Он знал о ней только по рассказам и письмам отца, отдавал себе отчет, что она полна трудностей и опасностей, что человеческая рука до сих пор не подчинила себе полярные бури и морозы. Ведь его мать, Герой севера, погибла там, заплатив жизнью за эту попытку!
Но зато это творческая работа! Определять и создавать Большую погоду на всем северном полушарии! Не только предвидеть и предсказывать, какая погода будет завтра, но точно знать это на весь год вперед!
- Все-таки, папа, - с тобой...
Не могло быть никаких сомнений, что Франя примет именно такое решение. Только было здесь одно "но"...
- Я знаком с девушкой, - сказал Фрапя озабоченно. - Не стану скрывать от тебя, я люблю ее больше всего на свете. Ее зовут Маргаритка.
- А она не поехала бы с нами? Спроси ее!
- С нами? - радостно воскликнул Франя. - Конечно, поехала бы!..
Франя вызвал голос Маргаритки, она ответила сразу же. А вскоре он увидел ее всю, как "на тарелке", во весь рост.
Она только что вернулась с работы, выкупалась и сейчас была в легком халатике. Волосы у нее еще не успели высохнуть.
Прежде чем подойти к экрану и показаться ей, Франя пригладил волосы перед зеркалом.
- Я как раз хотела тебя вызвать, - сказала она ему. - Ты опередил меня буквально па одну секунду. Я по лицу уже вижу, что ты знаешь, что ты уже прочел в "Вестнике". Я рада за тебя...
- А вторую фотографию, с потемневшим Гением, ты тоже видела?
- Да, да, видела и немного испугалась. Ну ничего! Я же знаю, тебя бесполезно отговаривать, полезай туда, раз ты считаешь, что без этого жить не можешь и что для смелых нет другой работы, требующей во сто раз больше смелости...
- Есть такая работа! - перебил ее Фрапя.
Слова сами, помимо его воли, сложились в эту крылатую фразу, настолько глубоко она врезалась в его память за время работы над скульптурой.
Франя стал с увлечением рассказывать Маргаритке об этой другой возможности, о том, как он представляет себе новую работу, и что от нее, от Маргаритки, зависит, чтобы эта возможность стала действительностью...
Когда он кончил, на несколько минут воцарилась тишина. Франя видел, что девушка слабо улыбается.
- Как ловко ты поймал меня! Ах ты какой! Что мне с тобой делать? Лети себе хоть на Млечный Путь, я заранее вижу, что тебя не удержать здесь. Но только один! Понимаешь? Я останусь здесь со своими бутербродами и соусами! Ни за что на свете я не откажусь от этой радости...
- Поедем! Поедем со мной, Маргаритка! - упрашивал ее Франя. - Если ты меня действительно любишь, ты должна ехать!
- Не проси напрасно! Я не поеду! Не потому, что боюсь, ты не думай!
- Тогда и я не поеду! Так и знай!
- Ты, Франя, поедешь! Ты должен ехать! Я не буду, не хочу и не могу тебя удерживать, потому что я люблю тебя. Не знаю, поймешь ли ты меня! С моей стороны это была бы трусость, помноженная на эгоизм, если бы я ради себя старалась тебя удержать. Обязательно поезжай! Мы будем переписываться, разговаривать на расстоянии. Сколько времени ты там пробудешь?
- Год!
- Ну, это можно выдержать! А, когда ты вернешься, опаленный морозами и снежными бурями, придешь ли ты ко мне согреться?
- О моя голубка! Моя заря жемчужная!..
Франя мог бы до бесконечности ласкать ее нежными словами, но образ Маргаритки, постепенно бледнея, начал исчезать, пока совсем не растаял в ярком свете.
За день до отлета Франя прощался с Прагой.
Ему хотелось еще раз взглянуть на Старую Прагу, свидетельницу стольких исторических событий. Туда можно было легко попасть за пять минут по центральной линии подземной дороги.
В сопровождении отца он вышел из метро на Вацлавском бульваре, доходившем теперь до Рыцарской улицы. За ней начинался заповедник Старого города. Они прошли по одному из посеревших, таинственных проходов через дворы старинных домов я вышли на Рыночную площадь.
Каждый камень здесь был освящен столетиями.
Тут проходила история чешского народа, и здесь она останавливалась, словно это место ей особенно полюбилось. Здесь оставляла она свои заметки и следы своих шагов. Вое сохранилось таким, как было прежде, или возвратилось к своему первоначальному виду. Рынок Старого города стал Пантеоном рзволюции. А построенное позднее монументальное здание ратуши, прилепившееся к башне и портившее ожерелье домов с фронтонами в стиле барокко, было уже снесено, как ошибка XIX столетия. Остались только наиболее живописная часть площади, прилегающая к Малому рынку, окруженная старинными домами, которые некогда принадлежали членам городской думы, да Башпя с курантами апостолов. В течение многих лет и столетий апостолы каждый час отправлялись в путь, неизменно вызывая наивное удивление зрителей.
