Течение моря было с нами и ветер дул нам попутный.
Мы шли несколько часов и стали опять на якорь.
После полудня туман прочистился, и мы увидели, верстах в трех или четырех
перед собою, крутой каменный берег. Сей грозный сосед принуждал нас удал
иться от него поскорее. Но как довольно свежий ветер, дующий прямо на бере
г, и сильное туда же течение моря наводили нам страх, чтоб при медленности
поднимания обыкновенным образом якоря не прижало нас к берегу, то рассуж
дали, чтоб вступить под паруса вдруг, то есть распустить и наполнить их, не
поднимая якоря, и когда корабль возьмет движение, отрубить канат.
Однакож капитан был на то несогласен: ему не хотелось лишиться якоря. Он с
просил, нет ли на корабле кого-нибудь из архангельских рекрут. Сыскали од
ного матроса. Спрашивают его, хаживал ли он по Белому морю (архангельские
жители почти все рыболовы). Он отвечал: «Хаживал». Ц «Какой же это берег?»
Ц «Тот, который идет от Орлова Носа». Ц «А где Орлов Нос?» Ц «Остался наз
ади, мы его прошли». (Это сказание матроса не согласно было с нашим счислен
ием, ибо мы по карте считали себя далеко еще не дошедшими до мыса, называем
ого Орлов Нос.) Ц «Можно ли нам сняться с якоря?» Ц «Можно, Ц отвечал он:
Ц берег приглуб, течение хотя и бросит нас к нему, но встречное от него те
чение понесет нас вдоль его».
Капитан велел сниматься с якоря. Лейтенант М. представлял, что в подобных
случаях не должно полагаться на слова матроса и лучше потерять один якор
ь, чем подвергать корабль опасности. Однакож капитан велел немедленно сн
иматься. Опыт показал, что матрос говорил правду: лишь якорь отделился от
дна моря, корабль, как стрела, полетел на каменный утес: мы досмерти перепу
гались; но чем ближе к берегу, тем быстрота его становилась меньше, отража
ющееся от берега течение спиралось натекающим на оное и не допускало нас
к нему приблизиться. Мы успели вывертеть якорь, убрать его, наполнить пар
уса и направить путь свой в море. По выходе в океан и по долгом плавании, пр
и противных ветрах, зашли мы, чтоб запастись пресной водой, в пролив между
лапландским берегом и островом Кильдюйном
Кильдюйн, правильно Кильд
ин, Ц остров у мурманского берега Кольского полуострова, у 34° восточной
долготы.
. Остров сей необитаем. Мы нашли на нем несколько рыбачьих хижин. Лет
ом приезжают на него рыболовы и осенью уезжают назад. Они сказывали мне, ч
то ходят для промысла в океан и удаляются верст на сто от берега. Видя худы
е суда их, я спросил, как могут они на таких судах так далеко ходить: «Ну, еже
ли застанет буря?» Ц «Так что ж, Ц отвечали философы с холодностью: Ц ко
го застанет, тот утонет».
Я видел тут еще семидесятилетнего старика, сторожа оленей, который во вс
ю свою жизнь, как себя запомнит, из Кильдюйна никуда не отлучался. Летом ме
сяца три проводит он с приезжающими рыбаками, а в остальное время года жи
вет один. Разговаривая с ним, я спросил у него: «Как же зимою, когда пролив з
амерзает, не боишься ты забегающих сюда волков и медведей?» Ц «Чего боят
ься, Ц отвечал он с уверенностью, Ц они меня уж знают и не тронут».
Простояв дня три в Кильдюйне, пошли мы опять в океан и продолжали путь сво
й. Сделались противные и крепкие ветры: мы долго с ними боролись и ничего н
е видали, кроме кувыркающихся китов, которые из воды выставляли хребты с
вои, наподобие черных холмов, и, фыркая, пускали из ноздрей высокие водоме
ты. Мы забрались далеко к северу, так что солнце в самую полночь не заходил
о уже под горизонт.
После долгого времени ветры стали становиться попутнее, ночи длиннее и т
емнее. Мы перешли большое расстояние; миновали опасную пучину, называему
ю Мальштром
Мальштром (Мальстрём) Ц водоворот между Лофотенскими островами.
. Я в свободные часы занимался рассматриванием разных явлений: ино
гда днем по целому часу смотрел в воду, которая была так прозрачна, что опу
стится в нее белый камушек, можно было видеть его несколько секунд, пока н
е погрузится он сажен на двадцать или более. Иногда любовался плавающими
в ней цветами, которые показывались из-под кормы наподобие пестрых расп
устившихся колпаков. Прекрасный вид их, когда их поймаешь и вынешь из вод
ы тотчас исчезал и превращался в некую оседшуюся неприятную слизь.
Всего же более нравилось мне по ночам сидеть на носу корабля; вода имела н
екое лучезарное свойство, так что обмоченная в нее вещь казалась в темно
те огненной. Валы, ударяя в нос и отражаясь от него, раздроблялись на бесчи
сленное множество брызг, светящихся подобно разноцветным искрам. Казал
ось, корабль, шествуя, сражается ежеминутно с нападающими на него исполи
нами, в гневе попирая их, сыплет от себя огонь и пламя.
