— Но в таком случае как быть с покушением на вашу жизнь? Ведь вы не станете отрицать, что оно было! И люди, совершившие это особо опасное деяние...— Забудьте о них, прошу вас! Они в прошлом.— Вы хотите сказать, что их больше нет? — дурацким голосом спросил Пафнутьев и, похоже, этим окончательно вывел Лубовского из себя.— Да! — заорал он в трубку, уже не сдерживаясь. — Да, черт вас подери! Их нет!— Куда же они подевались? Скрылись? Но кто может дать гарантию, что завтра они снова не...— Я вам даю такую гарантию! Я! Это вас устраивает?— Извините, Юрий Яковлевич, но я не могу принять вашу гарантию.— Почему?!— Потому что вы заинтересованное лицо.— В чем я заинтересованное лицо?!— Вы являетесь жертвой преступления. На вас совершено покушение, и я вовсе не исключаю, что преступники вышли на вас и сумели путем угроз и шантажа запугать, лишить твердости духа... Такое бывает очень часто, могу вас заверить! Как нам быть? Откликнуться на вашу просьбу и простить их? А закон? Я подозреваю, что ваши слова продиктованы вовсе не желанием справедливо покарать преступников, возможно, вы хотите их выгородить? — с легкой лукавинкой в голосе спросил Пафнутьев.— Они в этом уже не нуждаются, — проговорил Лубовский и откинулся на подушку, не в силах больше продолжать этот идиотский разговор.— Как с ним? — спросил охранник.— Пусть погуляет немного... По-моему, полный кретин. Я таких еще не встречал.— Но ведь вы такого и хотели, Юрий Яковлевич.— Ну, не настолько же! — простонал Лубовский, и на этот раз улыбка тронула наконец его губы. — По-моему, перестарались мои ребята из прокуратуры.— Иногда усердие превозмогает разум, — рассудительно заметил охранник.— Где ты такое вычитал?— В календаре, — невозмутимо ответил человек с коротким черным автоматом на животе.А Пафнутьев, положив трубку, усмехнулся, как человек, который одержал пусть маленькую, но неожиданную и важную победу. И только тогда увидел, что в кабинете стоит еще один человек — его новый знакомый Шумаков, который терпеливо дожидался, пока закончится его затянувшийся разговор с Лубовским.— Колотится мужик? — спросил он, указывая на телефон.— Да все о своих бумагах печется.— Договоры, наверно, соглашения о намерениях, купля-продажа... Отдал бы ты ему, в самом деле... На кой они тебе — по делу там наверняка ничего нет.— Конечно, отдам! — Пафнутьев чуть раздраженно махнул рукой. — Но не бежать же мне прямо сейчас в больницу!— Я могу сбегать. — Шумаков подошел к столу и взял из стопки визитных карточек Пафнутьева один квадратик. — Это ты попросил, чтобы они наручники изобразили, или сами догадались?— Не было у них другого символа нашей деятельности, вот и пришлось на наручниках остановиться.— Красивая визитка, — продолжал Шумаков. — Подаришь?— Бери, конечно, — Пафнутьев беззаботно махнул рукой.— Я вижу, они здесь указали не только твой телефон, но и свой собственный... Видимо, в рекламных целях. — Он показал Пафнутьеву микроскопический текст на оборотной стороне визитки.— Да, действительно, — согласился Пафнутьев. — А я и не обратил внимания. Но с другой стороны — почему бы и нет? Люди заказывают визитки тысячами, и на каждой маленькая рекламка... Голь на выдумку хитра, — подвел Пафнутьев итог своим словам.Подойдя к сейфу, он открыл его и некоторое время молча рассматривал содержимое. Пафнутьев сразу понял — кто-то сюда заглядывал. Верхняя папка уголовного дела, продуманно положенная чуть наискосок, была сдвинута. Только он мог это заметить. Сработала его давняя хитрость — укладывать документы особым образом. Человек, не знающий об этом, никогда не догадается, что документы лежат не просто так, а в строгом, выверенном порядке.