Троцким?... Уж не тем ли самым, с которым он сидел в Крестах в соседних камерах и которого в шахматы обыгрывал?Ах вот в чем дело!Но что с того?...— А разве это что-то меняет, коли вы считаете, что я преступник, достойный применения смертной казни? — мстительно спросил Мишель.В глазах людей в кожанках мелькнула растерянность и даже страх.— Ну как же... Конечно!... — наперебой загомонили они. — Ежели вы имеете заслуги перед революцией, ежели пострадали от прежнего режима, то это совсем иное дело! Значит, вы проверенный товарищ...Вот он уже и товарищем стал... Этим товарищам!Мишеля дружески похлопывали по плечу и спине и угощали папиросами.И лишь когда он уходил, в полумраке коридорчика кто-то злобно шепнул ему на ухо:— Все одно — надо бы тебя шлепнуть... по всей строгости... несмотря на заступничество самого товарища Троцкого. Ну ничего — бог даст, еще свидимся!...Подле крыльца Мишеля ждал конвой. Или охрана? Или почетный караул?... Он уже и не знал кто.Он уселся на ледяное сиденье легкового авто. Сбоку на ступеньку вскочил красноармеец в длинной, на манер богатырских шлемов, шапке с пришитой поверх красной звездой и свисающими до плеч «ушами».— Трогай!На крыльце, толкаясь и дыша на морозе паром, толпились следователи и еще какой-то народ и разве только платочками вслед не махали.Кто ж он такой, Троцкий, что его так боятся? — мимолетно удивился Мишель. Или, может, это не тот Троцкий, а другой?...Но нет, товарищ Троцкий оказался тем самым. Прежним. Соседом по Крестовской камере.— А-а! — обрадованно приветствовал он Мишеля. — Господин полицейский! Рад, рад!...И полез обниматься.— Как же вас, любезный, угораздило?... Ведь я говорил, предупреждал — не вставайте поперек революционного потока — сомнет, раздавит! Ведь шлепнули бы вас за милую душу, кабы у вас такая защитница не нашлась!Защитница? Какая защитница?...— ...Чуть все тут мне в клочки не разнесла! — шутейно пожаловался Троцкий.Кто?! Неужели Анна?... Неужели она? Но когда, каким образом?...— За меня просили... Анна просила? — вырвалось у Мишеля. — То есть я хотел спросить — Анна Осиповна?— Уж не знаю, Осиповна или нет, но барышня, доложу вам, серьезная, — хохотнул Троцкий. — Кричала на меня, ножкой топала, кулачком грозила! Ей-богу, думал, чернильницей запустит!Но тут же вдруг посерьезнел.— Впрочем, если говорить по чести, вряд ли бы ее заступничество вам помогло. И даже мое!... Виновные перед народом должны нести всю меру революционной ответственности, невзирая на лица! Должны без малейшего сомнения уничтожаться, подобно сорной траве, мешающей росту новых всходов! Безжалостно и с корнем!...Трава — это люди, а они, выходит, косари?— Должен вам сообщить, что вынесенный вам приговор не отменен, — официальным тоном сообщил Троцкий, — сие не в моих силах. Я его всего лишь отсрочил, впредь до особого распоряжения. Впрочем, это все пустяки...Хорош пустяк, нечего сказать — жизнь, которой его чуть было не лишили!— Я вас искал по совсем другому поводу. Вы ведь, кажется, расследовали дело о хищении фамильных драгоценностей дома Романовых? Искали какие-то сокровища?— Искал! — ответил Мишель. — Но не нашел.— Вот и хорошо, что не нашли! — неожиданно обрадовался Троцкий. — Кабы нашли — они бы достались другим! Сегодня как никогда советская власть нуждается в средствах. Мировая буржуазия надеется удушить нас финансовой блокадой, поэтому каждый рубль теперь должен быть обращен в пользу трудового народа!...И вновь его слова и тон напомнили Мишелю митинговые речи, которые он не раз и не два слышал на улицах, еще в ту, в первую, Февральскую революцию, русский человек удивительно падок на слова и лозунги. Всегда. Во все времена. За что и платит!...