Затылок был аккуратно подстрижен.
Разбросанные в беспорядке листочки лежали на столе перед Мерфи. Он постукивал пальцем по обратной стороне одного из них.
Оглядев всю эту сцену, Келексел заметил небольшую перемену в Мерфи. Похоже, он стал более спокойным, более расслабился, обрел большую уверенность в себе.
Фраффин прокашлялся и сказал:
– Этот туземец, пишущий в своем блокноте, еще один знахарь, доктор Уили, товарищ Фурлоу по работе. Он только что закончил проведение того же самого теста с Мерфи. Повнимательнее понаблюдайте за ним.
– Почему? – поинтересовался Келексел. Повторение этого туземного обряда уже начало надоедать ему.
– Просто понаблюдайте, – повторил Фраффин.
Неожиданно Мерфи поднял карточку, по которой постукивал, посмотрел на нее и отбросил в сторону.
Уили повернулся, поднял голову, показав округлое лицо, две пуговицы голубых глаз, большой мясистый нос и тонкий рот. Весь его вид излучал самодовольство, словно он был источником света, заливавшим все вокруг, но в этом самодовольстве скрывалось какое-то коварство.
– Эта карточка, – сказал он раздраженным тоном. – Почему вы снова посмотрели на эту карточку?
– Я… ну, просто захотелось еще раз взглянуть, – ответил Мерфи и наклонил голову.
– Вы увидели в ней что-то новое?
– Я всегда видел на ней шкуру животного.
Уили уставился в затылок Мерфи с ликующим видом.
– Шкура животного, вроде тех, каких вы добывали, когда были мальчишкой?
– Я зарабатывал много денег на этих шкурах. У меня всегда на деньги был наметанный глаз.
Уили дернул головой вверх-вниз, несколько удивленный, похоже, воротник рубашки был ему слишком тесен.
– Не хотелось бы вам еще раз взглянуть и на остальные карточки?
Мерфи облизнул губы.
– Думаю, что нет.
– Любопытно, – пробормотал Уили.
Мерфи слегка повернулся и сказал, не глядя на психиатра:
– Док, может быть, вы скажете мне кое-что.
– Что?
– Со мной уже проводил этот тест один из ваших коллег, вы его знаете – доктор Фурлоу. Что показали результаты?
Что-то неприятное и хищное появилось в выражении лица Уили.
– А разве Фурлоу не говорил вам?
– Нет. Я считаю, что вы парень что надо и лучше войдете в мое положение.
Уили посмотрел на бумаги, лежавшие на его коленях, и принялся с отсутствующим видом покачивать карандашом, а потом подчеркивать все заглавные «О» в напечатанном тексте.
– Фурлоу не имеет медицинской степени.
– Да, но что же показал тот тест?
Уили закончил свою работу, потом откинулся на спинку стула и окинул бумаги взглядом.
– Понадобится некоторое время, чтобы обработать все данные, – сказал он, – но я рискну предположить, что вы такой же нормальный человек, как и любой другой.
– Это означает, что я в здравом уме? – спросил Мерфи. Он посмотрел на стол, затаив дыхание в ожидании ответа.
– Настолько же, насколько и я сам, – подтвердил Уили.
Мерфи глубоко вздохнул. Он улыбнулся и покосился на карточки с точками.
– Спасибо, док!
Показ-эпизода неожиданно прервался.
Келексел покачал головой и посмотрел на Фраффина, который выключил репродьюсер. Режиссер улыбнулся ему.
– Видите, – начал Фраффин. – Кое-кто, как и вы, согласен с вашей точкой зрения, считает, что Мерфи в здравом уме.
– Но вы-же сказали, что покажете мне Фурлоу.
– Я это и сделал!
– Не понимаю.
– Неужели вы не заметили, с каким отвращением этот знахарь заполнял свои бумаги? Разве Фурлоу делал что-нибудь подобное?
– Нет, но…
– И неужели вы не заметили, что этот знахарь просто-таки наслаждался чувством страха Мерфи?
– Но ведь страх может время от времени забавлять.
– Как и боль, и насилие? – спросил Фраффин.
– Конечно, если ими правильно управлять.
«И мне тоже доставляет удовольствие переживаемые ими страхи, – подумал Келексел. – Неужели в этом и состоит идея этого спятившего. Режиссера? Неужели он пытается поставить меня на одну доску с этими… созданиями? Любому Чему нравятся подобные вещи!»
– У этих туземцев странные представления, – продолжал Фраффин, – они считают, что любые действия, которые разрушают жизнь – разрушают любую жизнь – это болезнь.
– Но ведь это целиком зависит от того, какая именно форма жизни уничтожается, – возразил Келексел. – Конечно, даже эти ваши туземцы не стали бы колебаться, уничтожая… э-э… червя!
Фраффин лишь пристально посмотрел на него.
– Ну? – потребовал ответа Келексел.
