! Почему не у меня?!»
Турнир начался несколькими бугурдами — рукопашными поединками силачей. Тем самым король хотел отдать дань традиции. Затем начались тьосты — копейные поединки всадников. После некоторого спора, решено было драться тупыми концами копий на вышибание противника из седла. Лучше всех оказались в этот день рыцари Рауль д'Арманьяк из Гаскони, Джон Сендвич из Кента, Годфруа Плантажене и Ричард Глостер. Особенно хорош был последний — блистая осанкой, он не уступал в мощи самым сильным, легко, как пушинку, подбрасывал в руке тяжеленное копье, а выбив из седла очередного противника, лихо отбрасывал назад забрало и объезжал ряды зрителей, сверкая белоснежными зубами, играя обворожительной улыбкой. Наконец, одержав победу над всеми, он изготовился сразиться с самим графом Анжуйским. По тому, как легко он направился к барьеру и как тяжко набычился Плантажене, многим стало понятно, кто будет победителем всего турнира, и мало кто оставлял шансы Годфруа д'Анжу. В это мгновение Жан почему-то перестал завидовать доспехам юного Анри и принялся болеть за его отца, желая поражения в финальном поединке молодому англичанину. «Сломись, ослабни, упади, сломайся! — всем своим существом пожелал он Глостеру. — Это я, новый сеньор Жизора, приказываю тебе!» Ричард вдруг замешкался, вздрогнул, будто кто-то толкнул его сильно в грудь, и, приподняв забрало, внимательно посмотрел в ту сторону, где сидел Жан. У девятилетнего сеньора Жизора мурашки пробежали по спине. Англичанин выровнялся в седле, опустил забрало и, заслышав трубу герольда, пришпорил коня. Они мчались навстречу друг другу с самым решительным видом, пышный букет дрока развевался над шлемом графа Анжуйского, плюмаж из перьев фазана трепетал над головой Глостера. И тут произошло невероятное. За какое-то мгновенье до того, как ошибиться со своим соперником, граф Ричард дернулся, неловко бросил копье вперед, а сам опрокинулся навзничь, ноги его взметнулись, выскочили из стремян, и еще через миг англичанин очутился на земле. Зрители взревели, выкрикивая восторги в адрес Годфруа д'Анжу.
Удача не оставляла Глостера, и в самом поражении он сохранял вид победителя. Свалившись с коня, тотчас же вскочил на ноги, открыл забрало и, смеясь, направился к торжествующему сопернику.
— Видит Бог, мое копье не успело коснуться его, — бормотал Плантажене, принимая поздравления. — Подтвердите это, граф.
— Вам это показалось, — сияя улыбкой отвечал Глостер. — Поздравляю вас мсье, вы провели такой точный удар, что даже не почувствовали, как вышибли меня из седла.
— Да нет же… — заупрямился было Годфруа, но вдруг понял, что англичанину выгоднее казаться выбитым из седла, нежели неудержавшимся на коне. — А впрочем, должно быть, вы правы, удар и впрямь был великолепный. Приезжайте ко мне в гости в Анжер или Ле-Ман, и я обучу вас этому приему.
— Благодарю вас, сэр, — на сей раз по-английски сказал Глостер и учтиво поклонился.
В следующий миг к нему подбежала не кто-нибудь, а сама королева Франции. Лицо ее было встревожено, а взор обращен на тоненькую струйку крови, стекавшую со лба Ричарда.
— Вот платок, — сказала она. — Позвольте, рыцарь, я вытру вам кровь.
Тут Глостер опустился пред нею на колени и благоговейно подставил свой лоб. Рана оказалась самой пустяковой, но Элеонора старательно обтерла ее и спрятала платок в сумочку, висящую у нее на поясе. Только после этого она обратилась с поздравлениями к победителю турнира.
— Ваше величество, — отвечал Плантажене, — как я рад, что у Франции столь прекрасная государыня. А ведь я помню вас еще совсем маленькой и очень резвой девочкой, когда в день рождения моего сына Анри вы со своим дядей приезжали в Ле-Ман. Как быстро летит время. Теперь моему сыну уже девять лет, и он по уши влюблен в вас, ваше величество. Он дал клятву никогда не жениться, стать странствующим рыцарем и, все свои подвиги посвящать вам. Позвольте мне разрешить ему прикоснуться губами к вашей ручке.
— Я знаю, о ком вы говорите, сударь, — заулыбалась Элеонора. — Это тот дивный мальчик, который уже несколько лет носит латы. Заботливый отец, вы каждый год заказываете для него новые?
— Разумеется, разумеется, ведь с каждым годом он растет. А вот и он, Анри, подойди к ее величеству королеве и поцелуй ей ручку, она позволяет тебе сделать это в честь моего выигрыша в турнире.
— Говорят, вы влюблены в меня, — проворковала королева, подавая мальчику руку для поцелуя, — Как это мило. А сочиняете ли вы в мою честь стихи?