Обойдя стол, Троцкий сел в высокое, старых еще времен кресло, разом отгородившись зеленым сукном от посетителя, дав тем понять, кто он такой есть.— Хочу предложить вам место! — сказал Троцкий. Служить советской власти? Ему — царскому офицеру?...Он не ослышался?— Но я офицер, полицейский и к тому же дворянин, — напомнил Мишель, чтобы избежать всяких недомолвок.— И что с того? — отмахнулся Троцкий. — Многие наши товарищи из дворян, немало — из офицеров. Революция не мстит заблудшим, предоставляя им возможность искупить свою вину. Вы нужны революции. Вы дальше других продвинулись в поиске принадлежащих народу царских сокровищ, отчего вам, как говорится, и карты в руки.Ты смотри — и эти туда же! — подивился Мишель. Всем царские сокровища покоя не дают!— А если я откажусь? — осторожно спросил Мишель, которому менее всего хотелось связываться обязательствами с какой бы то ни было властью.— Как вам будет угодно, — вполне доброжелательно ответил Троцкий. — Неволить не станем! Коли вы теперь откажетесь, то вас тот час же вернут туда, откуда забрали...Мишель тут же вспомнил жуткую, тянущуюся к железной двери очередь, желтый полумрак подвала и рушащиеся навзничь, на мешки с песком, фигуры людей. Только что живых...— Вынужден повторить, что вы освобождены под мое поручительство, — напомнил Троцкий. — Мы, конечно, старые знакомые, но это еще не повод укрывать вас от карающего меча революционного правосудия! Свою лояльность вам надлежит доказать не словами — делом. А если нет... Если нет, то хочу напомнить, что вынесенный вам приговор никто не отменял! Решайте! Мы против какого-либо принуждения, мы за свободу выбора всех и каждого.— Как долго я могу думать? — поинтересовался Мишель.— Пять минут! — взглянул на часы Троцкий.Возможно, в иных обстоятельствах Мишель сказал бы «нет». Но не теперь, когда он только что вырвался из самой преисподней. Кроме того, Анна... которая хлопотала за него... Которой он обязан жизнью... И которую он, сказав «нет», более никогда не увидит.— Хорошо, — кивнул Мишель. — Я сделаю все, что в моих силах. Если, конечно, речь идет о деле, которое я расследовал, а не о чем-нибудь еще.Далее Троцкий его не слушал — он придвинул к себе лист бумаги, что-то быстро на нем написал, припечатав снизу штемпель.— Пропуск и продуктовые карточки получите в канцелярии, — уже иным, уже не терпящим возражений тоном сказал он. — Оружие, обмундирование и все необходимое — на вещевых складах по записке управделами. Я распоряжусь, чтобы товарищи вас к нему сопроводили.Он встал и пожал Мишелю руку.Почти как равному...Уже гораздо позже, уже на улице, Мишель развернул врученную ему бумагу. И прочел ее."Сей мандат выдан товарищу Фирфанцеву Мишелю Алексеевичу в том, что он назначен Реввоенсоветом для исполнения возложенной на него особой миссии, в связи с чем ему разрешено свободное передвижение во время комендантского часа, беспрепятственный проход во все советские учреждения, ношение и применение оружия, а также реквизиция государственного и частного транспорта, включая автомобильный, гужевой и прочий.Сим предписывается всем руководителям государственных учреждений в центре и на местах, командирам воинских частей и революционной милиции оказывать всемерную помощь, выделяя по первому требованию означенного товарища необходимые ему материальные средства и людей.Неисполнение его распоряжений, равно как скрытый саботаж, будет приравнено к контрреволюционной деятельности и преследоваться по всей строгости революционной законности вплоть до исключительной меры социального воспитания.