Но Фраффин по-прежнему лишь пристально смотрел на него.
Келексел почувствовал, что его охватывает ярость. Он с гневом воззрился на Фраффина.
– Это всего лишь идея, которой можно забавляться, – сказал наконец Фраффин. – Ведь идеи – это наши игрушки, которыми мы забавляемся, разве не так?
– Безумная идея, – проворчал Келексел.
В это мгновение он вспомнил, что пришел сюда, чтобы ликвидировать опасность, угрожавшую кораблю историй со стороны спятившего Режиссера. И этот человек сам открыл сущность своего преступления! И если об этом станет известно, то тогда… Келексел сидел, внимательно глядя на Фраффина, чувствуя, как в нем нарастает праведный гнев, он наслаждался этими мгновениями перед наступлением разоблачения и мыслями о том, что преступник будет подвергнут вечному всеобщему отчуждению. Фраффин должен быть отправлен в безграничную темноту вечной скуки! Пусть этот безумец узнает, что на самом деле означает вечность!
Эта мысль на мгновение задержалась в сознании Келексела. Он никогда не рассматривал вечность с такой точки зрения. Вечность. «Что же на самом деле она означает?» – задал он самому себе этот вопрос.
Он попытался представить себя в изоляции от всех, предоставленный самому себе в бесконечно текущем времени. Его сознание поторопилось отбросить эту мысль, и ему стало жаль Фраффина из-за того, что с ним произойдет.
– А теперь, – произнес Фраффин, – вот он, решающий момент!
«Он что, умышленно злит меня, чтобы я донес на него? – подумал Келексел. – Но как такое возможно!»
– Мне приятно сообщить вам, – начал Фраффин, – что у вас будет еще один потомок.
Ошеломленный этим известием, Келексел лишь сидел и не отрывал от Режиссера взгляда. Он пытался что-то сказать, но не мог. Наконец, собравшись с силами, он проскрежетал:
– Но как вы можете…
– О, не так, как это обычно делается, не противозаконным способом, – перебил его Фраффин. – Здесь не будет никакого хирургического вмешательства, не будет тщательного отбора донора из банков яичников Первородных. Ничего из привычных процедур.
– Что вы имеете… – начал было Келексел.
– Ваша любимица-туземка, – снова перебил его Фраффин. – Вы зачали с ней ребенка. Она будет вынашивать вашего ребенка… древним способом, как мы это делали до того, как была создана организация Первородных.
– Это… невозможно, – пробормотал Келексел.
– Вовсе нет, – возразил Фраффин. – Видите ли, вся эта планета наводнена дикими Чемами.
Келексел молча сидел, впитывая зловещее очарование откровения Фраффина, понимая все то, что скрывалось за этими словами. Преступление оказалось таким простым. Таким простым! После того, как он преодолел мысленный блок, который был возведен в его сознании, не давая ему думать о подобных вопросах, все встало на свои места. Да уж, преступление соответствовало положению Фраффина, мысль о подобном преступлении даже в голову не могла прийти ни одному Чему! Келексел почувствовал непроизвольное восхищение Фраффином.
– Вы думаете, – начал Фраффин, – что вам нужно лишь выдать меня, и тогда Первородные выправят положение дел. Позаботятся о последствиях – стерилизуют жителей этой планеты, чтобы не могло произойти дальнейшего смешения кровей с Чемами, закроют доступ на планету, пока не найдут для нее какого-нибудь подходящего применения. Вашего отпрыска-полукровку постигнет та же участь, что и остальных.
Внезапно Келексел почувствовал, как в нем восстали забытые инстинкты. Угроза, скрывавшаяся в словах Фраффина, как бы открыла двери к запертому тайнику чувств Келексела. Он никогда и не подозревал о потенциальной силе или опасности со стороны этих чувств, с которыми он, похоже, связан… навсегда. Странные мысли роились в его голове. Была одна безумная, но она приносила ему ощущение свободы:

«Только представь себе: неограниченное число потомков!»
А потом новая мысль:
«Так вот что происходило с другими Следователями!»
И в ту же секунду Келексел понял, что погиб.

– Позволите ли вы уничтожить своего отпрыска? – спросил Фраффин.
Этот вопрос был лишним. Келексел уже рассмотрел его и ответил. Ни один Чем не будет рисковать своим отпрыском… ведь сколь же редкое и драгоценное это звено, единственное связывающее звено Чема с его прошлым. Он вздохнул.
И Фраффин, увидев это, улыбнулся, торжествуя победу.
Мысли Келексела обратились внутрь, к его собственному теперешнему положению. Первородные проиграли еще один раунд в бое с Фраффином. С каждой минутой Келекселу все яснее и яснее становилась та роль, которую он сыграл в этом поражении, четко определенная и довольно формальная. Он слепо (действительно ли слепо?) угодил в эту ловушку. Фраффин так же легко управлял им, как и своими дикарями с этой чудесной планеты.