В один день достали мы лотом дно морское: глубина была 70 сажен. Мы наехали в
это время на необъятное количество сельдей. Корабль наш несколько часов
, почти при совершенной тишине ветра, плыл тихо, как бы посреди их, ибо от са
мого верха воды до такой глубины, до какой взор при чистоте и прозрачност
и ее проницать мог, вся она наполнена была слоями сих рыб, и вокруг корабля
, сколько зрением при ясной погоде можно было обнять, повсюду гладкая пов
ерхность воды рябела от прикосновения их к оной.
Наконец, по долгом странствовании и по претерпении многих бурь пришли мы
уже в половине октября (21 сентября) в Копенгаген, где пробыв несколько дне
й, спешили отправиться в путь. Мы снялись с якоря около полдня и с крепким
попутным ветром в весьма темную ночь стали приближаться к острову Борнг
ольму. В 8 часов вечера, по означении на карте пункта (т. е. места, в котором мы
себя считали), и по определении от него курса (то есть пути, которым корабл
ю плыть надлежало), капитан, дав о том приказание вахтенному (на страже сто
ящему) лейтенанту, лег спать.
Настал 10-й час Ц время, в которое, по соображению скорости хода, должны мы
были проходить между шведским берегом и островом Борнгольмом. Ветер уси
лился. Ход корабля был чрезвычайно быстрый Ц по 20 верст в час. Ночь претем
ная. Поставленные нарочно для смотрения на баке люди, на вопрос, часто пов
торяемый: не видать ли земли, ответствовали всегда: «Ничего не видать».
В сих обстоятельствах штурман берет карту, смотрит на нее, меряет и пожим
ает плечами. Вахтенный лейтенант подходит к нему и спрашивает: «Что ты по
сматриваешь на карту и пожимаешься?» Он отвечает: «Остров этот меня креп
ко беспокоит; курс наш по карте, конечно, хорош, ведет мимо него, но кто може
т положиться на точность исчисления? Притом же мрачность погоды не позво
лила нам ясным рассмотрением берегов хорошенько проверить оного; итак, е
сли положить, что подлинное место наше в восемь часов было мористее (дале
е от шведских берегов), нежели как означенный нами на карте пункт показыв
ает, то мы, идучи сим курсом, попадем на остров, а берега его так круты и приг
лубы, что при такой темноте и скорости хода не успеем мы его увидеть, как у
же об него ударимся и, может быть, разобьемся в щепы».
Сомнение это устрашило лейтенанта; он говорит: «Что ж нам делать? Не разбу
дить ли нам капитана?» Штурман отвечает: «Капитан не поможет, потому что, п
олагая погрешность счисляемого пункта в одну сторону, путь сей опасен, а
полагая ее в другую, перемена оного опасна; итак, капитан, не больше нашего
о верности пункта известный, будет точно в такой же нерешимости, как и мы»
.
Разговор сей умножал час от часу более страх их, у которого, как говорит по
словица, глаза велики. Лейтенант несколько раз спрашивал: «Не сказать ли
капитану?» Штурман отвечал всегда, что от того) не произойдет никакой пол
ьзы. «Мое бы мнение, Ц продолжал он, Ц не сказывая ему, спуститься немног
о к шведским берегам и через полчаса взять опять тот путь которым идем те
перь. Таким образом, если б и была предполагаемая мною погрешность в исчи
слении, то мы, не дав никому того приметить, поправили бы оную и миновали б
ы остров». Лейтенант, по некотором колебании, согласился на его предложе
ние. Они переменяют путь спускаются на два или на три румба к шведскому бе
регу, чтоб уклониться or ужасающего воображение их острова.
Не прошло десяти минут, как люди, стоящие на носу корабля, стали кричать: «
Кажется, как будто земля чернеется?» Ц «Где? Ц «В правой руке, перед носо
м». Ц «Вот, Ц вскричал обрадованный штурман, Ц это Борнгольм! Хорошо, чт
о мы от него отворотили, а то бы попали прямо на него». В это самое время кап
итан выходит из своей каюты, ему говорят: «Борнгольм виден». Он смотрит и г
оворит: «У меня глаза худы, я ничего не вижу».
Через две или три минуты с носу корабля вдруг несколько голосов закричал
и: «Кругом видна земля!» Эти слова, всех как громом, поражают. Кадетский ка
питан и лейтенант М. выбегают снизу наверх. Последний из них, посмотрев на
компас и видя, что корабль лежит не на том пути, как положено было держать,
закричал: «Лево руля!» Но едва он успел это произнести, как вдруг мы почувс
твовали такой удар, что едва могли устоять на ногах.