— Так что, забросить бумаги Лубовскому? — опять напомнил о себе Шумаков. — Мне все равно в ту сторону сейчас ехать.— А на фиг они ему в больнице? — спросил Пафнутьев. — Выпишется, я сам и отвезу.— Ну, как знаешь, — в словах Шумакова прозвучала досада.А Пафнутьев про себя подумал — уж если квартира вскрыта, если там проведен хороший обыск и об этом уже многие знают, даже в центральном здании Генеральной прокуратуры, то почему Шумаков не спросит, не задаст ни единого вопроса, не поинтересуется — что пропало? А потому, ответил себе Пафнутьев, что он все знает, причем знает не понаслышке, не с чужих слов, ему прекрасно известно, что искали, что нашли и чего не нашли.Ушел раздосадованный Шумаков.Пафнутьев вернулся к изучению уголовного дела.Позвонил Халандовский и сказал коротко: «Все в порядке». Это означало, что документы, бумаги, или как там еще назвать содержимое обгорелого портфеля, в немчиновском надежном месте. Пафнутьев, по совету киллера Васи, начал продумывать свою командировку в Челябинск, как снова раздался звонок.— Павел Николаевич? Здравствуйте! Это я, Морозова. Вы меня помните?— Морозова?— Вы у меня заказывали визитки. А потом внимательно осматривали трупы моих сотрудников. Неужели подобное можно забыть?— Подобное не забывается, Ирина Александровна. Я рад, что вы позвонили.— А я рада, что дозвонилась до вас. Приезжайте, Павел Николаевич! Я вас жду.— Вот так сразу? — растерялся Пафнутьев.— Приезжайте, не пожалеете.— Может быть, чуть попозже, Ирина Александровна?— Павел Николаевич... Если думаете, что приглашаю вас на свидание, на чашку чая или рюмку водки... Ошибаетесь. Может быть, когда-нибудь, путь попозже, как вы говорите... Павел Николаевич, я ведь не совсем пустой человек, знаю, чем вы занимаетесь... Я внятно выражаюсь?— Вполне.— И потому говорю открытым текстом — бросайте все, прыгайте в машину и неситесь сломя голову на Зубовский бульвар.— А знаете, Ирина Александровна, я так и сделаю. Что-то мне подсказывает — это будет правильный поступок.— Вам подсказывает не что-то, а кто-то... Это я вам подсказываю.— Несусь! — воскликнул Пафнутьев.— Несутся куры, Павел Николаевич! А вы — мчитесь. — И Морозова первой положила трубку.— Крутая тетенька, — пробормотал Пафнутьев, усаживаясь в машину. — По Садовому кольцу до Зубовского бульвара, — сказал он Андрею. — А там покажу.— Что-нибудь случилось?— Не знаю. Похоже, да. Приедем — разберемся.— Лубовский не возникал?— Поговорили.— За нами «хвост», — сказал Андрей. — Отрываемся?— Помигай им, дескать, видим вас, дескать, знаем о вас, дескать, любим.— В ответ мигают, — сказал Андрей через некоторое время. — Открыто работают. Силу чуют.— Оторваться сможешь?— Попробую.— Оторвись. Чтобы знали, насколько велика их сила, насколько мала.Выждав момент, Андрей вильнул вправо сразу на два ряда, а через сотню метров вообще прижался к правому бордюру и нырнул в переулок. «Жигуленок», который совсем недавно самоуверенно мигал ему, оказался в общем потоке и ничего сделать не смог — пронесся мимо, и только в последний момент Андрей увидел сквозь стекло растерянные лица преследователей.— Слабоваты ребята, — сказал Андрей. — Не тем бы им заниматься.— А чем?— Частным извозом. Для них — в самый раз. И как бы при деле, и в семью доход. Ну кто же едет в крайнем левом при слежке... Ехать надо во втором ряду справа.