С родителями у нее хлопот нет, но дочка каждый раз закатывает истерики. Я ей объяснил: «Это потому, что у тебя все по науке, профессионально и бесстрастно. А твоя задача – хоть из кожи вон вылези, заставить пациента начать что-то делать».
Моя студентка вернулась в свой Мичиган и продолжила лечение. Вот что сотворила та самая девица, что билась в истериках. (Показывает небольшую тряпичную корову пурпурного цвета.) Это же просто произведение искусства! Вряд ли у кого-нибудь из вас хватит таланта сделать нечто подобное.
Неясно, правда, почему корова оказалась пурпурной (смеется), наверное, моя студентка подсказала, что я ношу все пурпурное… (Обращается к Зейгу.) Как следует сфотографировал, Джефф? Теперь у этой заторможенной девушки не бывает никаких припадков. Она знает, что может что-то делать. Делать вещи, которые вызывают у людей восхищение. А сколько сил уходит на истерику? Не меньше, чем ушло на эту пурпурную корову. (Эриксон убирает ее обратно в коробку.)
Ну, кто из вас взбирался на Пик Скво?
Анна: Еще не успела. (Половина студентов поднимают руки.)
Эриксон: А тебя как зовут, Аризона? Ты ведь учишься в Университете штата Аризона, так? (Спрашивает у Салли.)
Салли: Только что окончила.
Эриксон: На Пик Скво лазила?
Салли: Да.
Эриксон: Молодец. А ты? (К Саре.)
Сара: Еще нет.
Эриксон: Ты давно живешь в Аризоне?
Сара: Семь лет.
Эриксон: Повтори громче.
Сара: Семь лет.
Эриксон (Не веря своим ушам): И до сих пор не поднималась на Пик Скво? Когда же ты соберешься?
Сара: Зато я другие пики одолела. (Смеется.)
Эриксон: 0 других пиках я не спрашиваю.
Сара (Смеется): Обещаю залезть на Пик Скво.
Эриксон: Когда?
Сара (Смеется): Нужна точная дата? В конце лета, когда станет прохладнее.
Эриксон: На рассвете прохладно.
Сара (Смеется): Вы правы. Прохладно.
Эриксон: А в Ботаническом саду была?
Сара: Да, была. (Салли отрицательно качает головой.)
Эриксон (Обращается к Салли): Ты не была. (Ко всей группе.) Кто из остальных побывал в Ботаническом саду? (Обращается к Салли.) Что скажешь в оправдание?
Салли: Я не знаю, где он находится. Эриксон: Вот и узнай, договорились?
Итак, вас научили понимать психотерапию как упорядоченный процесс, включающий изучение истории болезни, получение подробной информации о проблемах пациента, а затем его обучение правильному поведению. (Обращается к группе.) Верно? Хорошо.
(Говорит глядя в пол.) Один психиатр из Пенсильвании в течение 30 лет занимался лечебной практикой, но без особого успеха. А если точнее, он вообще забросил практику, а медицинская документация была у него в полном беспорядке. Три раза в неделю в течение тринадцати лет его вел психоаналитик. У него был шестилетний стаж супружеской жизни. Его жена терпеть не могла свою работу, но была вынуждена продолжать ею заниматься, чтобы кормить себя и мужа. Она тоже посещала психоаналитика три раза в неделю – в течение шести лет. Узнав обо мне, они приехали в Феникс, чтобы пройти у меня супружескую терапию.
Всю эту информацию я получил от них самих. «Вы на Западе в первый раз?» – спросил я. «Да», – ответили они. «Вокруг Феникса очень красивые места, советую их повидать. Поскольку вы здесь впервые, вам, доктор, я рекомендую взобраться на Пик Скво. Вам понадобится на это три часа. Вашей жене я советую побывать в Ботаническом саду и тоже провести там три часа. А завтра придете и расскажете о своих впечатлениях».
На следующий день они пришли ко мне. Доктор был в полном восторге. «Подъем на Пик Скво, – заявил он, – это самое замечательное из всего, что я сделал за свою жизнь. Событие просто перевернуло мои представления, мое мироощущение». Он даже не представлял, что пустыня в окрестностях Феникса может быть такой прекрасной. Доктор так и булькал от восторга и заявил, что полезет на гору еще раз.
На мой вопрос, как ей понравилось в Ботаническом саду, жена доктора ответила: «Я проторчала там три часа, как вы сказали. Более скучного времяпровождения у меня не было за всю жизнь. Все одно и то же, одно и то же, видено-перевидено. Я поклялась, что ноги моей больше не будет в этом Ботаническом саду. Скука смертная. Три часа умирала от скуки».
«Хорошо, – подытожил я. – Сегодня в полдень, доктор, вы пойдете в Ботанический сад, а вы, мадам, подниметесь на Пик Скво. А завтра явитесь ко мне с докладом».
Они пришли назавтра до полудня. Доктор заявил: «Мне так понравилось в Ботаническом саду, это просто чудо! Меня прямо охватил какой-то восторженный трепет. Вокруг эта роскошная разнообразная зеленая жизнь, бушующая, невзирая на сложный климат – уже три года нет дождей и стоит такая жара. (Они приехали ко мне в июле.) Я еще не раз побываю в Ботаническом саду».