— Что же ты молчишь, Анри? Налился краской как кровяная колбаса, и ни гу-гу в ответ! — вместо сына отвечал Плантажене. — Да, ваше величество, сочиняет, но стишата получаются дрянь… О, простите, за грубое слово. Я хотел сказать, что по сравнению со стихами вашего покойного батюшки они то же самое, что вот тот лишайный бродяга, забравшийся на ветку, вяза, по сравнению с рыцарями, сразившимися сегодня в честных поединках. Гораздо больше Анри преуспел в другом — он вылепливает из глины фигурки, как две капли воды похожие на вас, а по самому краю платья тоненько-претоненько выводит буковками: «Краса красот Элеонора Аквитанская королева Франции». Жакоб, мой лучший литейщик, снял с одной из таких фигурок копию и отлил ее в золоте. Эй, Жакоб, где ты? Неси-ка! Вот, извольте полюбоваться, из чистого луарского золота, лучше которого не сыщете во всей Европе. Не случайно наш турский ливр скоро будет, в два раза дороже парижского.
Жан де Жизор, сгорая от зависти, шел следом за королевой Франции, графом Анжуйским и его сыном и думал: «Почему, почему он, а не я, влюбился в эту прекрасную королеву и лепит ее фигурки? Почему ему, а не мне, она позволяет идти с нею рядом и держит его под руку? Ведь я буду владеть всей Францией, вот увидите, и все луарское золото будет в моих руках. Я владелец Жизора, а значит, и обладатель великой тайны Жизора, а она даже не посмотрит на меня! Хорошо бы эту королеву король нашлепал по щекам! А тебе, глупый Анри, я желаю как следует споткнуться». Не успел он даже осмыслить свое последнее желание, как оно тотчас же и сбылось — Анри, уставший от ношения доспеха и почувствовавший утерю сил от общения с предметом своей влюбленности, вдруг споткнулся и грохнулся оземь самым позорным образом. Его бросились поднимать под заливистый смех Элеоноры. Насмеявшись, она стала помогать ему отряхнуться:
— Ничего, ничего, даже такой мужественный рыцарь, как граф Ричард Глостер, и то вынужден был сегодня изваляться в пыли.
Жан все таки дождался внимания к своей скромной персоне, когда гости Жизорского замка расселись в столовой зале, и, первым делом, отдали дань уважения памяти почившего месяц тому назад Гуго де Жизора.
Сам король произнес слово пожелания юному сеньору Жизора быть столь же доблестным рыцарем, каков был его отец. Правда, никто как следует не мог припомнить ни одного сражения, где бы участвовал поминаемый родитель Жана, но все сходились в едином мнении, что это был удалой человек и отчаянный рубака. Увы, после этого про Жана опять забыли, тем более, что и сидел он не вполне рядом с королем, ибо по правую руку от себя Людовик усадил лучших рыцарей сегодняшнего турнира — Ричарда Глостера, Джона Сендвича и Рауля д'Арманьяка, а по левую сидели Элеонора, Анри д'Анжу и его отец, победитель сегодняшних состязаний. Глядя на них, Жан размышлял о странных случаях, происшедших сегодня, когда сначала по его желанию свалился с коня Глостер, а потом споткнулся Анри. Неужели и впрямь они исполнили его волю? Это стоило проверить, и Жан загадывал и загадывал различные желания, но ни одно из них, почему-то, не исполнялось.
Золотая копия фигурки королевы, сделанной Анри, ходила из рук в руки, и все восхищались мастерством юного скульптора и литейщика Жакоба.
— Вот видите, ваше величество, — озорно шутила Элеонора какие подарки делают мне рыцари, по-настоящему влюбленные в меня. А что подарили мне вы? Французское королевство? Эка невидаль!
Король смеялся, но видно было, что шутки жены уже начинают порядком раздражать его.
— Пожалуй что, — продолжала издеваться королева, — я побуду еще лет десять французской королевой, а потом разведусь с вами, ваше величество, и пойду замуж за моего дорогого Анри. К тому времени он завоюет для меня Англию. Правда, Анри?
— Правда, — совсем потеряв голову отвечал сын Плантажене.
— Вот видите, он согласен! — хохотала Элеонора.
— К чему откладывать, — стараясь смеяться, говорил Людовик. — Если он готов хоть сегодня начать завоевание Англии, то я готов хоть сегодня начать бракоразводный процесс.
— Ах не спешите, ваше величество, — возражала озорница. — Дайте моему рыцарю подрасти и окрепнуть как следует.
— Ах, Анри, — с шутливым укором вмешивался в разговор граф Анжуйский, — ведь мы же договаривались, что ты не станешь отбивать у короля жену. Разве ты забыл о своем обещании?
— Забыл, — снова краснея, еле слышно отвечал Анри.
— Я снимаю с него это обещание, — взмахом руки вершила историю Элеонора. — Пусть он завоюет для меня Англию, я стану английской королевой и тотчас же объявлю войну Франции. Уж больно скучно было сегодня: «И вы такие хорошие, и мы такие хорошие, и вы за Христа, и мы за него же…» Нет, война!
