Как поэт, он был важным звеном в трудовой цепи, но после своего крушения он должен был немедленно переключиться на другую работу. Если бы она могла преподнести ему все это на тарелке, вместе с ножом и вилкой! Крикнуть ему в лицо: ты лентяй, ты не заслуживаешь снисхождения!
Но сказать этого нельзя, она смертельно обидела бы его! Слово "лентяй" является самым оскорбительным ругательством, даже подозрение в лености - и то надо высказывать с большой осторожностью! Каждый раз при встрече с Франей Маргаритка прежде всего спрашивает его о работе. И, хотя этот вопрос является простой формой вежливости, Маргаритка задает его всегда таким настойчивым тоном и при этом так многозначительно смотрит на Франю, что он волей-неволей должен понять смысл ее слов. В замешательстве Франя ворчливо отвечает на ее вопрос. Но что он может сказать? Всякий раз он затягивает одну и ту же песенку: пока он "без", нет ничего подходящего, но кое-что уже наклевывается, уже очень скоро, может, через неделю, а, может, даже еще раньше, завтра... Маргаритка была готова усадить его за машинку в канцелярии буфета, но стоило ей только упомянуть об этом, как у Франи появилось множество других планов и возможностей устройства. Как будто работа - это вино, которое разлито по бутылкам и нужно только откупорить одну из них...
Маргаритке было тягостно напоминать Фране о работе, ее удерживало не только чувство такта, но и уважение к груду вообще. Поэтому, не обращая внимания на вопрос Франи, она стала говорить о том, что ей было дороже всего на свете. Может быть, он сам .догадается...
- Вчера у меня была сверхурочная работа. Я придумывала совершенно новую начинку для тетерева. Мы готовимся к соревнованию в приготовлении самого вкусного кушанья из дичи. Осенью будет проводиться гастрономическая олимпиада.
Блюда, признанные лучшими на зональных соревнованиях, будут пробовать тысячи людей. Победителькулинар получит звание инженера гастрономии. А почему бы и нет? Ведь это же химики, изобретатели, творцы человеческого наслаждения. Повара, несомненно, заслуживают самого глубокого уважения, они занимаются одновременно физическим и умственным трудом, который никогда не удастся механизировать, потому что это - творческий труд, Маргаритка с увлечением рассказывала, как она из крема и орехового теста построила на хрустальном блюде точную копию "Дворца звезд". Потом она стала объяснять, как делается пирожное с кувшинками из желтков и хризантемами из масла. Теперь уныло молчал Франя. Оы был сыт, желудок не требовал пищи. Даже слушать о еде было неинтересно. Франя с тоской смотрел на копошившиеся массы загорелых людей, отдыхающих на пляже последнего влтавского озера, мимо которого они в этот момент проезжали. Это озеро было, пожалуй, самым заманчивым. Оно сулило им приятные минуты отдыха, наслаждение дарами летнего дня - солнцем и тенью, теплым песком и водой. Стоило только нажать на рычаг, включить мотор и свернуть влево, где уже выстроился целый город из автомобилей.
- Не освежиться ли нам? - с надеждой в голосе спросил Франя, облизывая пересохшие губы.
Он повел машину по краю дороги, где можно было ехать медленно.
- Я уже сказала: точно в пять я должна быть дома...
- Зачем?
- Подписывать книжку...
- Новую книжку? Ты даже не похвасталась...
- А ты даже не спросил...
- Ты даже не послала ее мне...
- Придут читатели и читательницы, я должна их угостить. Книжка называется "Приятного аппетита!" - Тебе все удается,- сказал Франя с легкой вавистью.- И эти орихидеи из масла...
- Хризантемы! - поправила его сердито Маргаритйи - Совершенно верно, хризантемы из масла и стихи о хризантемах...
- Я не придаю им большого значения,- призналась она и тут же пояснила:Я говорю о стихах! Они только дразнят наше воображение для того, чтобы слюнные железы выделяли больше слюны. Самое важное - это моя работа в кухне. Без нее все потеряло бы смысл - и отдых, и развлечения, и красивые платья, и новая шляпка, и радостное ожидание завтрашнего дня, и мечты о счастье, о разных удовольствиях жизни. Я не хотела бы получать все это даром. Брать, ничего не давая взамен,это было бы... ну, как говорили? Надо иметь чувство гордости, правда? Тебе не кажется?
В душе у Франи поднималась волна протеста.
У него были свои взгляды на этот счет, и, по мере того как девушка говорила, они еще более укреплялйсь. Он ясно понимал, против кого были направлены ее слова! Он не иозвдагит себя оскорблять!
Скажет ей все начистоту! Она не хочет согласиться с ним и еще провоцирует его! Хорошо же!
Уже без остановок они проехали мимо всех озер и мимо первого озера, озера Уток, которое теперь было последней, однако тщетной надеждой.
