Нет, у нее была голова оленя.
– Хот-анс, – тихо сказал Киеран.
Это была Толковательница квин-он-а.
– Ей снится сон, – сказала Ха-кан-та. – Видишь?
И Киеран увидел себя – он смотрел в лицо старейшины квин-он-а. Вдруг с неба опустился лебедь, схватил его за плечи и поднял на воздух. В одной руке Киеран держал маленькую птичку, в другой – барабан. Но досмотреть этот сон Хот-анс он не успел. Ха-кан-та уже снова вела его дальше, туда, где высокие горы врезались прямо в небо.
– Мы почти пришли, – сказала Ха-кан-та.
Барабанный бой продолжился, ровный и успокаивающий, как пульс здорового человека. Киеран и Ха-кан-та легко сошли с облаков, полетели к заснеженным горным пикам и приземлились на одном из них. Чувства Киерана обострились, он видел все с необыкновенной четкостью, проникая в самую глубину окружающего; такого с ним никогда не бывало. Черный валун на фоне ослепительно белого сугроба. Каждый волосок на голове Ха-кан-ты, каждую выбившуюся прядь и ее глаза… Она посмотрела на него, и он вздрогнул.
Воздух был напоен запахом мускуса. Когда его рука касалась руки Ха-кан-ты, он слышал, как кровь бежит по ее телу. Киерана пронизывал ветер, дувший в горах, этот ветер рассказывал Киерану и Ха-кан-те о том, где был, что видел, какие запахи ощущал, что слышал.
Выпустив руку Ха-кан-ты, Киеран поворачивался то в одну сторону, то в другую, не переставая удивляться, что видит мир все четче и четче. Когда он снова поглядел на свою спутницу, она перехватила его взгляд и улыбнулась.
– Идет, – сказала Ха-кан-та.
– Кто?
– Мой тотем, – пояснила Ха-кан-та и показала на запад.
Проследив взглядом за ее рукой, Киеран увидел золотистую нить, ярко блестевшую на фоне черно-серых камней и ослепительной белизны снега. Киеран, наверное, заблудился бы, следуя за этой нитью, но вдруг почувствовал, что она действительно ведет его к чему-то огромному, чудовищному, черному, с небывалым размахом крыльев. Казалось, эти крылья заслоняли собой все небо. Посреди черных перьев сверкало два еще более черных глаза. Эта черная громада не приближалась к ним, не угрожала. Она разглядывала Киерана, пронзала его внимательным взглядом, и под этим тяжелым взором Киеран лишился сил, его снова охватила паника.
Страх вонзился в него, как ледяное лезвие, такой же острый и холодный. Киерана объял ужас, ужас все усиливался, не отпускал Киерана, и он почувствовал, что из его горла рвется крик.
– Успокойся, – сказала Ха-кан-та, и Киерану показалось, что ее голос звучит откуда-то издалека. – Запомни этот облик. Пусть твоя «тоу» станцует Медвежий Танец.
Киеран хотел сказать, что перед ним вовсе не медведь. И как он может запомнить облик ее тотема – медведя, когда сам медведь не появился? Киеран хотел повернуться к ней, но взгляд чудовищных глаз пригвоздил его к скале. Он хотел сказать Ха-кан-те, что вместо ее тотема здесь появился кто-то совсем другой, кто-то черный и… устрашающий.
У Киерана подкосились ноги, и он неизбежно упал бы, но длинное черное крыло просвистело в воздухе, подхватило его и не дало упасть. При этом прикосновении страх прошел. Киеран вдруг все понял, и ему стало стыдно, что он испугался.
– Нечего стыдиться, что тебя объял страх, – раздался у него в мозгу чей-то глубокий, звучный голос. – Страх познают все, кто впервые встречается со мной.
– Ха-кан-та, – сказал Киеран, отвечая мыслью на мысль. – Она видит в тебе…
– Ее собственный тотем. А ты?
– Ворона, – тихо ответил Киеран. – Я вижу в тебе ворона.
