Наконец, старый мухомор иссяк. Вы встаете и блаженно распрямляете затекшее тело.
Буквально на следующий день вы сидите на том же жестком стуле и профессор вам вполне симпатичен. Он говорит о том, чем вы как раз увлекаетесь. Вы всем телом подались вперед, не отрываете от лектора глаз, ушки на макушке. И ваш зад не болит и даже не чувствует жесткого сидения, а стрелки бегут, как ненормальные, и часу мало. Не успела лекция начаться, как уже конец. Такое бывало с каждым из вас. Каждый сам себе анестезиолог.
Сейчас расскажу вам о нескольких раковых случаях. Как-то мне позвонил врач из Месы и сказал: «У меня одна женщина умирает от рака матки. Довольно печальная история. С месяц назад ее муж скоропостижно скончался от сердечного приступа прямо на кухне. Вскоре после похорон вдова пришла ко мне на обследование. Когда у меня собрались все данные, я вынужден был сообщить ей, что у нее рак матки и метастазы затронули тазобедренные суставы и позвоночник. Я сказал, что ей осталось жить около трех месяцев. Я просил ее не пугаться, рано или поздно появятся боли, но я пропишу ей наркотические препараты, чтобы облегчить страдания. Сейчас сентябрь, она, видимо, умрет до конца декабря, но ее мучают страшные боли. Уже не помогают ни огромные дозы демерола с морфием, ни другие наркотики. Боль не прекращается ни на минуту. Может, попробовать гипноз?» -
Я согласился и поехал к пациентке на дом, потому что она хотела умереть дома. Я успел только войти в спальню и представиться, как больная сразу заговорила: «У меня кандидатская степень по английской филологии, опубликован том моих стихов, так что я кое-что знаю о силе слов. Неужели вы действительно верите, что силой ваших слов вы сделаете то, что не смогли сделать сильнодействующие химические препараты?» «Мадам, вы знаете силу слов. Но я ее понимаю по-своему. Позвольте задать вам несколько вопросов? Мне известно, что вы принадлежите к мормонам. Вы по-настоящему веруете?» – «Я верю в свою церковь, бракосочеталась в Храме и детей воспитала в этой вере». «Сколько у вас детей?» – спросил я. «Двое. Сын в июне заканчивает университет штата Аризона. Хотелось бы увидеть его в шапочке и мантии выпускника. Но я умру задолго до этого события. А дочери 18 лет, в июне у нее будет бракосочетание в Храме. Как бы мне хотелось увидеть ее в наряде невесты! Только я умру задолго до этого». «А где ваша дочь?» – спросил я. «На кухне, готовит мне ужин», – ответила больная. «Можно мне позвать ее сюда?» – спросил я. Мать согласилась.
«У вас сейчас сильные боли?» – спросил я у матери. «Не только сейчас, у меня болело и всю прошлую ночь, и весь день, и эту ночь будет болеть», – ответила она. «Это вы так думаете. Я думаю по-другому», – заметил я.
В это время в спальню вошла очень хорошенькая девушка лет восемнадцати. Мормоны известны своей высокой нравственностью и строгими моральными устоями. Я обратился к девушке: «На что ты готова ради своей матери?» С глазами, полными слез, она ответила: «На все что угодно». «Я рад это слышать. Сядь вот в это кресло, мне понадобится твоя помощь. Сейчас ты не знаешь, как войти в транс, но это не страшно. Вот ты сидишь рядом со мной и, стоит тебе заглянуть в самые глубины своего разума, в бессознательное, называй это глубины разума, как ты узнаешь, как войти в транс. Так вот, чтобы помочь своей маме, войди в очень-очень глубокий транс. Такой глубокий, что твой разум покинет твое тело и поплывет в космосе и сопровождать его будет только мой голос. Ты будешь ощущать только мой голос».
Я повернулся к матери. Она не отрывала напряженного взора от дочери, неподвижно застывшей с закрытыми глазами. Я приготовился сделать нечто, что должно было вызвать протест матери. На девушке была длинная юбка, почти до щиколоток, а на ногах белые гольфы и босоножки.
«Мамаша, – сказал я, – внимательно следите за мной. Вам не понравится то, что я буду делать. Это вызовет у вас чувство возмущения. И хотя вам непонятно, зачем я это делаю, прошу вас молча наблюдать, и все прояснится». Я стал поднимать юбку девушки, постепенно оголив ее ноги до колен, потом выше колен и до самых бедер. В глазах матери стоял ужас: оголить ноги мормонской девушке – о таком даже помыслить срашно, каково же видеть это! Мать просто окаменела от ужаса.
Когда бедра оголились на две трети, я поднял руку и со всей силы шлепнул девушку ладонью по бедру. (Эриксон хлопает ладонью по собственному бедру.) При звуке шлепка мать чуть не выскочила из постели. Но дочь даже не шелохнулась, даже глазом не моргнула. Я убрал руку, и мать увидела на коже отпечаток моей ладони. Я снова поднял руку и с такой же силой шлепнул по другому бедру. Девушка не моргнула, не пошевельнулась. Она была в космосе и ощущала только мой голос.
