Произнося имя барда, Ха-кан-та испытующе посмотрела на Киерана, но тот только улыбнулся.
– Я отказался от всех своих претензий к вашему драгоценному барду, – сказал он. – Вверяю его умелым рукам Сары.
Услышав про Сару, Ха-кан-та задумалась.
– Интересно… – произнесла она наконец.
– Что?
– Понимаешь, сколько я помню, Талиесин всегда был печальный. Как-то я спросила у моего отца, почему это. Талиесин был с отцом очень дружен, больше даже, чем с моим дедом; отец сказал, что Талиесин всегда грустный, потому что ждет какую-то возлюбленную тень, а ее все нет. «Сам я ее не видел, – сказал отец, – а твои дед с бабкой провели с ней один день и одну ночь». Она появилась у них в Ночь, Когда Духи Охотятся. Он сказал, что ее звали Куничкой, я поэтому считала, что она из нашего племени. Но теперь я уже не знаю.
– Скорей всего, это была Сара, – кивнул Киеран. – Если она попала в то время, когда жил Талиесин, наверное, она показалась ему тенью, духом.
– У меня самой не хватало храбрости спросить о ней Талиесина. К старости он все больше уходил в себя. Когда отец был молодой, они с Талиесином вместе прочесывали леса, и бард был такой же неутомимый, как мой отец. А потом, хоть он, прожив не один десяток лет, долго выглядел молодым, ближе к смерти быстро состарился. «Годы обрушились на него, как зимний снег на лесной пень» – так говорил мой отец. Печально, правда? – спросила Ха-кан-та. – Все эти годы он ждал ее, а она так и не вернулась. Хотела бы я знать почему.
– Может, они еще и встретятся, – сказал Киеран. – Хотя я ни в чем теперь не уверен. Эти путешествия из одного времени в другое меня совсем сбивают с толку. Nom de tout! Просто ум за разум заходит, когда я об этом думаю.
Ха-кан-та кивнула, настроение у нее вдруг переменилось.
– Нам с тобой надо поговорить о Мал-ек-е, – неожиданно заявила она.
– Но ведь ворон сказал, что это… не наша охота?
– И все же квин-он-а направили нас за ним.
– Не знаю, я этого не понял, – возразил Киеран. – По-моему, они совсем не ждут, что мы чего-то с этим Мал-ек-ой добьемся. Наверное, они даже не ждут, что мы его найдем, а уж о том, что мы с ним разделаемся, они и не думают. Просто квин-он-а почему-то хотят от нас отделаться. А вот почему? Вот до этого нам надо доискаться.
Ха-кан-та вздохнула:
– Теперь уже у меня ум за разум заходит. Если они на самом деле хотели от нас избавиться, могли придумать что-нибудь попроще.
– Ну, другие ведь не спешили схватиться с Мал-ек-ой. А мы же сами рвались в бой, помнишь?
Ха-кан-та долго молчала. А когда заговорила, голос ее был едва слышен.
– Я и сейчас рвусь.
– Но как же?..
– Знаю, – прервала она его, так что он не успел договорить. – Я помню, что сказал мой тотем. Но Мал-ек-а причинил мне столько горя, что я не могу забыть об этом. Ведь моего отца, Киеран, убила трагг-а Мал-ек-и. Как я встречусь с отцом в Краю Дремлющего Грома? Я должна отомстить за него.
Киеран крепко сжал ее руку.
– Это ничего не решит, – сказал он, сам понимая, как неубедительно звучат его слова.
– Вместе мы смогли бы победить Ужас-Бродящий-Без-Имени! – сказала Ха-кан-та. – Мы смогли бы даже убить его.
– А вдруг наши тотемы лишат нас сил в наказание за то, что мы их ослушались? Что тогда? – Киеран почувствовал, как между ними нарастает напряжение, и поспешил добавить: – Я же не отказываюсь, Канта. Просто мне кажется, что это будет… неправильно.