И вдруг Франя понял, что они с Маргариткой, очевидно, скоро расстанутся, что, вероятно, это их последняя прогулка. Он сразу же примирился с этой мыслью, решив из упрямства не уступать из-за какой-то Маргаритки... он найдет себе другой цветок, путь его молодости проходит через луга, усеянные цветами...
- А что тебе не нравится, Маргаритка? - начал он, делая вид, что ничего не понимает.- Ты же работаешь, никто не мешает тебе, никто не отнимает у тебя работу. Кто хочет, пускай трудится до седьмого пота! Есть много людей, которые просто не могут жить без работы!..
- Но ты к ним, конечно, не принадлежишь! - накинулась на него Маргаритка. С ее стороны это было жестоко, но она не могла больше сдерживаться. Франя лишь передернул плечами.
- Конечно, не принадлежу,- сказал он язвительно.- Ты правильно подметила. Чтобы тебе было ясно, я просто не чувствую потребности в работе...
- И тебе не стыдно?
- Но почему? - мягко и примирительно сказал он, вместо того чтобы обидеться.- Я прекрасно себя чувствую в теперешнем положении! Мы с тобой, Маргаритка, никогда об этом не договоримся. Ты называешь позором то, что я называю отвагой!
- Весь день ничего не делать - и ты это считаешь отвагой? - воскликнула она с возмущением и отодвинулась от него.- Не обижайся, но это проcто лень!
Франя улыбнулся и принялся излагать Маргаритке свои взгляды.
- Это слово относится к тому времени,- скавал он, - когда труд еще означал рабство...
- Вы говорите на ветер,-перешла на "вы" Маргаритка.
- И теперь труд означает рабство,- продолжал он,- но рабство добровольное. КОНeЧНО Никому нельзя запрещать работать, но нельзя также препятствовать тем, кто хочет освободиться от работы. Многие из нас уже преодолели в себе этот атавизм, это наследие давно минувшей эпохи!
- Хватит! - вскричала Маргаритка. И букет нежных роз, лежавший на сиденье возле нее. широким полукругом вылетел из окна машины и упал на обочину автострады.
Франя сделал вид, что ничего не заметил. Он понял, что песенка его спета. Ему это было ясао еще до того, как он начал говорить. Поэтому теперь он нарочно замедлил ход машины и продолжал:
- Возможно, вы будете нас травить, преследовать, принуждать к работе голодом и неизвестно еще какими мерами, но нас не уничтожить - правильная идея в конце концов восторжествует!
Он подвез девушку к дому, открыл дверцу машины, галантно предложил ей руку и даже как-то виновато улыбнулся. Философия ничегонеделания уже давно занимала его ум, но он никогда не решился бы высказать свои мысли вслух, если бы его не вызвали на это. Теперь он почувствовал, что выдал тайну, которая должна была оставаться скрытой в глубинах его души.
Маргаритка отказалась от его помощи и быстро выскочила из машины, даже не взглянув ня него.
Ей хотелось найти какое-нибудь очень обидное слово, чтобы бросить его при прощании Фра не в лицо.
Но она не могла ничего придумать. Ей казалось, что в человеческом языке просто нет такого слова...
"Я решил, - написал Франя в своем дневнике,что и дальше буду вести независимый, вольный и свободный образ жизни, не продам свою свободу, не откажусь от нее ни на одну минуту, а ее го что на четыре часа в день! Никакие ловуптки. расставленные моралистами, не смогут изменить моего решения. Скорее напротив. Всевозможными уловками и интригами они стараются поставить меня в затруднительное положение. Но еще хуже, чем враги, оказались друзья, благожелатели и родственники. Они просто пьют мою кровь! Они мечтают вернуть меня на правильный путь, то есть в лагерь усердных и примерных людишек, сделать из меня героя труда! Все эти непрошеные благодетели, самозванные спасители и подаватели соломинки утопающему во сто раз противнее явных мстителей. Черт знает откуда объявляются всякие тети, двоюродные братья и прочие родственнички. Они уговаривают, читают нравоучения, предлагают службишку или местечко, приятненькое, тепленькое, куда можно устроиться моментально. Я их растроганно благодарю за заботу и уверяю, что я все уже сделал для своего спасения, ха-ха! А я все равно не буду! Мне не хочется работать - и не буду! На четыре часа в день превращаться в раба - бр-рр, даже мороз по коже подирает. Просыпаясь утром, я нежно успокаиваю себя: "Лежите спокойно, мои ноженьки, вставайте, когда вам заблагорассудится, никто вам не будет приказывать! Я не дам вас в обиду!" И ноженьки нежатся, большой палец кивает мне в знак признательности, каждая капелька крови согласна оо мной, каждый нерв, каждая жилка в теле воздают мне хвалу. А когда мне надоест лежать, я встаю, принимаю теплую ванну, а если у меня нет настроения, обхожусь и без ванны. А потом иду, куда хочу, и делаю, что хочу...