Как только он мысленно произнес эти слова, огромный клубок теней приобрел более определенную форму. Киеран вздрогнул, но теперь уже не от страха. Он взглянул вверх на эти огромные черные глазищи, увидел рога, украшающие гигантскую птичью голову – они были кремовато-белые на фоне черных перьев, – и снова вздрогнул.
– Запомни мой облик, – прокаркал его тотем. – Подними руки.
Киеран послушался. Он поглядел на себя и увидел, что его руки укорачиваются, а пальцы удлиняются. Между ними возникают кожистые перепонки, ряд за рядом он обрастает перьями. Спина у него сгорбилась, подбородок исчез, а нос и рот превратились в клюв. Глаза сдвинулись. На груди и спине появилось облако пуха, из которого выросли густые черные перья. Киеран неуверенно ковылял на новых тонких ножках, пока перья хвоста не помогли ему сохранять равновесие. И все это время внутри у него звучала странная музыка – барабан, выстукивавший не ритм, а скорее мелодию, и даже почти со словами.
– А теперь вперед, – сказал его тотем. – Давай вместе.
Тотем распростер огромные крылья, закрывшие небо над их головами. Ветер, поднявшийся от взмаха этих чудовищных крыл, тащил и подталкивал Киерана, пока тот не споткнулся и не раскинул руки, чтобы не упасть, и только тут понял, что рук нет, вместо них появились крылья. Крылья наполнились ветром, и Киеран поднялся в воздух.
– Научись Вороньему Танцу, – сказал тотем.
Киеран посмотрел вниз. Nom de tout! Он в воздухе! Умеет летать! Ну и ну! Он поискал глазами Ха-кан-ту, но на вершине горы никого не оказалось. Он громко позвал ее по имени, но вместо своего голоса услышал хриплое карканье, унесенное ветром.
– Где Ха-кан-та? – спросил он у тотема.
Длинное крыло показало на склоны горного кряжа, над которым произошло превращение Киерана. Он увидел там двух медведей, играющих в снегу на склоне, они резвились, как щенки.
– Вперед! – снова сказал ворон.
На этот раз он опустил крылья, и ветер понес его дальше. Подражая ему, Киеран сделал вираж, ощутил, с какой силой его плечи сопротивляются ветру, почувствовал, как ветер раздувает его перья, и познал, что такое покой дикой природы. Тотем Киерана прокаркал, словно гром прогремел, и оба, отдавшись воздушным течениям, быстро заскользили вперед.
«Ничего не жди», – сказала ему Ха-кан-та. А следовало сказать: «Жди чего угодно!» – подумал Киеран.
Он хрипло крикнул еще раз и услышал, как отозвалось ему эхо, которое ветер унес к горам. Никогда ничего подобного Киеран не переживал. Мало того, что изменилось его тело, мало того, что оно приобрело новую форму, он почувствовал еще возникновение мистической связи между собой и огромным вороном, за которым он летел. Теперь он понял, что имела в виду Ха-кан-та, когда сказала, что ее тотем живет в ее сердце. Глубоко внутри. Теперь Киеран никогда не будет один.
Они летели так далеко, как позволяло небо. Но наконец приземлились на скалистой вершине с такими крутыми склонами, что взобраться на них было бы невозможно, но зато опуститься сверху оказалось легко. Киеран снова преобразился, обрел прежнее тело, и его тотем тоже стал человеком. Высокий, он гордо стоял на скале, в его черных волосах запутались перья.
– Ты беспокоишься, – сказал тотем. – И уже давно.
На Киерана нахлынули воспоминания, и, чувствуя, что у него подкашиваются ноги, он сел на скалу.
– Я… убил человека, – признался он. – Невинного человека.
– Знаю. И хотя может показаться, что ты не отвечаешь за этот поступок, тебе все равно придется стыдиться его. Жизнь бесценна, любая жизнь. Но твое беспокойство уходит корнями глубже.