– Тогда как ты предлагаешь поступить? – спросила Ха-кан-та, и Киерану показалось, что голос ее стал холодным.
– Вернемся к квин-он-а, поговорим с ними.
– Но тогда недовольны будут они! Они же сказали, что нам делать.
– Если выбирать между тем, кого рассердить – квин-он-а или моего тотема, – я бы предпочел первых.
– Они могут быть и опасными.
– Но ты же сама сказала – раз мы вместе, мы сильны! Помнишь?
– Наверное, ты прав, – кивнула Ха-кан-та. – Я тоже скорей решилась бы рассердить квин-он-а, чем моего тотема. – И глаза ее сразу потеплели. – Прости, что я тебя заподозрила. Я подумала… Но это неважно, что я подумала. Это были дурные мысли. Кажется, мы с тобой так близки, но на самом деле знаем друг друга еще совсем мало.
– Вот и надо этим заняться.
Ха-кан-та улыбнулась:
– Думаю, «заниматься этим» я буду с радостью, только сначала…
– Сначала надо сходить к квин-он-а, – закончил он за нее.
– Я вызову Ак-ис-хюра, может, он перенесет нас к ним.
Ха-кан-та закрыла глаза и, нахмурившись, стала мысленно призывать большого лося. Киеран откинулся назад, глядя на нее и радуясь, что неловкость, возникшая было между ними, так быстро исчезла. Ведь на самом-то деле, захоти только Ха-кан-та, и он пренебрег бы указаниями тотема. Удивительно, как эта индианка его покорила! Подняв руку, он потрогал косички, которые она заплела по обе стороны его лба. Но, Господи Иисусе, как приятно быть влюбленным!
В горах над селением квин-он-а взад и вперед ходили среди сосен Синс-амин – Дочь Медведицы, глава племени, и Военачальник Теп-фюл-ин.
– Надо мне было раньше в этом разобраться, – тихо сказала Синс-амин. – Время ведь странное существо, ума у него не больше, чем у черепахи. Его ход никак не остановишь, так же как ни за что не разобьешь черепаший панцирь.
– Предсказания всегда вызывают вопросы, – пожал плечами Теп-фюл-ин. – Чего удивляться, что нам это кажется непонятным?
– Потому что это для нас важно!
Синс-амин вздохнула. Само загадочное предсказание они не повторяли, но оно занимало их мысли. Предсказание гласило: «Когда дочь Оленя обретет рожки, к квин-он-а вернутся их прежние леса».
Когда-то народ, живущий в Дальнем Мире, одарял квин-он-а табаком и окружал их всяческими почестями. В те времена леса Дальнего Мира были так же хорошо знакомы квин-он-а, как их собственные – в Ином Мире. Но потом явились европейцы, эти круглоголовые белые хироки – лживые и требовательные, они захватили земли, на которые мог претендовать только Китче Маниту , вот и пришлось квин-он-а убраться в Иной Мир.
И они отступили, как раньше отступали их двойники в Европе. Первыми ушли квин-он-а, за ними потянулись остальные – маниту, маленькие чудесники, хоночен-о-ке, и в конце концов в лесах Дальнего Мира почти перестало ощущаться влияние Бабушки Жабы. Без верящих в нее племен ее магия ослабла. Наступит время, и даже леса Иного Мира опустеют.
– Стареем, Красное Копье! – вздохнула Синс-амин. Она помолчала и взяла Теп-фюл-ина за руку. – Это мы-то, никогда не знавшие своего возраста! Мы просто перестанем существовать, если племя, верившее в нас, начнет забывать свою веру. Скоро нас совсем не станет. Большинство того народа забыло даже путь в Иной Мир. Год от года барабанщиков, веривших в нас, становится все меньше. Надо, чтобы они вернулись к старым обычаям, тогда их вера будет нас поддерживать. А без ученицы Талиесина Рыжеволосого, которая откроет нам путь, рассчитывать не на что.