Морозову Пафнутьев нашел в ее кабинете. Трупы увезли, кровь смыли, пробитые пулями дыры в мебели кое-как заделали, но сидела Морозова так, будто все это еще было нетронутым, казалось, до сих пор лежали, изрешеченные пулями, ее помощники, до сих пор пол был залит кровью и громыхали в коридоре шаги людей, чужих и равнодушных.— Разрешите? — Пафнутьев несмело просунул голову из коридора в кабинет.Морозова, не отвечая, быстро поднялась, подошла к двери, почти втащила Пафнутьева в кабинет и приникла к его груди, положив руки на плечи. Пафнутьев постоял некоторое время в неподвижности, осторожно погладил женщину по спине, не решаясь отстранить, подвел к директорскому креслу и усадил на мягкое сиденье.— Простите, — сказала она, приложив белый платок к глазам. — Столько всего за последнее время, что я немного поплыла. Вам не кажется?— Может быть, самую малость, — предположил Пафнутьев.— Значит, все-таки есть, — горестно заключила Морозова и, убрав платок от лица, посмотрела на Пафнутьева почти веселыми глазами. Заплаканными, мокрыми, но веселыми.— Рад вас видеть в добром здравии. — Это все, что смог произнести Пафнутьев в эти минуты.— Я тоже. И поверьте, Павел Николаевич, наш обмен любезностями — это не пустые слова.— Догадываюсь.— Мы с вами в одной лодке.Пафнутьев озадаченно склонил голову к плечу, пытаясь понять значение этих слов.— Возможно, — проговорил он неуверенно.— Не надо! — Морозова досадливо махнула рукой, как бы отметая ненужную любезность гостя. — Мы можем говорить более откровенно. Хотите?— Хочу.— Готовы?— Я вообще-то всегда готов, еще с пионерских времен.— Не надо! — Морозова опять сделала отбрасывающий жест, но на этот раз она отметала не вежливые пафнутьевские слова, а слова пустые и ненужные. — У меня в Генеральной прокуратуре есть добрые знакомые.— Это хорошо, — оценил Пафнутьев.— Они появились недавно, с год назад. Мы славно сотрудничали. Хотели изобличить Лубовского в убийстве моего мужа.Следователь, который пытался это сделать... Исчез. Вам это известно?— Теперь, когда отдельные картинки в моем сознании соединились в одно изображение, могу сказать — да, мне это известно.— Год назад я частенько бывала в прокуратуре... По вызову следователя. Хотя исчез он сам, но знакомства остались. Эти люди сказали мне о характере вашей работы.— И правильно сделали, — кивнул Пафнутьев.— В каком смысле? — не поняла Морозова.— Если бы они не рассказали вам о моей работе, мы бы сейчас не разговаривали.— Не обижаетесь на меня за то, что я так нагло затащила вас сюда?— Что вы, что вы! Я вам за это чрезвычайно благодарен.— Не шутите?— Есть вещи, которыми не шутят, — веско сказал Пафнутьев.— Ну, что ж... Тогда продолжим.Но продолжить не удалось — в кармане Пафнутьева запищал мобильник. Поскольку его номер знали немногие, он приложил палец к губам, давая понять Морозовой, что просит небольшую паузу в разговоре.— Слушаю, — сказал он.Звонил Андрей.— Павел Николаевич, я стою здесь, у двери, в которую вы вошли. У вас все в порядке?— Вроде как бы...— Дело в том, что «жигуленок», от которого мы оторвались полчаса назад, стоит рядом со мной.— И как это понимать?— Понимать это надо так — они знали, куда мы едем.— Но этого даже ты не знал!— А они знали, Павел Николаевич.— Об этом даже я не знал сорок минут назад!— А они знали, — спокойно повторил Андрей.— Они тебя не обижают?— Нет, улыбаются сквозь стекло. Оказывают знаки внимания.— Какие?— Водитель ручкой машет, приветствует.— Андрей, слушай меня внимательно... Если начнет что-то происходить — звони туг же!