— Пожалуйста, выйдите вон! — указал он на дверь.— А «бабки»? — удивились незваные гости. — Ты «бабки» под хату брал?... И где они?Оказывается, эти пацаны были не просто так, а правильными, с трудовыми книжками пацанами и служили во вполне приличном и уважаемом учреждении. В банке.— Ты че, фраер, нас за лохов держишь? Кинул банк на кучу «бабок» — и концы в воду?...Что, на каком языке и по какому поводу они сказали, Мишель Герхард фон Штольц понял не вполне, хотя в совершенстве владел несколькими европейскими языками и диалектами.Зато понял обитавший в шкуре фон Штольца на правах другой его половины Мишка Шутов, детство которого прошло не где-то там, за границами, а в российской глубинке. Это потом он стал фон Штольцем, настолько сжившись с новым своим обликом, что стал подзабывать о своей комсомольской юности и пролетарском происхождении. А иначе нельзя, иначе в два счета провалишься, сев лет на двадцать на тюремные, где-нибудь в графстве Йоркшир, нары!Но это — там, а здесь, в родной сторонушке, из «фона» полез тот прежний, Мишка Шутов. Который быстро сообразил: е-мое... Так это ж «крыша» банка требовать возврат кредита пришла! Которого нет. Равно как накапавших по нему процентов.Ах вот оно в чем дело! Всего лишь...— Милостивые государи, — желая решить вопрос миром, сказал Мишель Герхард фон Штольц. — Так получилось, что в настоящее время я не располагаю требуемыми суммами, но хочу вас заверить, что все мои долговые обязательства остаются в силе...Чего-чего?...— Кончай горбатого лепить! — предупредили пацаны, обступая должника, — «Бабки» на бочку или хату — банку!Что — «хата»... Он отдал бы ее с превеликим удовольствием, потому что был вполне счастлив и в этом, в спальном районе, в типовом однокомнатном «шалаше». Но та «хата» была не его — она принадлежала Административно-хозяйственному управлению делами Президента. А впутывать президентов в свои личные дела было не в правилах фон Штольцев!— Господа, я понимаю всю щекотливость сложившейся ситуации, но хочу вам доложить...Доложить Мишель Герхард фон Штольц ничего не успел, потому что ближайший к нему бугай треснул его кулаком в ухо.— Вы превратно меня истолковали, — хотел было объясниться Мишель. — Я не отказываюсь платить, я всего лишь прошу о пересмотре сроков кредита, беря на себя повышенные процентные обязательства...Но не объяснился, так как его стали пинать ногами. Больно. Как видно, у «гостей» были свои представления о чести и долге.Пинали Мишеля Герхарда фон Штольца недолго, может быть, минут сорок или чуть больше. После чего попросили расплатиться по долгам, пообещав непременно прийти снова.Ужасные нравы царят в современной России! В Европе за долги никто никого не пинает и по лицу не бьет, там нанимают адвокатов, предъявляют судебные иски, конфискуют все принадлежащее должнику имущество, обязываю его покрыть судебные издержки, разоряют и отправляют лет на десять в каталажку. Что куда как цивилизованней.Еще с полчаса Мишель Герхард фон Штольц лежал на полу, размышляя о превратностях судьбы, о том, что время собирать камни и время разбрасывать их. Потом, охая и ахая, поднялся и поплелся в ванную комнату смывать кровь.Но дойти не успел. Потому что в дверь вновь позвонили. Наверное, это пришли встревоженные, услышавшие шум соседи или вызванная ими милиция.Мишель Герхард фон Штольц по-быстрому смыл с лица кровь и, приветливо улыбнувшись, открыл дверь. Перед ним стояли какие-то крепкие, коротко стриженные ребята. Не иначе как переодетые в «гражданку» оперативники.— Вы ко мне? — поинтересовался Мишель.Ребята внимательно оглядели его с ног до головы, и от их проницательных взоров не укрылось, что кто-то своротил гражданину на сторону нос и челюсть тоже.— Оп-пачки... мы, похоже, опоздали, — разочарованно сказали оперативники.— Проходите, проходите, господа, — пригласил их Мишель Герхард фон Штольц в комнаты.Те гурьбой ввалились в квартиру. Их было много, но, к сожалению, они опоздали.— Вас, конечно, интересуют приметы преступников? — спросил Мишель Герхард фон Штольц.— Чего-чего?И лучше знакомый с реалиями российской жизни Мишка Шутов вдруг сразу понял, что, наверное, это не оперативники. И вообще не милиционеры. И, возможно, даже не соседи.— Ну ты чего, мужик, творишь-то? — укоризненно покачали головами визитеры.— А в чем дело-то? — спросил Мишка Шутов, заподозрив неладное.«Сейчас нас, кажется, будут бить», — предупредил он.«Это еще бабушка надвое сказала! — не испугался Мишель Герхард фон Штольц, внутренне собираясь для хорошей потасовки. В конце концов, что такое три, пусть даже пять противников для бойца, в совершенстве владеющего приемами рукопашного боя. — Это мы еще поглядим, кто кого!...»