Толпы иностранцев ждали их появления - белые, турки и монголы, японцы и арабы, индийцы и индонезийцы, абиссинцы и эскимосы. Прага очаровывала всех, кто хоть раз побывал в ней. Вновь и вновь она манила и привлекала к себе даже особенно избалованных членов "Братства путешествующих", ходящих, ездящих и летающих по всему свету, которые умели оценить все то прекрасное, что сохранила Старая Европа из своих исторических сокровищ.
Прага - город поэтов и влюбленных, они съезжаются в нее со всех концов света. И, как бы ее ни называли в истории, она соответствовала всем этим названиям. Она была золотая и стобашенная, королевская и венценосная, стольная, единственная и желанная, благородная и трижды почитаемая, любимая и любимейшая - город, "само имя которого звучит как музыка"...
Франя с интересом осматривал все, как бы перелистывая страницы истории. Готическое средневековье с колючими башнями Тынского костела, которые непостижимым образом возвышаются над двумя домами, одним побольше, а другим поменьше, - так было издавна, так должно быть всегда. Памятник Гусу в стиле "модерн" - это тоже история, свидетельство расцвета молодой буржуазии, борющейся против национального угнетения. А дальше - балкон дворца Кинских [С балкона этого дворца была провозглашена независимость Чехословакии в 1918 году. ]
Они бродили по заповеднику Малой страны [ Малая страна (сторона) старинная четверть Праги. ] с дворцами феодалов, поднялись по Нерудовой улице, мимо дома "У двух солнц", вверх на Град - резиденцию чешских королей и президентов, наш второй Пантеон, увенчанный костелом святого Вита, который темнел здесь, как неповрежденный гигантский кристалл, очищенный от наносов готических веков...
Они вышли на небольшую площадь на Граде и увидели город. У них даже дух захватило - такая панорама открылась перед ними. Город дворцов, башен и куполов в нежной дымке реки, похожий на головокружительную мечту. Там, в бесконечной дали, белеют, точно легкие облака, гигантские столбы высотных зданий Новой Праги. А надо всем этим царит Гений, возвышающийся на дворце Вечного мира. Он сливается с перламутровой чашей неба, его скорее угадываешь, чем видишь...
Утомленные долгими скитаниями, отец с сыном вошли наконец в маленький ресторанчик, который с незапамятных времен был известен под названием "На Викарце", и попросили карточку вин.
- Следуя обычаям той эпохи,-пошутил отец,мы выпьем сегодня шампанского из погребов тройских виноградников...
Но Франя вдруг загрустил, и даже бокал шипучего вина прямо со льда не смог рассеять его грусть.
Он вспомнил Кирилла. Напрасно он надеялся, что пропавший друг все же отзовется, придет повидаться с ним. Кирилл не приходил...
- Со всеми я попрощался, - говорил Франя отцу. - Со всеми, кроме одного, с кем мне больше всего хотелось проститься. Он был моим самым лучшим другом. То, что мы вместе с ним пережили, папа, было таким невероятным, таким удивительным! Теперь мне кажется, что все это я переживал в каком-то гипнотическом сне. Он так и не объяснил мне многого. Но, сколько, я ни искал его, все напрасно - он как в воду канул...
- Не Кирилл ли это? - как бы невзначай спросил отец.
Франя даже рот раскрыл от удивления.
- А разве ты его знаешь, папа?
Отец многозначительно улыбнулся и мягко положил руку на руку сына, словно успокаивал его.
"Все в порядке", - как бы говорила рука, и в ней чувствовалась какая-то благодатная сила...
- Ты был болен, Франя, тяжело болен. Я пришел в ужас, увидев тебя, необходимо было что-то предпринять. Ты помнишь, как я говорил, что тебе следовало бы лечиться? Теперь, когда ты уже здоров, ты можешь узнать обо всем, я не боюсь, что возникнут какие-либо осложнения. Разве только ты будешь удивлен...
Франя опустил глаза и в смущении вытянул руку из-под руки отца.
- Кто же такой Кирилл?
- Доктор Кирилл - профессор санатория для лечения характеров...
- Но я же не был ни в какой лечебнице, - тихо возразил Франя.
- Конечно, не был. Я знал, что мне не удастся тебя туда затащить, что ты еще больше будешь упрямиться. Многие пациенты лечатся вне лечебницы, они находятся под наблюдением психиатров...
- Так вот в чем дело! - воскликнул с горечью Франя. - Не большая дружба, а большой подвох! Друг оказался психиатром! Дружба - ха! Опека, врачебное вмешательство, а не дружба - о, какой же я был дурак!..
Калоус-старший озабоченно взглянул на сына.
Потом нерешительно сказал:
- Очевидно, я все же не должен был тебе этого говорить. Ты еще не подготовлен...
Франя испугался. Но тут же опомнился.