Киеран согласно кивнул:
– К тому времени, как исчез старик.
– Еще глубже, – печально улыбнулся тотем. – Ты избрал неверный путь. Потерял много драгоценных лет. Путь барда – не твой путь!
– Что ты имеешь в виду? – удивился Киеран. – Я люблю музыку…
– Музыку – да. Но это не твой Путь, несмотря на то что ты кое-чего достиг на нем. Твой Путь – это Путь шамана. Путь мага, хотя магия не будет для тебя главной. Интуиция, а не ритуал. Понимаешь?
Киеран покачал головой. Что толку спорить? Он был достаточно знаком с разными аспектами Пути и понимал, что тотем может быть только у шамана.
– Ты очень сильный, – сказал тотем. – Ты мог бы достигнуть больших высот и сделать много добра для других, но и для себя тоже.
– Если… если я смогу победить Мал-ек-у?
– Что тебе даст еще одна смерть?
Киеран медленно кивнул. Он до сих пор не оправился от того, что убил человека.
– Ничего, – тихо ответил он.
– Вот именно.
– Но что мне делать?
– Расти.
– А Том? Что с ним? И с Сарой?
– Научи их, как защищаться от самих себя.
Киеран снова кивнул. От этого движения у него слегка закружилась голова, и он крепко ухватился за камень, на котором сидел.
– Тебе пора возвращаться, – сказал тотем. – Теперь, если возникнет необходимость, ты знаешь, как со мной встретиться?
– Танец Ворона. Я должен приспособить свою «тоу» к твоему танцу.
– Именно так.
На лице старика, в которого теперь превратился его тотем, блеснули темные глаза.
– Скажи моей дочери Ха-кан-те, – проговорил он, – скажи ей, что гнев ей не идет. Так же как он не идет и тебе, сын мой. Твори добрые чудеса, не занимайся колдовством.
– А Мал-ек-а? Как быть с ним?
– С ним разберутся те, кого это касается.
– А что… что, если я не смогу остановить ни себя, ни Ха-кан-ту от погони за ним?
– Ты сделаешь то, что должен, – ответил тотем. – Но прежде чем отправиться на охоту, подумай. Одно существо ты уже погубил. Хочешь отвечать за гибель других?
– Нет, – сказал Киеран. – Но я научился защищать себя.
Его тотем горько улыбнулся:
– Может быть, ты усвоил этот урок даже слишком хорошо. Бьешь, как удар грома. Действуешь поспешно и руководствуешься интуицией, а не рассудком.
– Но ты же сам сказал, что я должен слушаться интуиции.
– Именно. Однако прежде чем действовать, подумай.
– Но…
– Тебе пора возвращаться.
Тотем нагнулся над ним, распростер руки. Его руки сразу превратились в огромные крылья, черные и сильные. Киеран ощутил, как гора уходит из-под ног.
Навести меня еще раз, – прошептал голос у него в мозгу. – Теперь ты знаешь дорогу. Я еще столько всего могу показать тебе, но времени всегда так мало…
Этот шепот эхом отозвался где-то в самых дальних уголках его мозга, Киеран так же ясно услышал его, как собственное сердцебиение. До него снова донесся звук барабана Ха-кан-ты. Киеран открыл глаза и увидел ее. Действие наркотика, благодаря которому он летал по небу, еще продолжалось, отбрасывая волшебный свет на лицо Ха-кан-ты.
– Ты уходил далеко, – сказала она, и ее голос прозвучал, как тихий звон колокольчиков.
В горле у Киерана пересохло, он хрипло ответил ей:
– Чем ты меня угостила?
– Средством, которым пользуются шаманы, – ответила Ха-кан-та, – чтобы отправиться в путешествие.
– Грибы. Магические грибы?
Ха-кан-та кивнула. Она сняла руки с барабана, на Поляне воцарилась тишина. Ха-кан-та закрыла лицо руками.