Я повернулся к жене и услышал: «Ну, влезла я на эту чертову гору. (Смех.) И на каждом шагу проклинала и гору, и себя, но больше всего вас. Просто не пойму, какой черт понес меня на эту гору. Скучища. Я изругала себя ругательски, но ведь полезла, потому что вы велели. Добралась я до вершины. Правда, на несколько минут я испытала некое удовлетворение, но этого хватило ненадолго. А уж как я чертыхалась на вас и на себя, пока ползла вниз! Я поклялась, что на эту гору больше никогда не полезу, ищите других дураков».
«Хорошо, – заметил я. – До сих пор задания давал я. А сегодня выбирайте задание по своему вкусу, каждый отдельно, а завтра приходите с отчетом».
На следующее утро доктор доложил: «Я опять пошел в Ботанический сад. Так и ходил бы туда снова и снова. Дивное место! Я наслаждался каждой секундой. Не хотелось уходить. Скоро я туда опять пойду».
Когда я повернулся к жене, она тут же завелась: «Хотите верьте, хотите нет, но я опять лазила на Пик Скво. Только на этот раз я чертыхалась в ваш адрес еще более изощренно. Я изругала себя за то, что я такая беспросветная дура. Всю дорогу вверх я только и делала, что ругалась. Не могу не признаться, что на верхушке я испытала краткий миг удовольствия. Но на спуске воздух буквально загустел от проклятий, которые я изрыгала в свой и ваш адрес и в адрес чертовой горы».
«Прекрасно. Я доволен вашими отчетами. Ваша супружеская терапия завершена. Покупайте билеты на самолет и возвращайтесь в Пенсильванию».
Что они и сделали. Через несколько дней раздался междугородный звонок, говорил доктор: «Моя жена у параллельного аппарата. Она подала на развод. Я хочу, чтобы вы ее отговорили».
«В моем кабинете никогда не шла речь о разводе, – ответил я, – и я не собираюсь обсуждать этот вопрос по междугородному телефону. Ответьте мне только на один вопрос: что вы оба ощущали на обратном пути в Пенсильванию?» Они ответили: «Мы были чрезвычайно озадачены, сбиты с толку и смущены. Мы все думали, зачем мы вообще к вам приезжали. Для чего вы заставили нас влезать на Пик Скво и ходить в Ботанический сад?» По возвращении домой жена заявила мужу: «Я возьму машину и поеду покататься, чтобы вся эта чушь выветрилась из головы». «Прекрасная мысль!» – согласился он и сказал, что тоже поедет покататься для прочистки мозгов. Жена сказала мне, что она прямиком отправилась к психоаналитику и дала ему отставку, а затем поехала к своему адвокату и поручила ему возбудить дело о разводе. А муж рассказал: «Я немного покатался, а потом поехал к своему психоаналитику и отказался от его услуг, затем поехал к себе на работу и стал там прибираться, заполнять истории болезней и расставлять папки по порядку». «Спасибо за информацию», – ответил я.
Сейчас они в разводе. Бывшая жена нашла себе работу по душе. Она устала от этого бесконечного подъема на гору супружеских огорчений и от этого краткого мига покоя в конце дня – «Слава Богу, день кончился». Рассказывая о подъеме на Пик Скво, она как бы рассказывала о своей жизни.
А финал истории таков: их психоаналитик и его жена приехали ко мне. У доктора с женой был один и тот же психоаналитик. После беседы со мной они тоже развелись и оба счастливы.
Бывшая жена психоаналитика поделилась со мной: "Я, наконец, впервые могу жить собственной жизнью. Мой бывший муж превратил весь дом в свой приемный кабинет, а меня – в свою служащую. Он был весь поглощен своими пациентами. Я для него ничего не значила. Нам только казалось, что у нас счастливый брак, но, вернувшись из Аризоны, я поняла, что мне надо делать. Тем более, что передо мной был пример того, другого, доктора и его жены после вашего лечения. Развода я добилась с трудом, поскольку мой муж оказался страшным эгоистом. Он отказался назначить мне содержание и требовал, чтобы я собрала свою одежду и убиралась из дома, и сама искала себе работу и жилье. Он считал, что в доме мне ничего не принадлежит. Моему адвокату пришлось изрядно потрудиться. Муж твердил, что ему нужен весь дом для его работы и его пациентов. И всю мебель тоже оставил себе.
Теперь, когда мы развелись, у меня есть свой дом, а муж получил полагающуюся ему долю нашего совместного имущества. Я нашла себе работу, которая мне нравится. Если мне хочется, я могу пообедать в ресторане или пойти в кино. До сих пор я об этом только мечтала. Между прочим, мой бывший муж тоже сильно изменился. Он стал встречаться с друзьями и обедать вне дома. У нас с ним хорошие отношения, но ни малейшего желания пожениться вновь".