– Когда Па-тейн-хо произнес это предсказание, он был очень стар, – ответил Теп-фюл-ин. – Кто знает, может, это изрек вовсе не его тотем, а он сам – ворчливый старик, уже негодный для своей должности. Кто может поклясться, что он имел в виду Талиесина Рыжеволосого, а не кого-то другого? Хот-анс похожа на оленя. Может, это про ее дочку говорилось в предсказании? Кто решится это оспорить?
– Иной раз я не могу понять, почему ты всегда споришь, – проговорила Синс-амин. – Хочешь доказать свое или тебе просто нравится слушать собственный голос? У Хот-анс нет никакой дочери. В нашем стойбище не рождалось детей с той зимы, как умер Ко-хан-то. Это значит, прошло тридцать три зимы, если считать так, как ведет счет времени наше племя. – Она выпустила руку Военачальника и посмотрела на чистые воды Пинта-ва. – Скажи, Красное Копье, почему ты всегда считаешь нужным спорить?
– Ты ждешь, пока сбудется предсказание, – ответил он, – а я хотел бы сам помериться силами с врагом.
– Но нам же с ним не справиться!
– Почтенная мать, боюсь, ты ошибаешься. Мы должны научиться, как справляться, иначе мы погибли. Если мы будем сидеть и ждать, мир проплывет мимо нас. И тогда мы и впрямь станем пылью, даже в самой бедной хижине нас не вспомнят.
Синс-амин покачала головой:
– Это хироки, приплывшие к нам из-за Большой Воды, увели от нас наши племена, соблазнили их своими трескучими речами и ничего не стоящими дарами. Так что или эти хироки сами отрастят рога и начнут нас поддерживать, или они должны возвратить наш народ к старым обычаям. Па-тейн-хо это знал. А еще он знал, что возвращение Талиесина будет для нас великой радостью, но ему было ведомо и то, что радость не приходит без горя. Мал-ек-а – это скопище всей лжи, которую принесли нам хироки. А если так рассуждать, выходит, что Мал-ек-а и Талиесин – близнецы, только Мал-ек-а – черная тень Талиесина. Вот Талиесин и должен через свою ученицу все снова уладить.
– В Дальнем Мире нам все равно уже не остается места, – вздохнул Теп-фюл-ин. – Леса повырубили, поля засеяли семенами.
– Ничего, пока еще и нам хватит.
– Почтенная мать! У Талиесина никогда не было ученицы – приемной дочери. Он умер, не успев передать свой барабан.
– Ошибаешься! В наших легендах ничего не говорится о том, что он выучил себе на смену приемную дочь, но я знаю одно: его дух до сих пор живет в девушке, имя которой Саракен. Я слышу звуки его барабана, они несутся из ее души.
– Это неважно, – возразил Теп-фюл-ин. – За ней охотится Мал-ек-а, он не даст ей отрастить рожки.
– Да, вот тут мы сплоховали. Я думала, что выиграю для нее немного времени, если нашлю на Мал-ек-у этого Киеранфоя. Но Киеранфой уже изучил свой танец.
– Наша единственная ошибка в том, что мы боимся схватиться с Мал-ек-ой сами, – повторил Теп-фюл-ин. – Я говорил тебе это много раз. Бороться с ним должны мы. Неужто мы так одряхлели, что трясемся от страха, едва только услышим про Мал-ек-у?
– Нет, Красное Копье. Не в этом дело. Просто мы были бессмертными, а теперь мы узнали, что можем умереть. Если мы выступим против Мал-ек-и, то добьемся только одного – мы все погибнем. Па-тейн-хо был первым из нас, кто состарился и умер. Ты согласен последовать за ним?
– Согласен! Только с копьем в руке, и чтоб рядом были мои волки. Почтенная мать, я ведь сильней этой безрогой девушки! Лучше я умру так, чем в своей постели от ран, нанесенных временем.
Синс-амин опять покачала головой:
– Мал-ек-е не суждено было узнать про Путь. Мал-ек-у может победить только хирока, отрастившая рожки, а не тот, кто рожден с рогами.