– Я видела, как ты летел, – сказала она. – Высоко над моей головой, а в это время мы с моим тотемом играли в снегу.
– Ты говорила, что мне надо научиться Медвежьему Танцу.
– Я так думала, но ошиблась. Твой учитель тоже ошибался. У тебя собственный тотем, мой воин.
– Я не воин. Он… ворон сказал, что мы с тобой больше не должны преследовать Мал-ек-у.
– Знаю. Мой тотем тоже сказал мне это. Но мы по-прежнему можем быть вместе.
– Думаешь, нам следует продолжать?
Ха-кан-та покачала головой. Она протянула руки к его лицу, чтобы потереть ему виски.
– Давай отложим этот разговор до другого раза. Я с удовольствием разучила бы с тобой другой танец, Киеранфой. Сегодня вечером мы унеслись далеко и часть пути проделали вместе. Сейчас наши души близки друг другу. У моего народа есть танец, его танцуют под одеялами. Ты знаком с этим танцем?
Ха-кан-та отняла руки от лица Киерана и стала распускать косы. Она встряхнула длинными волосами и снова наклонилась, черное облако прядей упало ему на лицо. Ха-кан-та легко коснулась губами его губ.
Киеран привлек ее к себе. В его душе еще звучали песни гуляющих высоко над землей ветров и взмахивающих крыльев. Все это сливалось с сумеречными воспоминаниями о чем-то первозданном и сильном. Ха-кан-та прильнула к Киерану, и он почувствовал, что она улыбается.
Глава седьмая
– Холодно! Ух, какой холод!
Томас Хенгуэр открыл глаза, но взгляд у него был отсутствующий. Если Томас и видел, то явно не то, что видели окружавшие его. Так может смотреть человек, погруженный в свою собственную версию ада. Он дрожал от внутреннего холода, но его лоб покрывала испарина. Такер не мог ничего от него добиться, старик только повторял: – Холодно! Какой холод!
– Что с ним? – Инспектор поднял глаза на Тропмана. – Что с ним?
– Я бы сказал, сильный шок, – пожал плечами Тропман. – Травма в результате тяжелых телесных повреждений, хотя…
Он не докончил фразу, но Такер понял. Казалось, раны на лице старика были по меньшей мере двухнедельной давности.
– Сколько времени он уже в таком состоянии? – спросил Тропман.
– Минут пятнадцать, – ответила Салли. – Мне не хотелось бросать его одного, но потом… В общем, ему становилось все хуже. Я накрыла его еще одним одеялом и не знала, что же делать дальше.
Она кинула быстрый взгляд на Джеми, и он ободряюще кивнул.
– Вы все правильно сделали, – сказал он.
– Наверное, надо было принести ему грелку. – Давайте я принесу, – предложил Байкер.
– Когда мы его нашли, инспектор, а это было сразу после того, как вы уехали, – сказал Джеми, – у него на лице были не шрамы, а открытые раны. Они заживали прямо у нас на глазах.
– Ну, даже если он способен к самоисцелению, – сказал Тропман, вставая с края кровати, – мы должны отправить его в больницу.
Словно услышав волшебное слово, приводящее в чувство, Том шевельнулся. Такер увидел, что глаза старика больше не кажутся остекленевшими. Взгляд выражал боль, но впервые с тех пор, как все они собрались в этой комнате, стало ясно, что Том их видит.
– Не надо… в больницу, – прохрипел он.
«У него глаза человека, перепуганного насмерть», – подумал Такер.
– Вы больны, – сказал Тому Тропман, снова присаживаясь на край кровати. – Вам необходима медицинская помощь.
– То, что со мной… ни один… доктор… не исправит. – Глаза у него снова затуманились, и по телу пробежала дрожь. Старик, борясь с болью, с трудом заставлял себя говорить. – Мне нужно еще немного времени. Совсем немного. Тогда я избавлюсь от нее. От тени.
– От тени? – Такер опустился на колени у кровати, приблизив лицо к самым губам старика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72