Зигфрид: А как вы сразу все о них распознали? Вы заранее рассчитывали на такой результат?
Эриксон: Я видел и слышал их у себя на приеме единственный раз. Когда психоаналитик заявил, что он практикует уже тринадцать лет, но не может похвалиться успехами и образцовым кабинетом – мне все стало ясно. А тут еще его жена стала жаловаться, что не была счастлива ни единого дня в своей замужней жизни, что не любит свою работу, хотя и занимается ею шесть лет, и что жизнь ее безрадостна… Разве этого не достаточно? Таким образом, мое лечение было таким же символическим, как и их рассказ о своей жизни. Не было нужды спрашивать доктора, есть ли у него братья, мне и без этого было ясно, что он потратил впустую тринадцать лет жизни, а его жена потеряла шесть лет своей жизни. Нужно было заставить их что-то предпринять. Теперь перед ним открылась новая жизнь, а она избавилась от давящей скуки безрадостного существования.
Лечение в руках самого пациента. Врач только создает необходимый климат, делает погоду. Вот и все. А остальную работу должен проделать пациент.
Вот еще один случай. В октябре 1956 года меня пригласили выступить на Всеамериканском совещании психиатров по вопросу о применении гипноза в главной бостонской больнице штата.
За программу встречи отвечал доктор Л. Алекс, работавший в этой больнице. Когда я приехал, он попросил меня не только прочитать лекцию о гипнозе, но и показать кое-что из техники, если это возможно. Я спросил, на кого мне придется воздействовать. «Выберете кого-нибудь из участников встречи», – ответил он. «Нет, это не совсем то, что надо», – возразил я. «Ну, так пройдите по палатам и подберите то, что вам надо», – предложил доктор Алекс.
Я ходил из палаты в палату, пока не заметил двух беседующих медсестер. Я понаблюдал за ними, за их поведением. Когда они кончили разговаривать, я подошел к одной из них, представился и сказал, что буду читать лекцию о гипнозе на совещании и не согласилась бы она стать объектом внушения. Она ответила, что о гипнозе ничего не знает, ничего на эту тему не читала и никогда не видела, как это делается. «Тем лучше, – заметил я, – из вас получится отличный объект». «Если вы считаете, что у меня получится, я буду очень рада помочь». Я ее поблагодарил и добавил: «Уговор дороже денег». «Конечно», – ответила она.
Я сказал доктору Алексу, что буду работать с сестрой Бетти. Он так и взвился. "С ней нельзя работать. Она уже два года проходит курс психоаналитической терапии. У нее компенсированная депрессия (т.е. серьезное депрессивное состояние, но пациент борется с болезнью, продолжает работать, невзирая на угнетенное, тоскливое состояние).
Доктор Алекс добавил: «У нее ведь еще суицидальный синдром. Она уже раздала все свои украшения. Бетти – сирота, у нее нет ни братьев, ни сестер, а дружит она только с сестрами из нашей больницы. Бетти раздала многое из своих вещей и одежды. Мы уже получили от нее заявление об уходе». (Я не помню, с какого числа она просила ее уволить, кажется, с 20 октября, а разговор состоялся 6 октября.) «Как только уволится, она тут же покончит с собой. Нет, ее нельзя использовать».
Протестовали все: и лечивший Бетти психоаналитик, и доктор Алекс, и персонал больницы, и все сестры. «К сожалению, мы с Бетти договорились работать с обоюдного согласия. Если я пойду на попятный и откажу ей, при ее депрессии, она воспримет мой отказ как свою полную ненужность и покончит с собой в тот же вечер, не дожидаясь 20 октября». В конце концов я их убедил.
Я показал Бетти ее место в зале, среди участников совещания. Закончив лекцию, я обратился по очереди к нескольким присутствующим, чтобы продемонстрировать несложные приемы гипноза. Затем я сказал: «Бетти, встань, пожалуйста. Теперь медленно иди к сцене. Иди прямо на меня. Сейчас иди не очень быстро и не очень медленно, но с каждым шагом входи постепенно в транс».
Когда Бетти, наконец, оказалась на сцене, стоя прямо передо мной, она уже находилась в очень глубоком трансе. "Где ты сейчас находишься, Бетти? – спросил я. «Здесь», – ответила она. «Где здесь?» – «С вами». Я спросил: «А где мы?» «Здесь», – опять ответила она. «Что там?» – спросил я. (Эриксон указывает в сторону воображаемой аудитории.) Бетти ответила: «Ничего». «А там что?» (Эриксон указывает позади себя.) «Ничего», – ответила она. Другими словами, у нее была полная негативная галлюцинация на окружающее. Ей был виден только я. Я продемонстрировал каталепсию и анестезию кисти. (Эриксон щиплет себя за кисть руки.)
Тогда я сказал Бетти: «Неплохо было бы нам с тобой побывать в Бостонском дендрарии. Мы можем это легко осуществить». Я рассказал ей об искажении времени, как можно расширить или сжать время. «Итак, время расширилось, и каждая секунда стала днем».
Она представила, что мы с ней находимся в дендрарии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49