— Лубовский. Это все объясняет. Не было человека в мире более осторожного, чем мой муж. Это ему не помогло. Не было человека более трусливого, угодливого, покладистого, нежели человек, который сменил его на посту директора. Ни одно из этих качеств ему не помогло. Не было человека более профессионального, защищенного и предусмотрительного, чем ваш предшественник, этот несчастный, исчезнувший без следа следователь.— Следы всегда остаются, — проворчал Пафнутьев.— Я не об этом. Какими качествами, Павел Николаевич, обладаете вы, чтобы уцелеть в этой схватке? Что в вас такого уж неуязвимого?— Ирина Александровна... Поясните, пожалуйста, свой вопрос. Я чувствую в нем второе дно.— Хорошо. У меня есть некоторые документы. Они относятся к тому времени, когда мой муж и Лубовский еще сотрудничали. Это было года три назад. Знающий человек может многое почерпнуть из них.— Лубовский о них знает?— Допускаю, что догадывается.— Они для него неприятны?— Убийственны.— Где они?— В Челябинске. Там им спокойнее.— Посмотреть бы, — мечтательно произнес Пафнутьев.— Это нетрудно. В Москве есть копии. Но за ними надо съездить. Хотя и недалеко.— К завтрашнему дню управитесь?— Вполне.— Тогда до встречи? — Пафнутьев сделал попытку подняться, но Морозова его остановила:— Подождите, Павел Николаевич, я ведь вам не сказала, не показала главного.— А что главное?— То, ради чего я вас и позвала. — Морозова поднялась и направилась к двери. — Пойдемте, Павел Николаевич.Выйдя в коридор, Морозова открыла первую дверь и отошла в сторону, давая возможность Пафнутьеву заглянуть внутрь помещения. То, что он увидел, заставило его отшатнуться — в комнате царил полный разгром. Перевернутые стулья, шкафы с вытряхнутыми бумагами, компьютеры с разбитыми экранами, стены, забрызганные черной краской...— Как понимать? — оглянулся Пафнутьев.— Это была наша типография. В таком виде я застала ее, когда пришла сюда сегодня утром. Идемте дальше. Эта комната раньше называлась нашим складом... Прошу! — Она распахнула следующую дверь и включила свет.Картина, которую увидел Пафнутьев, была почти такая же, как и в первой комнате. Все было перевернуто вверх дном, обильно полито черной типографской краской, все, что можно разбить, было разбито.— Неужели все можно восстановить? — пробормотал Пафнутьев в полной растерянности.— Вряд ли есть такая надобность. Могу добавить, что, когда я пришла утром, мой кабинет был точно в таком же состоянии. Наверно, не надо было приводить его в порядок перед вашим приездом, но я потом уже сообразила, что неплохо бы вас пригласить... Какой-никакой, но все же свидетель, — усмехнулась Морозова, прикуривая сигарету.— Нет, почему, как свидетель я ничего, могу даже и сгодиться, — рассудительно произнес Пафнутьев. — Но повторю все-таки свой вопрос — как понимать?— Они искали бумаги.— Какие?— О которых я говорила только что.— Нашли?— Нет, их здесь не было. Надо быть круглой дурой, чтобы держать здесь что-то важное.— Согласен, — кивнул Пафнутьев.— Не буду показывать остальные наши помещения — это уже скучно. Убедившись, что бумаг нет, они попросту устроили погром. Сказав, что Лубовский догадывается о документах в моих руках, я поскромничала. Он знает о них наверняка. Мои ребята своим наивным взрывом просто ускорили события. Рано или поздно все это должно было случиться.— Возможно.— Думаете, я напрасно печатала свой телефон на визитных карточках клиентов?— Думаю, да. Напрасно. Но, по большому счету, это не имело значения, найти вас для Лубовского не составляло труда. Своим рекламным ходом вы просто ускорили события. В том числе события сегодняшнего дня. Я имею в виду слежку за моей машиной.— Вы в опасности?— До тех пор, пока у меня не будет серьезных документов, свидетельств, улик... я в безопасности.— Завтра вы их получите.— Вот тогда — да, тогда можно будет подумать о собственном спасении, — зловещим шепотом проговорил Пафнутьев.— Будем спасаться вместе, — шало ответила Морозова.— О! Нас уже двое! — с подъемом воскликнул Пафнутьев. — Это прекрасно! Появляется надежда.— Выживем, — уверенно сказала Морозова. — Здесь становится небезопасно. — Она обвела взглядом разгромленное свое заведение. — Я позвоню утром, и мы договоримся, где удобнее встретиться.— Заметано, — заговорщицки сказал Пафнутьев и опасливо оглянулся по сторонам.— Да ладно вам! — рассмеялась Морозова. — Жизнь продолжается!Не надо бы ей так, не надо бы...Слишком все зыбко в этом мире, слишком непредсказуемо, и настороженная опасливость часто оказывается куда уместнее, нежели безрассудная уверенность, даже если для нее есть основания.