— Понял.— Их номер видишь?— Записывайте, — Андрей продиктовал номер машины.Отключив связь, Пафнутьев некоторое время сидел, уставившись в стол. Казалось, он забыл, где находится и по какому поводу, забыл, кто сидит перед ним. Потом, словно очнувшись, придвинул через стол Морозовой листок с номером серого «жигуленка».— Вам знакома эта машина?Морозова всмотрелась в цифры, поиграла в воздухе растопыренными пальцами:— Нет. Впервые вижу.— Серый «жигуленок», — подсказал Пафнутьев.— Да-а-а? Значит, так, Павел Николаевич... Кто-то из моих ребят, из тех, кого расстреляли здесь два дня назад... Что-то говорил мне о сером «жигуленке». Чем-то он привлек их внимание... Слова были примерно такие... "Опять этот серый «жигуленок». Больше ничего не могу сказать.— Тогда продолжим, — сказал Пафнутьев.— Этот «жигуленок» возник и в вашем поле зрения?— Возник.— Это плохо.— Почему?— Когда ребята заметили его... Их расстреляли через день.— Намек понял. Кто эти ребята, которых убили в вашем кабинете?— Мои помощники. Мы давно работаем вместе. Еще с Челябинска. Один из них мой племянник. Второй — его друг. Они работали еще с моим мужем. Примерно два года назад он был убит. Вы знаете кем?— Догадываюсь.— Я уверена, что мои ребята — тоже его рук дело. Конечно же, он никогда в этом не признается.— Уже признался.— Не поняла.— Намекнул, дал понять, проболтался... Что-то в этом роде. Признательных показаний он, разумеется, не давал и никогда не даст. Но безнаказанность порождает благодушие, расслабляет, хочется бравады. На браваде они все и летят.— Кто «они»?— Взорвали Лубовского ваши ребята? — не отвечая, спросил Пафнутьев.— С чего вы взяли? — Голос Морозовой неуловимо изменился, какая-то острая заинтересованность прозвучала в ее вопросе. — Почему вы так подумали?— Вы сами предложили откровенность. Я ее принял. Поделился с вами следственными тайнами — сказал о неосмотрительном признании Лубовского... Вы сами предложили — продолжим. Я согласился.Морозова помолчала, опять поиграла наманикюренными пальцами в воздухе, некоторое время с полуулыбкой испытующе смотрела на Пафнутьева, с полустоном вздохнула.— Ну, что ж... Наверно, это уже не имеет для них слишком большого значения, наверно, я своей болтовней уже не смогу ни помешать им, ни помочь... Им уже ничто не поможет. А как вы догадались?— У них броская примета — у обоих клетчатые пиджаки. Я запомнил их — они были на месте взрыва. И вели себя не слишком хорошо, обращали на себя внимание, так обычно у нас говорят. А потом расстрел... Ясно, что это был ответный удар. Вы всегда печатаете на визитках свой собственный телефон?— Это плохо?— Ни плохо, ни хорошо... Я понимаю ваш рекламный ход, но в данном случае... Ладно, оставим это.— Нет, почему же, говорите.— Мне нечего сказать. Иначе я бы сказал. Просто мелькнуло что-то невнятное не то в воздухе, не то в голове... Надо разобраться. Вы мне позвонили примерно час назад. Я тут же выехал на машине с совершенно надежным человеком. За нами увязался серый «жигуленок», — Пафнутьев кивнул на клочок бумажки с номером, который все еще лежал на столе перед Морозовой. — Мы от него оторвались. Надежно оторвались. Подъехали к вам, сюда. Вскоре рядом с моей машиной остановился серый «жигуленок». Никто не знал, что я собираюсь к вам, поскольку не знал я сам. Вы можете объяснить, как это могло случиться?— Могу. — Морозова передернула плечами.— Слушаю вас внимательно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36