- Нет, нет! Скажи мне все! Я знаю, что так должно было быть! Я уже совершенно здоров, но, пойми, я же все-таки любил его...
Отец в знак согласия кивнул головой.
- Я понимаю. Он тоже тебя любил. И, кроме того, он вылечил тебя!
- Да, да, я благодарен ему за это! Но еще столько остается для меня неясного, как объяснить все это...
Франя погрузился в воспоминания о минувших днях. Совсем в другом свете предстали перед ним все встречи и знакомства, все затруднения и неудачи, неожиданности и случайности. Все они, значит, были вызваны искусственно и преследовали единственную цель - наставить на правильный путь одного человека, члена общества! Каплю воды, которая вышла из повиновения! Одну клеточку организма, которая лишилась рассудка!
Чего только не предпринимал Кирилл, чтобы его вылечить! Как мудро "р обдуманно он действовал, безошибочно приближаясь к намеченной цели! Франя рассказал отцу о заговоре в ресторанчике "У Шимачков". Значит, повар тоже был в сговоре с Кириллом?
- Не могу тебе сказать, меня здесь не было,ответил отец.- Я знаю только, что лечебница располагает огромным аппаратом, что в ее распоряжении находится добровольное общество содействия, что у нее есть свои предприятия...
- Неужели это возможно? - изумился Франя.Сколько пришлось ему со мной повозиться!
- Не так уж много. Ты был не первым и не последним из тех философов лени, которых лечит и возвращает обществу Кирилл. Потом они наверстывают то, что упустили, и становятся прекрасными работниками!
- Так, значит, ужасный ресторанчик "У Шимачков", горький кофе, потухший свет во время игры в шахматы, автоматы без "Венер", фильм, прервавшийся на самом интересном месте, испорченный лифт и карабканье по лестнице - все это повторяется, как на конвейере, изо дня в день, для всех лентяев одинаково? опросил Франя, уже смеясь.
- Я думаю, что Кирилл имеет в распоряжении гораздо большие возможности, чем те, что он тебе продемонстрировал. Далеко не все случаи одинаковы, наоборот, каждый в своем роде...
- А какой я был случай?
- Довольно упорный. И опасный! "Я переубедил короля трутней",- сказал мне Кирилл.
- А разве ты с ним разговаривал, папа?
- Я был у него в лечебнице...
- Расскажи, что он говорил тебе обо мне...
- Он говорил, что очень весело проводил с тобой время, что привязался к тебе и считает твое излечение одним из самых больших своих успехов. Извинялся, что не может прийти пожать тебе руку на прощание, так как занят новым случаем, трудным и очень сложным...
- И все же я люблю его! - воскликнул Франя.
- Да, чтобы не забыть: эта статья с фотографией в "Вестнике" написана им. А как он обрадовался, когда я ему сообщил, что ты летишь со мной в Арктику! Сказал, что непременно напишет тебе...
- Еще один вопрос не дает мне покоя,- вспомнил Франя.- Мне хотелось бы знать: сейчас много работы или нет? Когда я ничего не хотел делать, мне казалось, что вроде и никто не хочет. А когда я стал искать работу, она вдруг исчезла!
- Думаю, что это относилось ко второй частп воспитательного плана Кирилла. Это он привел тебя к памятнику "Есть такая партия", это оп вычистил маленький кусочек, желая показать тебе, что работать - значит чистить золото, возвращая ему первоначальный блеск.
- Но ты так и не сказал мне, много сейчас работы или нет.
- На этот вопрос нетрудно ответить. Для тех, кто хочет работать, работы выше головы. Ее становится все больше и больше, ее не убывает, а, наоборот, все прибывает. Не хватает ни человеческих рук, ни машин, ими сделанных. Одна работа порождает ряд других, совершенствование мира никогда не будет доведено до конца...
- А может наступить такое время, когда в работе вообще не будет надобности? Когда человек перестанет чувствовать необходимость и желание трудиться?
- Такое время наступит только тогда, когда исчезнет мир. А пока будет существовать человек, будет существовать и работа. Конечно, в других формах. Сейчас труд является делом чести, если это не развлечение и не игра. Но неутолимая любознательность заставит человеческий разум подниматься все выше и выше. Он будет изобретать все новые и новые машины, будет открывать новые связи и закономерности важных и второстепенных явлений, чтобы однажды, когда приблизится конец нашей планеты, человек был подготовлен к переселению на другую планету...
- А в том санатории, папа, лечат только лентяев?
- Ну что ты! Там излечивают гордость и заносчивость, эгоизм, чувство неполноценности и трусость - да разве вспомнишь о всех дефектах человеческого характера, которые время от времени проявляются...
Через два дня после этого разговора Франя с отцом сели в экспресс на линии "Север-Юг". У них была отдельная кабина, которая могла удовлетворить самые высокие требования. Они летели на остров Диксон, где находилось отделение Полярного института Большой .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43