«Чтоб ты подавилась! — мысленно внушал ей сидящий чуть поодаль Жан де Жизор. — Это я приказываю тебе! Подавись, захлебнись своей слюной. Господи, помоги мне, пусть она подавится или громко-прегромко выпустит газы, чтобы только не быть такой красивой!» Но на сей раз ничего у него не получалось и все его мысленные приказы оставались невыполненными. Тогда он не выдержал такого бесчувственного невнимания со стороны бога и убежал из залы, где шумел пир. Он отправился в ту дальнюю комнату, где был убит его отец, нырнул за ту самую шпалеру, за которой стоял в день убийства, упал на пол и рыдал безутешно и горько, покуда, обессилев от горя, не уснул.
Проснувшись через несколько часов, он не сразу понял, где находится. Лежал, и слушал странные звуки, доносившиеся из глубины комнаты. Кто-то стонал то мужскими, то женскими голосами, затем он понял, что там почему-то Элеонора, что она, а не кто другой, шепчет кому-то:
— О, сладость моя, мой Ричард, мой Ришар!.. О, божественные прикосновения, о твердыня нерушимая! Еще, мой воин, еще!
Так продолжалось бог весть сколько, покуда голос Ричарда Глостера не произнес:
— Сюда идут! Тише! Вы слышите, Элеонора?
— Точно идут! — пробормотала испуганно королева. — Что же делать?
— Прячьтесь за шпалерой! А я притворюсь, будто пьян.
«Эх!» — так и екнуло в сердце у Жана, когда прямо возле него в узком проеме между стеной и подвешенной к потолку шпалерой очутилась сама королева Франции. Она не сразу заметила его, приводя в порядок свою далматинку, изряднейшим образом помятую. Наконец, заметив, вскрикнула, тотчас зажала рот рукой и схватила Жана за ухо.
— Ты что тут делал, гадкий мальчишка? — прошептала она.
— Я спал! — обиженно пискнул Жан.
— Спал? Ага. Значит, так и договоримся. Ты спал и ничегошеньки не слышал. А если ты только вякнешь кому-нибудь… Тихо!
В залу вошли, стали будить притворившегося пьяным Глостера. Якобы только что пробудившись, он промычал, что не видел никакую Элеонору.
— Мы спрашиваем вас о королеве Франции, граф! — прозвучал голос Годфруа Плантажене.
— Разве она не танцует с королем? Странно, когда я почувствовал, что мне надо немного прилечь, она танцевала с Людовиком, — отвечал Глостер. — Неужели с тех пор прошло много времени. Мне казалось, я только что заснул. А?
Рука Элеоноры сильно выкрутила ухо Жана, и он боялся пикнуть, опасаясь, что в таком случае королева оторвет ему ухо с корнем. Как только из комнаты все ушли, Элеонора чуть ослабила хватку.
— Придумай-ка теперь, как нам отсюда выбраться куда-нибудь, чтобы потом соврать, будто ты водил меня показывать достопримечательности Жизора.
— Отсюда есть потайной ход, ведущий к восточным воротам замка. Мы можем сказать, что ходили смотреть на то, как луна освещает вяз, — изнемогая от боли в ухе, проскрипел Жан.
— Да ты не по годам умен, — улыбнулась Элеонора. — Веди.
Когда они вернулись в пиршественную залу, там был переполох. Кто-то доказывал, что видел в одном из коридоров человека, укутанного в плащ тамплиера, а значит, королеву украли Люди Тортюнуара.
— Вот она! — воскликнул король, первым увидев вошедших Элеонору и Жана. — Где вы были, сударыня, разрешите вас спросить?
— О, ваше величество, это волшебно! — как ни в чем не бывало отвечала изменница. — Я много слышала о друидах, поклонявшихся жизорскому вязу чуть ли не до конца прошлого столетия. Теперь я воочию убедилась в том, что это дерево обладает какой-то магической силой. Юный сеньор Жизора лично сопровождал меня, ибо он знает, в какой именно час луна связуется своей любовной силой с этим исполинским вязом…
Она не успела договорить, поскольку Людовик быстрыми шагами приблизился к ней и влепил звонкую пощечину.
— Я не буду допытываться у вас, где вы были на самом деле, — прорычал он. — Даже если то, что, вы говорите, правда. Королева не имеет права покидать короля во время пира в чьем бы то ни было сопровождении.
— Но, ваше величество, государь мой… — загораясь гневом и потирая щеку, начала было Элеонора.
— Молчать! — оборвал ее Людовик. Затем, обведя взором всех присутствующих, он объявил: — Господа мои, благодарю за участие в сегодняшнем турнире. Все были великолепны. Полагаю, что теперь следует разойтись и прекратить пир, чтобы завтра с утра покинуть гостеприимный Жизор. А также объявляю, что с сегодняшнего дня все турниры отменяются. Напоминаю: уж более десяти лет назад собор в Реймсе запретил проведение подобных рыцарских состязаний как несовместимых с христианской этикой и моралью.
Одиннадцать лет! Задумайтесь! Пора уж прислушаться к мнению Церкви. На сем желаю всем спокойного отдыха.
Он зашагал прочь, уводя за собой королеву.
— Зачем же так распоряжаться? Жизор, кажется, пока еще на английской территории, — услышал Жан фразу, произнесенную Ричардом Глостером нарочно по-французски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52