Затем я сказал девушке: «Пусть твой разум возвратится и будет рядом со мной. Хочу, чтобы ты медленно открыла глаза и увидела стык стен и потолка на противоположной стороне комнаты». Я уже прикинул глазами ширину комнаты и знал, что, когда ее взгляд будет устремлен на стык, она увидит периферическим зрением свои оголенные бедра. Девушка открыла глаза, и вдруг залилась густой краской стыда. Она стала незаметно одергивать юбку, полагая, что, может быть, никто ничего не заметил. Все это видела мать.
Я обратился к дочери: "Я тебя попрошу еще об одной вещи. Ты сейчас сидишь рядом со мной. Пожалуйста, пересядь, не поднимая тела, на другую сторону комнаты". Я стал разговаривать с ней так, как будто она находится на противоположной стороне. Когда она отвечала на мои вопросы, у нее изменилась интонация, как будто она и в самом деле была там. (Эриксон смотрит на противоположную сторону своей комнаты.) Заметив что-то необычное в интонации дочери, мать только вертела головой то в одну, то в другую сторону спальни. Позвав девушку обратно, я усадил ее рядом с собой. «Я тебе очень благодарен за то, что ты помогла мне лечить твою маму. Можешь проснуться, ты чувствуешь себя прекрасно, возращайся на кухню и приготовь маме ужин». Когда она проснулась, я еще раз ее поблагодарил. И сознание, и бессознательное пациента одинаково заслуживают благодарности. Очень важно выразить эту благодарность.
Проснувшись, девушка ушла на кухню. Я обратился к матери: "Вы этого не осознаете, но вы находитесь в очень глубоком трансе и не чувствуете боли. Так вот, вы знаете силу слов, как вы их понимаете, и вы также знаете теперь силу слов под гипнозом. Я не могу быть возле вас постоянно, да этого и не требуется, но я скажу вам нечто чрезвычайно важное.
Слушайте меня внимательно. Боль вернется к вам, здесь я ничего не могу поделать. Но когда придет боль, я хочу, чтобы вы усадили свою голову и плечи в коляску и укатили с ними в гостиную.
Там, в дальнем углу комнаты, я оставлю для вас особый телевизор. Кроме вас его никто не сможет смотреть. Вы будете включать его в уме. В его программе прекрасная поэзия и литература. Забирайте голову и плечи, катите в гостиную и включайте телевизор. Обещаю, там не будет никакой рекламы. (Я думаю, у женщины, написавшей целый том поэзии, достаточно воображения и воспоминаний.) Смотрите программу, а выбрать ее вы можете по своему желанию, самую любимую, самую заветную, какая придет в голову. Через некоторое время вы устанете, тогда выключите телевизор и отвезите голову и плечи обратно в спальню и приставьте к остальному туловищу. Вы так устанете, что сразу уснете. Это будет хороший, спокойный сон. Когда вы проснетесь, вам захочется поесть или попить. А если вам станет одиноко, пусть ваши друзья навещают вас. Но как только вы почувствуете наступление боли, забирайте голову и плечи в коляску – и долой из спальни в гостиную, смотреть телевизор".
Месяца полтора спустя, во время своей обычной воскресной автомобильной прогулки по пустыне, я решил навестить мою пациентку. Было б часов утра. На дежурство только что заступила незнакомая мне сиделка, видимо, не получившая исчерпывающих инструкций. Мне пришлось попотеть, прежде чем я убедил ее, что я доктор вообще, а также доктор именно этой пациентки. Изучив все мои удостоверения, она, наконец, признала, что хотя сейчас и б часов утра, я действительно лечащий врач этой пациентки.
Медицинская сестра сообщила мне: "У нее была жуткая ночь. Она всю ночь шикала на меня. Ей казалось, что она в гостиной. Бредила. Только пытаюсь объяснить ей, что она у себя в спальне, как она мне: «Т-с-с-с!»
Я успокоил пациентку: «Все в порядке. Я сейчас выключу телевизор и все объясню вашей сиделке, чтобы она к вам не приставала. А когда я уйду, программа продолжится с того самого места, на котором я ее выключил». Сиделке я все растолковал. А моя больная вскоре устала, забрала свою голову и плечи в спальню, воссоединила их с остальным телом и мигом уснула. Проснувшись, она с аппетитом позавтракала, так как изрядно проголодалась.
Ее регулярно навещали друзья и уже не удивлялись, когда она забирала свою голову и плечи и отправлялась смотреть телевизор, который кроме нее никто не видел. Время от времени она возвращалась в спальню, засыпала, просыпалась от голода или жажды или просто просила дать ей немного фруктов или воды со льдом. Ко всему этому друзья постепенно привыкли.
Женщина умерла внезапно, в августе, в коматозном состоянии. Она успела увидеть сына в выпускной мантии и дождалась бракосочетания своей дочери в Храме, откуда та приехала к матери, чтобы показаться ей в наряде невесты. Она прожила спокойно 11 месяцев. «Всегда забирайте голову и плечи из спальни и смотрите этот воображаемый телевизор».
