, она отвечает что-то. Но очень невнятно, слов не разобрать. Он вслушивался. Нет, ничего… Почудилось. Верно, оттого, что в груди тоска свернулась клубком.
– Ты полежи здесь пока, я что-нибудь придумаю, – пообещал колдун. – Завтра чуть свет в Беловодье поедем. Успеем, клянусь.
Он бы и сегодня помчался, да ребята так вымотались, что едва на ногах держались. Пришлось уступить.
Роман поцеловал ее покрытые льдом губы и вышел из погреба.
В сенях было темно, а в щель пробивался мягкий, неровно подрагивающий свет. Роман вошел. На кухне за деревянным некрашеным столом сидели дядя Гриша с женой. Кажется, в погребе Роман пробыл час или больше, глядя на свою Надю. А ему показалось – миг один поглядел.
Над столом горела лампа под абажуром, именно от нее и шел этот мягкий оранжевый свет. Вокруг все было деревянным – стол, стулья, лавки, шкафчики, да и сами стены желтели не успевшей состариться древесиной.
Танюша, увидев Романа, вскочила, побежала к колдуну, обняла.
– Спасибо, касатик. Я за тебя молиться буду. – Она троекратно расцеловала Машенькиного спасителя.
– Э, прекрати хулиганить! – крикнул дядя Гриша. – С молодым мужиком при мне лизаться – что удумала!
– Ладно тебе рычать-то! – отмахнулась Танюша и промокнула глаза фартуком. – Ты давай скорей, голубчик, за стол, а то проголодался, верно, – обратилась к Роману. – Бледный-то какой! Устал?
– Это он от хулигайства с лица так сбледнул. Хулиганы, они либо краснорожие, вроде меня, либо вот такие белые, как покойники. Ничего, сейчас здоровье нашему хулигану поправим! – Дядя Гриша тут же достал литровую бутыль с прозрачной жидкостью.
Подле хозяина на столе раскорячился пузатый начищенный самовар. Роману показалось, что он провалился куда-то на сотню лет назад. Вон бронзовый ковшик на столе. На полке – лампа керосиновая. Колдун уселся напротив дядя Гриши, провел ладонью по столу. Хорошее дерево – землю помнит. И живет еще. Роман и сам бы пожил здесь. Ласково в доме. Сидишь за столом, а по спине будто невидимая ладошка гладит. Наверняка домовой хороший поселился, за домом приглядывает. И дом кажется старинным, обжитым.
– Как Машенька? – поинтересовался Роман, хотя не был уверен, что надо спрашивать.
Дядя Гриша нахмурился:
– Баз ей какую-то гадость вколол. Спит теперь и во сне стонет. Э-эх, не узнать ее прям… Вид у нашей красавицы, как у шлюхи.
– Гриша! – с упреком воскликнула хозяйка.
– Что Гриша-то? Гриша со всем этим дерьмом разберется еще!
Танюша всхлипнула, но без слез.
– Я воду заговорю, – пообещал Роман. – По ложке давать будете, за три дня синяки сойдут, краше прежнего девчонка станет. Остальные спят?
– А кто это – остальные? – Баз, Стен?
– Уехали они. – В самом деле – тишь была в доме, ни одно ожерелье не отзывалось.
Роман вскочил, кинулся к двери.
– Ты куда? – подивился хозяин. – До шоссе – больше километра. Времени – двенадцать часов. Сейчас темно – ни зги не видать. Осень. И убивства по ночам случаются. Возьмут и просто так кого-нибудь прирежут из озорства. Ладно, шучу. Спят они в соседней комнате. Потому как никакие были. Щец мясных со сметаной похлебали, да я им чуток налил всем. Даже мальцу. Вот они теперь и дрыхнут.
Роман рассмеялся и вернулся к столу. Надо ж было сразу сообразить, что хулиганит хозяин, тоску избывает. А с ожерельями связь прервалась из-за самогона. Забористый, видать, у дяди Гриши самогон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50