«Тут и глядеть нечего!» — охладил его пыл Мишка.— А что, собственно говоря, мне инкриминируется?... — поинтересовался Мишель Герхард фон Штольц. — Если невозврат кредита, так этот вопрос уже дискутировался. Не далее как минуту назад. С вашими другими приятелями.— Ты чего гонишь, какие приятели, какой кредит?...Нет, кажется, не насчет...— Слушай, ты, фраер драный, ты зачем даму обидел?Мишель Герхард фон Штольц — даму? Нет, они явно что-то путают. Чтобы он повел себя неуважительно по отношению к даме — такого не может быть, потому что... не может быть никогда!И тем не менее...— Ладно бы поматросил и бросил, так еще и побрякушки ейные прихватил!Побрякушки?... Какие побрякушки?...— О чем вы, господа?Но «господа», вместо того чтобы объясниться, набычились и недвусмысленно придвинулись со всех сторон. Кажется, пора было прикинуть, какой из приемов айкидо будет в этой ситуации наиболее действенен.— Где колье, падла, которое ты украл?!Колье? Какое колье?... Ах, колье!... Ах, то самое...Но только они ошибаются. Это было не воровство — было изъятие вещдоков. Что суть разные явления и что следовало бы растолковать этим, судя по всему, плохо разбирающимся в юридических премудростях кредиторам.Но кредиторы вступать в дискуссию почему-то не пожелали, а, разом наскочив, уложили его на пол и стали пинать. В точности как первые визитеры. И примерно туда же...Ну что за страна — все насущные проблемы решаются исключительно процедурой мордобоя. Теперь ему, если его окончательно не прибьют, придется всех их вызвать на дуэль, где убить. Надо лишь, как того требует дуэльный этикет, где-то найти и, как-то изловчившись, швырнуть им в лица перчатку.Но Мишка Шутов, опережая Мишеля Герхарда фон Штольца, как-то изловчившись, бросил в обидчиков не перчаткой, а удачно подвернувшейся под руку табуреткой. И еще одной. Оба раза попав!Кто-то отчаянно взвыл.— Убью на...! Всех на...! — взревел Мишка, вскочив на ноги, вращая глазищами и пуская изо рта пену.Кредиторы отхлынули.Разыгрываемая мизансцена напомнила Герхарду фон Штольцу эпизод из какого-то старого советского патриотического фильма, где настоящий коммунист пер без разбору на наган, разбрасывая наседавших на него кулаков, растаскивающих народное добро.Там талантами режиссера все это выглядело в высшей степени убедительно и высокохудожественно. Здесь отдавало фальшью.«Нельзя так-то... Нельзя терять своего лица!» — расстроился Мишель Герхард фон Штольц, представив, как он теперь должен ужасно выглядеть, и памятуя, что для истинного джентльмена форма бывает превыше даже содержания. Но в который уже раз в нем верх взял задиристый мальчишка Мишка Шутов, которого из него никакие заграницы так и не смогли вытравить.«Да пошел ты!...» — послал Мишка свое второе, привыкшее к расслабленной иноземной жизни "я" туда же, куда послал всех прочих, потому что по давним, еще ребячьим стычкам знал, как уважают драчуны психов.— Всех пор-р-решу, всех ур-р-рою!... У меня справка! Мне жизнь — по барабану! — изображая юродивого, бился он в падучей.И с хрустом рванул от ворота до пупа пятисотдолларовую, от Версаче, рубаху, так что все пуговицы по стенам пулеметной очередью простучали.Ошалевшие кредиторы отступили к двери, боясь, что он их точно сейчас всех перекусает и тогда его придется прибить как бешеную собаку. Что никак не входило в их планы.— Сроку тебе — два дня! — пригрозили они, выбегая на лестничную площадку, куда Мишка успел перебросать уже половину мебели. — Не отдашь — и тебя, и девку твою порешим!...И быстро побежали вниз по лестнице, уворачиваясь от обломков разнесенного в щепу орехового гарнитура...«Ты, конечно, молодец, просто Македонский! — был вынужден признать победу Мишки Герхард фон Штольц. — Но мебель-то зачем ломать?»Кажется, это тоже была цитата...Мебели в доме точно почти не осталось. Кроме разве дивана — но диван святое, его трогать было никак нельзя!Мишель Герхард фон Штольц сел, где стоял, и перевел дух.Ну что за день такой выдался. И жизнь!... Всем он чего-то должен, всем от него что-то нужно...Может, взять да бросить все к чертовой матери — жениться на хорошей, пусть даже безродной девушке, нарожать чертову уйму детей и жить себе спокойно где-нибудь в пригородном особняке в захолустном Марселе, подумал он. Что ему, больше всех нужно? Никому не нужно — а ему нужно?...Правда, долг...И честь...Привитые ему понятия о долге и чести не позволяли ему отказаться от взятых на себя обязательств. Пусть даже взятых по собственной воле.Фон Штольцы не отступают — не должны отступать!...А Мишки Шутовы ничего не забывают. И никому ничего не прощают — а вот хрен им!...Так что еще повоюем!... Придется!...