Корабль тотчас повернуло. Он стал боком против ветра. Паруса заполоскали
. Ветер, не надувая их более, начал сильно рвать и бить их о мачту. Под корабл
ем было 3 сажени воды: он стоял уже дном своим на дне моря. Волны, подобные го
рам, то поднимали его кверху, то опускали стремительно вниз. Тяжелая гром
ада эта, имеющая около двухсот тысяч пудов весу, с такой силою ударялась о
землю, что казалось, что все члены ее мгновенно расторгнутся и рассыплют
ся: высота и тяжесть мачт с висящими на них реями и снастями при каждом уда
ре наклоняла ее час от часу ниже на бок, так что напоследок верхние пушки с
тали доставать до воды, и на палубе неможно было стоять, не схватясь за что
-нибудь руками.
Сначала людям велели итти на мачты, чтоб убрать и закрепить паруса; они в ч
исле около ста человек, несмотря на трудность и угрожающую им великую оп
асность, полезли смело и две или три минуты были уже там; но когда при повт
орении нескольких ударов, капитан увидел, что мачты, сами по себе высокие
и тяжелые, но еще более тяжестью людей вверху обремененные, повалят кора
бль на бок, то велел тотчас рубить их. Время не позволяло обождать столько
, чтоб дать людям сойти на низ. Мы удовольствовались только тем, что закрич
али им: «Мачты рубят!». Минута погибели наступила (ибо с первым или со втор
ым наклоном корабля ожидали, что он повалится); надлежало ее предупредит
ь; но как можно было в несколько секунд срубить три дерева, каждое охвата в
два толщиною! В невозможности сего велели, как можно скорее с наветренно
й стороны перерубить только по нескольку талрепов
Талреп Ц веревочная снас
ть, которой стягиваются блоки на бортах судна для прикрепления вант.
у вант каждой мачты.
Мачты, освобожденные уже от поддерживания веревками, не переносят более
стремительности наклона, и все три в один миг с ужасным треском ломаются
и падают в море. Из бывших на них людей ни один не погибает: все они с удивит
ельным проворством успели по висячим веревкам спуститься вниз.
Облегченный от мачт корабль перестало валять с боку на бок, но продолжал
о приподнимать валами и стучать о землю. Темнота ночи не позволила нам ос
мотреть, где мы и на какую мель сели. В опасении, чтоб корабль, двигаясь по д
ну моря, не насунулся на такой величины камень, который мог его проломить,
положили мы якорь. Вскоре руль выбило, многие наружные доски или пояса, на
зываемые обшивкою, отодрало, и в корабле показалась течь, так что накопля
ющуюся в него воду едва всеми помпами могли отливать.
Состояние наше после срубления мачт сделалось бездейственное, но тем бо
лее ужасное. Сильные удары потрясали все члены корабля. Каждый час угрож
ал гибелью. Люди, приготовляясь к смерти, надевали на себя белые рубашки. М
ежду тем шум моря, скрип членов корабля, унылый свист ветра вокруг обломк
ов мачт и пушечные, для призвания помощи ежеминутно производимые выстре
лы напоминали беспрестанно, что мы гибнем и нет спасения.
Посреди сей общей горести и плача всех бодрее, всех веселее был между нам
и констапель N, человек молодой, статный собою и хороший мне приятель. Он с
распущенными волосами бегал по кораблю и поминутно кричал: «Пали!» Часто
подходил ко мне, шутил, смеялся и, утешая меня, говорил: «Не бойся, я сделаю,
что нас услышат и подадут нам помощь».
Наконец, после ужасных часов бесконечной ночи рассветает день. Мы видим
себя в двух или менее верстах подле шведского берега. Мнимый остров Борн
гольм был мыс сего берега. Погрешность в счислении действительно оказал
ась, но только с той еще ошибкою, что штурман полагал настоящее место кора
бля далее от берегов, нежели счисляемый на карте пункт, а оно, напротив тог
о, было ближе, а потому для избежания опасности надлежало бы не от Борнгол
ьма к ним, но от них к Борнгольму придержаться, то есть сделать противное т
ому, что мы, по несчастию, сделали
Если корабль, приближаясь ночью к берегам,
до того запутается в счислении, что не будет знать своего места, в таком сл
учае благоразумие заставляет лечь в дрейф и дождаться рассвета: ибо лучш
е потерять ночь хода, чем подвергать себя гибели.
.
Настало утро. Мы узнали место пребывания своего, но положение наше нимал
о не сделалось через то лучше. Ветер дул тот же и столь же крепкий. Сила уда
ров не уменьшалась. Корабль наш приходил в худшее состояние, и сокрушени
е оного становилось через несколько часов неминуемым. Внутри оного царс
твовали смятение и страх. Капитан заперся в каюте и не выходил из нее. Лейт
енант W был почти в исступлении ума. Он лежал в постеле своей и беспрестанн
о повторял: «Я виноват. Я погубил».
Оставались действующими лицами кадетский капитан и лейтенант М., которы
е оба, а особливо первый из них, сохранили в себе отличное присутствие дух
а и не переставали обо всем пещись. Капитан, созвал к себе офицеров, урядни
ков и несколько человек из старших матросов для совета (консилиума), на ко
тором положено было следующее:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16