И осознавание того, что он должен смириться с поражением, что у него нет выбора, вызвало у Келексела странное ощущение счастливого облегчения. Не радости, нет, а какую-то смутную печаль, столь же острую и глубокую, как скорбь.
«У меня будет неограниченный запас любимиц, – подумал он. – И они будут приносить мне отпрысков».
Но затем его сознание заволокло какое-то туманное облако, и он обратился к Фраффину, как к товарищу-заговорщику:
– Что, если Первородные пошлют сюда Следователя-женщину?
– Это еще больше облегчит нам задачу, – успокоил его Фраффин. – Женщины-Чемы, лишенные возможности вынашивать плод, но не лишенные своих инстинктов к продолжению рода, получают здесь еще большее удовольствие. Конечно, они купаются в море плотских удовольствий. У местных самцов нет никаких запретов, и это приводит в восхищение наших женщин. Но сексуальное влечение для наших женщин не самое главное. Больше всего их привлекает наблюдать за процессом рождения ребенка! Я не могу понять, как они могут переживать чужую радость, но Инвик уверяет меня, что это сопереживание очень глубокое.
Келексел кивнул. Наверное, это правда. Женщины в этом тайном заговоре должны быть привязаны более крепкими узами. Но Келексел все еще оставался профессиональным Следователем. Он заметил то, как двигаются губы Фраффина, складки вокруг его глаз – они выдавали его озабоченность. Здесь примешивалась еще одна вещь, которую Фраффин отказывался понять. Когда-нибудь эта битва будет проиграна. Вечность – это слишком долго даже для Первородных. Подозрения в конце концов перейдут в уверенность, и тогда будут применены любые средства, чтобы раскрыть эту тайну.
Понимая это, Келексел почувствовал грусть. Словно уже свершилось это неизбежное поражение. Здесь был аванпост бессмертия Чемов, и он тоже – со временем – уйдет. Здесь была часть всех Чемов, которая восстала против Вечности. Здесь было доказательство того, что где-то глубоко в каждом Чеме сидит неприятие бессмертия. Но доказательство этого будет уничтожено.
– Мы подыщем тебе подходящую планету, – сказал Фраффин.
И, уже произнося эти слова, он подумал, не слишком ли он торопит события. Келекселу нужно время, чтобы переварить услышанное. В первые минуты он был потрясен, но сейчас, похоже, уже пришел в себя, этот вежливый Чем, смирившись с поражением… и без сомнения должен осознавать необходимость омоложения. Конечно, он сразу же поймет необходимость этого.

16

Заложив руки под голову, Келексел лежал на кровати, глядя, как Рут расхаживает по комнате. Взад-вперед, взад-вперед. При каждом шаге раздавался свист, когда ее зеленый халат терся о ноги. Она вела себя так почти каждый раз, когда он приходил сюда – если только он не настраивал манипулятор на невероятно высокий уровень воздействия.
Его зрачки двигались вслед за ее перемещениями. Халат был подпоясан на уровне талии и украшен изумрудами и серебром, которые ослепительно сверкали в желтом свете комнаты. Ее беременность уже была слегка заметна – по выпирающему животу, блестящей румяной коже. Конечно, она понимала, чем это вызвано, но лишь однажды она сорвалась на истерику (но этот взрыв удалось быстро подавить при помощи Манипулятора).
Только десять периодов расслабления прошло с той поры, когда он встречался с Фраффином, однако Келексел чувствовал, как воспоминания о этом событии начали блекнуть. Тот «забавный маленький эпизод», героем которого был отец Рут, был записан и завершен (Келекселу с каждым очередным просмотром он казался все менее и менее забавным). Все, что оставалось ему, это найти подходящую планету где-то на задворках Федерации для собственных нужд.
Рут расхаживала взад-вперед. Через несколько секунд она окажется у репродьюсера, понял он. Она не пользовалась этим устройством в его присутствии, но он видел, что она бросает на него косые взгляды. Он ощущал, как эта машина притягивает ее к себе.
Келексел посмотрел на манипулятор, управляющий ее эмоциями. Уровень настройки испугал его. Никаких сомнений – однажды она станет иммунной.
Келексел вздохнул. Манипулятор казался огромным металлическим насекомым, заползшим на потолок.
Его беспокоили чувства к ней теперь, когда он знал, что Рут была первобытным Чемом, в кровь которой в древние времена была привнесена примесь крови Чемов с корабля историй – она становилась больше, чем просто неким абстрактным существом, почти личностью.
А существует ли право манипулировать личностью? Правильно ли это или неправильно? И какие последствия оно несет? Вся непривычная экзотика этого мира вызывала в нем непонятные ему самому сомнения. Рут была Чемом-полукровкой… никогда ей не стать полностью Чемом. Ее не подвергали в детстве телесным изменениям, направленным на переход процессов в ее теле на цикл бессмертия. Она не могла стать ячейкой паутины Тиггивоф.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26