Пафнутьев вел себя куда лучше, он знал этот нигде не записанный закон — стой у стены, а не посредине комнаты, входя, закрой за собой дверь поплотнее, закрой, а не оставляй ее болтаться на сквозняке, говори тише, а не громче, это всегда лучше, не перебивай никого, потому что, перебивая, ты лишаешь себя важных сведений, человек, которого не перебивают, всегда откровеннее, из уважения к твоему терпению он скажет то, чего никогда не сказал бы в разговоре шумном и крикливом...И так далее, и так далее, ребята...Вслед сказанному Пафнутьев на следующее же утро получил суровое, можно даже сказать, кровавое подтверждение. Не дождавшись обещанного звонка Морозовой, он, не вытерпев, упал на сиденье рядом с Андреем и бросил ему одно лишь слово:— Зубовский...Что-то его томило, что-то заставляло напрягаться и молчать — не мог он легко и беззаботно разговаривать с Андреем, несмотря на потрясающее утро — солнечное, ясное, наполненное сверкающими машинами и разноцветными прохожими.Едва Андрей сумел втиснуться в длинный ряд машин и остановиться, Пафнутьев почти выпрыгнул из машины и бегом направился к знакомым уже ступенькам. Он все еще надеялся на лучшее, он все еще оставлял надежду, оправдывая свою нервозность собственной глупостью, подозрительностью, дурным проявлением опыта...Нет, и на этот раз опыт его не подвел.Едва коснувшись двери, едва чуть толкнув ее, он убедился, что она открыта. Дверь не могла быть открытой. Где-то в Москве, в месте безопасном и никому не известном, Морозова должна была ждать его с документами. А если дверь открыта, значит, она не ждет его с документами, значит, она не ждет с документами, не ждет... Сама ведь, сама сказала — здесь уже небезопасно. Значит, знала, значит, чувствовала и предвидела.Пафнутьев осторожно вошел в приемную, огляделся. Здесь все было точно так же, как вчера. И типография имела тот же разгромленный вид, и склад залит черной типографской краской...Кабинет, сам не зная почему, он оставил напоследок, почему-то оставил... А когда заглянул внутрь, то почти не удивился — откинувшись в кресле на спинку и свесив руки вдоль подлокотников, в кресле сидела Морозова. И как раз посредине лба темнело кровавое пятнышко — след вошедшей пули. Всмотревшись в ее лицо, в рану, в свисающие руки, Пафнутьев понял — стреляли еще вчера. Ирина Александровна Морозова даже не успела покинуть свой салон полиграфических услуг.Еще вчера.Какая оперативность! — не мог не восхититься Пафнутьев. И вспомнил слова киллера Васи — только на опережение.В этот момент на столе перед мертвой Морозовой неожиданно резко, неожиданно громко зазвонил телефон. Поколебавшись, покачавшись в раздумье из стороны в сторону, Пафнутьев решился все-таки взять трубку, тем более что телефон продолжал звонить без умолку, кто-то будто знал наверняка, что тут есть с кем поговорить.— Слушаю вас, — сказал Пафнутьев.— Павел Николаевич? — спросил улыбчивый голос. Пафнутьев понял, что разговаривал с этим человеком совсем недавно, но в первые секунды не смог узнать, не смог догадаться, кто его нашел в этом необычном месте. — Здравствуйте, Павел Николаевич! Как поживаете?— Простите... Кто говорит?— Лубовский. Вы удивлены?— Ничуть. — Пафнутьев в доли секунды оценил ситуацию, и, как ни странно, она ему понравилась. — Я ждал вашего звонка, Юрий Яковлевич. Как вы себя чувствуете?— Спасибо, плохо. Но собираюсь выписываться. Говорят, вы хотите вернуть мне бумаги после выписки?— Это вам, видимо, Шумаков сказал?В трубке наступило молчание. Лубовский понял — этот раунд он проиграл. Не надо бы ему вот так сразу выкладывать свои знания о намерениях Пафнутьева или же о его словах — истинных или лукавых, не надо бы ему сдавать своего человека.— Алло! Юрий Яковлевич, вы меня слышите?— Да-да, хорошо слышу.— А я сижу вот здесь в женском, можно сказать, обществе и думаю, почему же вы не звоните... А вы тут же и позвонили. С вашей стороны это так... Приятно. Даже лестно.— А вы шутник, Павел Николаевич!— Нет, я не шутник. Я унылый.— Боюсь унылых. И всегда боялся.— И правильно делали. — Пафнутьев положил трубку.А вечером Пафнутьев смотрел по телевизору последние известия. Больше всего ему понравился репортаж, в котором рассказывалось, как президент в потрясающем Кремлевском дворце принимал высшую экономическую элиту. Он обошел по кругу громадный белый стол с золотой отделкой, вокруг которого сидели нарядные миллиардеры, каждому улыбнулся тепло, каждому пожал руку, сказал что-то напутственное.Обстановка была чрезвычайно милой, чувствовалось, что собрались люди, озабоченные судьбой страны и готовые бросить все свои силы, чтобы ввести ее в ряд процветающих стран с достойным уровнем жизни, стран, где соблюдаются права человека и царит высокая технология.