Теп-фюл-ин вздохнул. По его бесстрастному лицу не было видно, как он раздосадован. Разрешить этот давний спор было невозможно.
– Тогда позволь мне сделать вот что, – наконец сказал он, – позволь мне встретиться с Ха-кан-той и ее новым другом. Разреши мне направить их на то, что даст тебе время, в котором ты нуждаешься.
– Нет, мы должны сперва услышать, что они нам скажут, – возразила Синс-амин. – Мы ведь знаем только, что они идут к нам, но не знаем зачем.
– Я скажу тебе зачем: в их душах поселился страх.
– Ты этого не можешь знать.
– Вот здесь, – похлопал себя по груди Теп-фюл-ин, – вот здесь я чувствую, что у них на уме, какие бы слова они ни произносили.
– Посмотрим.
– Они знают, что мы к ним едем, – сказал Киеран.
Под ними плавно покачивались бока везущего их лося, его длинные мускулистые ноги ступали так же бесшумно, как и мягкие лапы двух белых волков, сопровождавших путников. Ехать на спине этого высокого животного, продвигаясь между деревьями, было необычно, но приятно. Необычно было и то, что возвращение к стойбищу квин-он-а заняло только треть того времени, которое они затратили, когда ехали из него к жилью Ха-кан-ты.
– Я не думаю, что можно являться в их стойбище без предупреждения, – сказала Ха-кан-та. – Поэтому я послала им весть, что мы едем.
– Не слишком хорошая идея, – покачал головой Киеран.
– Почему?
– Ты дала им время подготовиться.
– Ты что, не веришь квин-он-а? Это же духи леса!
– Том всегда меня предупреждал, что, если мне когда-нибудь придется иметь с ними дело, надо держать ухо востро. Нет, Канта, я им не верю. Они чего-то от нас хотят, и я боюсь – не того, на что мы рады будем согласиться.
– Может, со времен моей бабки они изменились, – сказала Ха-кан-та. – Или даже со времен отца. Раньше у них было много стойбищ. Теперь совсем мало. И они скрываются в самой глубине Иного Мира, спрятались как можно надежней от Дальнего Мира, хотя когда-то они охотились там так же спокойно, как твой собственный народ.
– Что же случилось?
Ха-кан-та вздохнула:
– Отец говорил, это потому, что они узнали, что такое смерть. Раньше их почитали все племена. Теперь же о них помним только мы – рате-вен-а, а нас становится все меньше. В твоем мире таких, как мы, наверное, всего лишь горстка. И в Ином Мире нас не больше тридцати человек. Это мало – квин-он-а такой малостью не поддержать. Им надо, чтобы в них верили. Если в них не будет веры, они зачахнут и выродятся.
– Совсем как эльфы, – сказал Киеран.
– Кто?
Но Киеран ее не слышал, вспоминая другой, давний разговор.
– Они действительно существуют? – спросил он когда-то своего наставника.
– Очень даже, – ответил Том. – Но сомневаюсь, что тебе доведется встретиться с кем-нибудь из них. Их время в этом мире кончилось, Кир, этот мир теперь принадлежит людям. Эльфы, боги язычников, гоблины – называй их как угодно – все они существуют, только пока в них верит достаточно много людей. Когда я сейчас брожу по лесу, я до сих пор слышу иногда в тишине топот копыт Кернунноса. Только когда-то этот топот напоминал раскаты грома, а теперь это едва уловимое эхо. Скоро его совсем не станет слышно. Наступит время, когда и маги и волшебники покинут наши леса. И тогда… О, тогда мир сделается унылым и грустным!
– И ничего нельзя предпринять?
Том покачал головой:
– Как бороться с неизбежным? Ты можешь себе представить, что Пан разгуливает по Нью-Йорку? А Диана со своей охотой проносится по Лондону? В этом мире для них больше нет места, Кир. Когда будут «цивилизованы» последние «примитивные», как мы их называем, племена, исчезнет невинность, а с нею исчезнут и остатки магии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72