И, кажется, точно!... Потому как в дверь вновь позвонили... Глава 3 Сорванная с крючка дверь со страшным грохотом отлетела в сторону, открыв черный провал дверного проема, за которым их ждала неизвестность...Если теперь там кто-нибудь будет, если нападет на них — он непременно ударит его... Или нет, лучше ткнет обухом топора в живот! — мгновенно подумал Мишель, вваливаясь в комнату.Он сделал шаг, другой и в нерешительности остановился почти подле самого порога. Сзади на него налетел, с ходу ткнувшись в спину, господин с усами.В комнате было совершенно темно — электрический свет отключили еще неделю назад, а в стоящей на полке камина лампе керосин давно кончился. Но им казалось, что свет нарочно, чтобы не выдать себя, выключили злодеи.Наверно, они были смешны со своими выставленными вперед топорами и тростями — имей они дело с настоящими злоумышленниками, те бы давно сшибли их с ног, неожиданно напав из тьмы. Или просто застрелили...Глаза быстро привыкли к темноте, и стали уже угадываться очертания комнаты: комод, кровать, стол... И стало слышно во тьме чье-то напряженное дыхание.Чье?! Грабителей?!Мишель с господином двинулись на звук.Вдруг что-то рухнуло на пол, отчаянно громыхнув.— Черт побери!... — выругался в темноте за что-то зацепившийся и что-то опрокинувший господин.И тут же напряжение спало.— У вас есть спички? — спросил Мишель.Господин завозился, шаря по карманам. Загремел коробком, чиркнул спичкой, и желтый колеблющийся огонек высветил комнату.— Там, кажется, лампа и бутыль, — указал Мишель. — Если вас не затруднит — запалите огонь.Сам Мишель бросился к кровати, где под одеялом угадывалась чья-то неясная фигура и откуда доносилось дыхание.Осторожно двигаясь, господин прошел к каминной полке, выдернул из бутыли тряпичную пробку, залил в лампу керосин и, приподняв стекло, запалил фитиль.Стало довольно светло.Мишель склонился над кроватью. Из-под одеяла по подушке веером разлетелись, прилипнув к влажной наволочке, длинные светлые пряди волос.Анна?... Она?...Мишель осторожно приподнял толстое пуховое одеяло. И, как ему почудилось, всего его обдало жаром.— Огня! — крикнул он. — Добавьте же огня! Господин с усами подкрутил фитиль, поднес лампу ближе.На подушке, разметавшись в бреду, лежала Анна. Но узнать ее было почти нельзя — лицо ее было смертельно бледно, щеки ввалились, губы высохли и растрескались. Но все равно даже такой она была удивительно красива.— Ишь ты — как ее!... — удивленно сказал господин. — Не иначе как сыпняк!И на всякий случай отодвинулся от кровати подальше.В отличие от Мишеля, который склонился над больной.— Анна! — позвал он. — Анна! Вы слышите меня?Анна не ответила, не пошевелилась и даже не открыла глаз. Она прерывисто, хрипло дышала, вздрагивая и беззвучно шевеля в бреду губами. Мишель осторожно коснулся ладонью ее лба и, словно обжегшись, испуганно отдернул руку. Анна пылала!— Ей нужен доктор... Ей непременно нужен доктор! Здесь есть где-нибудь больница? — быстро спросил Мишель.— Нет, — покачал головой господин. — Но, кажется, в соседнем доме живет практикующий врач...— Пожалуйста, если вас не затруднит... — начал было Мишель.— Да, да, конечно, — закивал господин, отступая к двери. — Я сей момент!...Хлопнула входная дверь, гулко застучали, постепенно затихая на лестнице, шаги.Надо бы сменить простыни, подумал Мишель. Они, наверное, несвежие и совершенно мокрые — хоть выжимай — от пота. Но сбросить одеяло, открыть Анну, которая, может быть, там, под ним, в ночной сорочке или вовсе без нее, он не решился. Хотя, подумав о том, почувствовал, как у него от волнения перехватило дыхание.Он так ни на что и не решился. Лишь отбросил штору и открыл форточку, чтобы проветрить комнату.Ну где же они, где?...Анна все не приходила в себя, и Мишель, наблюдая за ней, находящейся без сознания, испытывал смущение и одновременно неясную тревогу оттого, что имеет возможность разглядывать ее вот так, бесцеремонно.Нехорошо, надо бы уйти, думал он. Но уйти было выше его сил. Ему было ужасно жаль Анну и почему-то жаль себя...На лестнице застучали шаги, зазвучали голоса.Мишель, прихватив лампу, выбежал на лестничную площадку. Снизу в сопровождении жильца с усами поднимался представительного вида господин в добротном пальто, с пузатым «докторским» саквояжем в руках.— Благодарю вас, — кивнул, подойдя к Мишелю. — Ну, где больной?— Сюда, сюда, пожалуйста, — освещая путь, указал Мишель.Вошли в квартиру. Доктор по привычке скинул в прихожей калоши.В спальне, увидев с порога Анну, доктор помрачнел.— Соблаговолите принести воды, — попросил он.— Да, да, конечно, — засуетился Мишель.Побежал на кухню, нашел какой-то кувшин и тазик, принес их доктору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32