Но больше всего Пафнутьева поразил эпизод, в котором президент пожимал руку...Да, ребята, да — Лубовскому.Тот был слегка осунувшийся, видимо, после перенесенных волнений, но, как всегда, наряден и улыбчив. Как раз ему-то президент и уделил больше всего внимания, даже слегка подзадержал в своей руке его, Лубовского, руку, что-то сказал — видимо, поинтересовался здоровьем, видимо, пожелал скорейшего выздоровления на благо страны и успехов в его многотрудной деятельности.Наверно, Лубовскому нелегко было вот так сразу встать с больничной койки, чтобы оказаться в столь высоком обществе, но он понимал, что эти страдания окупятся, что сам факт его участия в подобной встрече стоит многого.Оператор несколько задержал камеру на лице Лубовского, давая возможность миллионам граждан посмотреть в глаза человеку, на которого всего несколько дней назад было совершено покушение и который выжил только благодаря счастливой случайности.Воспользовавшись этим, Лубовский весело подмигнул в камеру.И Пафнутьев понял — ему подмигивает, его подзадоривает.— Ну-ну, — проворчал он и выключил телевизор. * * * На следующее утро, едва Пафнутьев оказался в своем кабинете, раздался телефонный звонок. Звонил Олег Иванович из Генеральной прокуратуры. Как всегда, он говорил спокойно, немногословно, доброжелательно. Правда, доброжелательность его была как бы чуть свысока, как бы чуть снисходительна.— Здравствуйте, Павел Николаевич!— Здравствуйте, Олег Иванович!— У вас с утра хороший голос... Бодрый, энергичный, чувствуется, что вы полны сил.— Ох-хо-хо! — вздохнул в ответ Пафнутьев.— Вы как-то намекали, что у вас есть новости?— Эти новости только для намеков. Для серьезного разговора их недостаточно.— Все равно я готов вас выслушать.— Прямо сейчас? — обрадовался Пафнутьев.— Почему бы и нет?— Ну, если вопрос стоит так...— Приезжайте. Я вас жду.И Олег Иванович положил трубку.Преодолев московские пробки, Андрей только через час смог доставить Пафнутьева в здание Генеральной прокуратуры. Олег Иванович сидел в своем небольшом кабинете — худощавый, неподвижный, с желтоватым лицом и в очках без оправы. Ничего не отразилось на его лице, когда он увидел перед собой Пафнутьева.— Садитесь, Павел Николаевич. — Он сделал слабый жест ладонью в сторону приставного столика. — Долгонько добирались.— Пробки.— Ах да... Я все время забываю о них. Как работается, Павел Николаевич?— По-разному.— Есть успехи?— Смотря что считать успехами...— Говорят, вас ограбили? Как это могло произойти в служебной квартире?— Произошло, — Пафнутьев развел руками.— Я вас предупреждал об осторожности.— Помню.— Что-то взяли?— Нет, только нагадили.— А что искали?— Думаю, бумаги Лубовского.— Они у вас?— Да.— А где вы их взяли?— На месте взрыва машины. Все возились с трупами, но никто не обратил внимания на обгорелый портфель.— Там есть что-то важное?— Судя по тому, какой неустанный интерес проявляет к этим бумагам Лубовский... Должно быть. Но мне кажется, заговорят они чуть позже. Их бы в хорошие руки, хорошим специалистам...— Не торопитесь. Они в надежном месте?— Да.— Если с вами что-то случится, они не пропадут?— Нет.— Это хорошо. Что еще?— Убиты трое... Люди, которые могли кое-что рассказать о прошлом Лубовского.— Давно?— В течение недели.— Это знакомо. — Олег Иванович сделал легкое движение ладонью. И ладонь у него была суховатая, с желтой кожей. — Кто эти люди?— Из челябинского периода жизни Лубовского.— Да, там он наследил. Но еще остались люди, с которыми можно поговорить на эту тему?— Да.— Это хорошо, — повторил Олег Иванович. — Вы больше не живете в служебной квартире?— Нет.— Почему?— На всякий случай. Я не чувствую себя... защищенным в служебной квартире.— Не переоценивайте свои конспиративные возможности. В данном случае их нельзя переоценивать.— Я знаю.— Будьте осторожны.— Постараюсь. В тех десяти томах, которые я нашел в сейфе... Не хватает многих страниц. Там не хватает важных страниц, Олег Иванович.— Я ждал этого. У Лубовского везде свои люди.— Даже здесь?— Даже здесь. Есть вопросы?— Вчерашние последние известия...— Выбросьте это из головы.— Но президент был с ним очень мил.— Президент со многими мил. Это ни о чем не говорит.— И я могу...— Да. Вы слышите, Павел Николаевич... Я без раздумий и оговорок отвечаю — да. Прошлый раз мы говорили о том, что со временем может понадобиться группа захвата... Она вам еще не понадобилась? — улыбнулся наконец Олег Иванович.— Чуть попозже.— Ваши планы?— Я должен отвечать?— Хотелось бы...— Хочу съездить в Челябинск.— Хорошее решение. Ваш предшественник начинал с того же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36