Мою сестру прооперировали по поводу мастита. Пришло время снимать швы. Вот моя сестра и говорит: «Доктор, я до смерти боюсь этих швов. Вы не против, если я возьму голову и ноги и пойду в солярий?» Сестра мне объяснила потом: «Я загорала в солярии, а сама все смотрела через дверь в комнату. Доктор стоял так, что загораживал мое тело. А потом я взглянула, а его уже нет, я взяла голову и ноги, вернулась и снова приделалась к своему телу».
Так совпало, что сестра выписалась после операции, а отец вернулся из больницы после обширного коронарного тромбоза. Сидят они вечерком, мило беседуют и вдруг каждый замечает, что у другого начался приступ тахикардии. Сестра и говорит: «Пап, у тебя тахикардия, как и у меня. Если мы надумаем драпануть на кладбище, я, пожалуй, тебя перегоню: я ведь помоложе, значит, у меня больше шансов». «Нет, детка, – ответил отец, – на моей стороне возраст и опыт, так что гонку выиграю я». И оба весело рассмеялись. Моя сестра до сих пор живет и здравствует, а отец умер в возрасте девяноста семи с половиной лет.
Члены семьи Эриксонов чаще всего воспринимают болезни и неудачи как черные сухари жизни. А ведь нет ничего лучше черных сухарей, скажет вам любой солдат, подъев весь свой неприкосновенный запас. (Эриксон смеется.)
Вот еще один раковый случай. Мне позвонил мой коллега и сказал: «У меня есть больная – тридцатипятилетняя женщина, мать троих детей. Она хочет умереть дома. Ей сделали правостороннюю мастектомию, но поздно. Метастазы захватили кости, легкие и другие ткани. Лекарства не помогают. Может, гипноз поможет?»
Я зашел к ней домой. Только я открыл входную дверь, как услышал доносившиеся из спальни причитания: «Не трогайте, мне больно, не трогайте, мне больно, не трогайте, мне больно, не пугайте меня, не пугайте меня, не пугайте меня, не трогайте, мне больно, не пугайте меня». Я прислушался к этому бесконечному причитанию. Затем вошел в спальню и попытался представиться. Женщина лежала на правом боку, свернувшись калачиком. Было ясно, что если бы я даже стал орать, кричать и повторять свое имя, прорваться сквозь эти беспрерывные причитания не было никакой возможности.
Тогда я подумал: «Попробуем привлечь ее внимание иным способом». Я запричитал в унисон: «Сделаю вам больно, сделаю вам больно, напугаю вас, напугаю вас, сделаю больно, напугаю, сделаю больно». Наконец, она спросила: «Зачем?» – и, не дождавшись ответа, снова завелась. Я тоже продолжал причитать, только изменил содержание: «Хочу вам помочь, хочу вам помочь, хочу помочь, но я напугаю вас, сделаю больно, но хочу помочь, но напугаю, хочу помочь». Вдруг она прервалась, спросила: «Как?» – и поехала дальше. Я забубнил вслед: «Помогу вам, помогу вам, напугаю вас, попрошу вас перевернуться мысленно, только мысленно, не телом, перевернитесь мысленно, не телом, перевернитесь мысленно, не телом, сделаю больно, напугаю. Помогу вам, если перевернетесь мысленно, не телом».
Наконец, она произнесла: «Я перевернулась мысленно, не телом. Почему вы хотите напугать меня?» И снова стала причитать. Тогда я сказал: «Хочу вам помочь, хочу вам помочь, хочу вам помочь, хочу вам помочь». Прервавшись, она спросила: «Как?» Я ответил: «Я хочу, чтобы вы ощутили укус комара на правой ступне, вот он жалит, жалит, больно, чешется. Так больно ни один комар не кусал, чешется, болит, такой злой комар вас еще никогда не кусал».
Наконец, она сказала: «Доктор, извините, но у меня нога онемела, я не чувствую комариного укуса». "Вот и хорошо, вот и отлично, – сказал я, – это онемение поднимается к лодыжкам, ползет вверх по ноге, ползет по икре, медленно ползет к колену, а вот уже поднимается к бедру, дошло почти до середины бедра, вот уже и середину захватило, захватило середину, а вот уже до самой талии дошло, а теперь это онемение перейдет с правой на левую ягодицу и опустится вниз по левому бедру, вот оно спустилось ниже колена, еще ниже, ниже, ниже, до левой ступни. И вот ваше тело ничего не чувствует от талии и до самого низа.
Теперь онемение медленно поползет вверх по левой стороне, медленно, медленно, к плечу, к шее, а затем вниз по руке, до самых кончиков пальцев. Затем оно поползет по правому боку, под руку, через плечо и вниз до кончиков пальцев. А теперь пусть онемение ползет вверх по спине, медленно по спине, все выше и выше, пока не достигнет затылка.
А теперь мы сделаем так, что онемение поползет к пупку, еще выше и, простите меня, мне так жаль, мне так ужасно жаль, что, когда онемение дойдет до хирургической раны, где была грудь, я не смогу сделать так, чтобы она онемела… совсем онемела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49