Я не один. Нас много. Я узнал о существовании "Клуба независимых" и стал его членом. Когда же я высказал им свою точку зрения я объяснил, почему я отказываюсь работать (те мысли, которые пришли мне в голову, когда я защищался от нападок той девицы), меня избрали председателем.
В клубе встречаются интересные люди. В следующий раз я опишу индивидуальные особенности каждого из них. Только став председателем клуба, я увидел, сколько недоброжелательства во взаимоотношениях людей. Существует еще неуважение человека к человеку, не исчезло пренебрежение друг к другу. Иногда требуется большая находчивость и изворотливость, чтобы выпутаться из лабиринта ловушек! Членов клуба больше всего удручают насмешки. Малодушные часто не выдерживают и покидают клуб. Снова надевают на себя ярмо труда..."
У Франи не нашлось времени описать всех членов клуба в отдельности. Первая запись оказалась и последней. Плавное течение его жизни нарушило совершенно неожиданное событие...
Франя, как обычно, валялся в постели, сон уже прошел, но вставать не хотелось. Сладкая истома разлилась по всему его телу, скоплялась в углублениях под коленями; Франя с наслаждением избавлялся от нее, напрягая мускулы. Была та неопределенная пора дня, когда позднее утро незаметно исчезает, но еще нельзя сказать, что приближается полдень - пора, когда родившийся день достигает юношеского возраста и таит в себе массу энергии и жажду деятельности. Такая неопределенность времени моментально исчезла бы, если бы Франя посмотрел на часы! Но к чему смотреть на них, раз они показывают ему ве больше чем какие-то случайные цифры?
Вдруг кто-то позвонил. Кто бы это мог быть?
Франя запер неубранную спальню, вошел в ванную и, стоя перед большим зеркалом, стал приводить себя в порядок, только слегка ускорив привычный темп своих движений. Звонок между тем продолжал трещать, строго и настойчиво.
"Звони себе! Ничего, подождешь - свет не перевернется",- думал Франя, довольный тем, что увидит неожиданного посетителя и удовлетворит свое любопытство. Уже сам треск звонка вызывает всегда напряжение, мы вечно ждем кого-то, хотя этот кто-то никогда не приходит. Своей неторопливостью Франя еще больше разжигал собственное любопытство, намеренно продлевая минуты ожидания.
На этот раз он был действительно поражен.
На пороге стоял отец! Удивление Франи было настолько велико, что, не успев смутиться и извиниться, он бросился к нему на грудь. Сколько лет они не виделись! Не стыдясь, Франя дал волю своим сыновним чувствам и был вполне счастлив в объятиях отца. Он вспомнил и о матери, из глаз его брызнули слезы. Отец понял их причину. Он крепче прижал к себе сына и отвернулся, а Франя почувствовал на шее приятное, щекочущее прикосновение пушистой бороды. Эта густая черная борода с детских лет казалась Фране неотъемлемой и самой важной частью не только лица, но вообще всей отцовской внешности. Она олицетворяла героизм далеких путешествий, скрывала в себе тайну, которой был окутан для Франи почти незнакомый ему отец. О, имей я такую бороду, мечтал когда-то Франя, я бы горы своротил!
У Калоуса-старшего была крепкая, костистая фигура. Одет он был в куртку военно-спортивного покроя, на груди рядом, со значком Полярного института красовалась орденская колодка, свидетельствовавшая о том, что полярный исследователь был награжден звездами и орденами.
Когда буря восторгов и радости от встречи понемногу улеглась, Франя обратил внимание на задумчивое и печальное выражение на лице отца. Его карие, необычно глубоко сидящие под чистым лбом глаза пытливо смотрели на сына, словно перед ними стояла какая-то неразрешенная научная проблема.
- Что ты делаешь? - поставил отец вопрос ребром.
Франя хотел было опустить испытанную в подобных случаях дымовую завесу - начать рассказывать, как он ищет работу и не находит ее, но вовремя, спохватился. Ясные, правдивые глаза отца, казалось, тотчас отличали правду от неправды.
- Пока ничего! - признался Франя.
- И давно ты делаешь это "ничего"?
Почувствовав в словах отца иронию, Франя приготовился к защите.
- После моей поэтической аварии,-сказал он,я увидел, что так тоже можно жить...
- В самом деле, - спокойно улыбнулся Калоус-старший, - и так можно жить. А как ты до этого додумался?
Франя насторожился. Что это? Не собирается ли отец читать ему мораль и нравоучения о величии я почетности труда? Франя давно все это знает наизусть. Он уже взрослый мужчина и при всей своей любви к отцу придерживается в этом вопросе собственной точки зрения. Он ему докажет, что может самостоятельно думать и не Желает повторять как попугай чужие слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43