Предреввоенсовета Л.Д. Троцкий".Мишель стоял посреди улицы, на морозе, совершенно не чувствуя его, ошарашенно в который уже раз перечитывая выданную ему бумагу. Четыре часа назад его расстреливали в подвале чека, а теперь все те, кто его расстреливал, были отданы ему в подчинение и в случае неповиновения могли сами встать под дула винтовок!Вот так вот!... И снова, во второй уже раз, он был поднят из грязи — в князи. Теперь — в красные!...Рок витал над главой Мишеля Фирфанцева, то вознося его к самым небесам, то обрушивая в тартарары.Злой рок, который назывался — сокровища дома Романовых. Рок ценою в миллиард золотых рублей!...И добрый рок, имя которому было — Анна... Глава 20 День Анна стояла у окна.И второй — тоже.Она стояла у окна, закутавшись в шаль, прилипнув щекой к холодному стеклу, и неотрывно глядела на улицу.За все это время мимо дома прошел отряд солдат с винтовками на плечах, проехал, тарахтя мотором, железный броневик да пробежало, может, пять, может быть, шесть прохожих.Завидев в конце переулка одинокую фигуру, Анна вздрагивала, но, присмотревшись к идущему человеку, быстро сникала. Нет, это был не он — не Мишель.На второй день Анна поняла, что ждать глупо. И даже преступно. Нужно действовать.Она быстро оделась и встала у порога.А идти-то куда?...В чека?... Но она даже не знала, где это.Нет, лучше обратиться к какому-нибудь большому начальнику, который может приказать освободить Мишеля. К Ленину. Кажется, он у них самый главный?Ленин был главный, но был далеко — в Петрограде. Что только и спасло вождя мирового пролетариата от Анны.Пришлось искать ему замену.Анна поступила просто, но мудро — содрала все подписи с развешанных на заборах декретов и скупила все, какие нашла, большевистские газеты, которые тщательно проштудировала, выписав все встретившиеся там фамилии. Одна заметка чем-то привлекла ее. В ней сообщалось, что в Москву по неотложным ревделам прибывает Предреввоенсовета Троцкий.Его фамилия показалась ей знакомой.Нуда, конечно!...Она вспомнила, как Мишель рассказывал ей о своем пребывании в Крестах, где он сидел вместе с большевиками. В том числе с Троцким, который теперь стал большим начальником!Анна встрепенулась.Что же она тогда думает — надо пойти к нему, непременно к нему! Он знает Мишеля, он поймет, он поможет!...Анна пошла к Троцкому пешком.Возле Боровицких ворот Кремля ее остановил заиндевевший часовой с винтовкой.— Мне нужно к Троцкому! — твердо сказала Анна.— Эк, барышня, хватили! — хмыкнул часовой. — Утоварища Троцкого дел других нет, как с вами разговоры говорить! Да и нет его теперь здесь — он в своем вагоне на Николаевском вокзале...Такой большой начальник, а живет в вагоне? — разочарованно подумала Анна.Троцкий точно жил в бронированном вагоне, который отстаивался в тупике Николаевского вокзала. Найти его оказалось легче, чем Анна думала. Попасть — труднее, чем можно было предположить.В тупик толпами бегали какие-то важные люди, натаптывая широкие, как проспекты, тропы. Подле вагона, у разложенных меж путей костров, теснились вооруженные солдаты. Все, к кому ни обращалась Анна, отмахивались от нее, как от надоедливой мухи, требуя какие-то мандаты и справки. Полдня она потеряла в безнадежной толкотне на запасных путях, пока не решилась на отчаянный шаг. Обойдя вагон, она сунулась на площадку, где курил какой-то человек в кожанке.— Куды? — грозно спросил он.— Товарищу Троцкому телеграмма от товарища Ленина! — отчаянно крикнула Анна, протолкнулась мимо растерявшегося охранника и прошмыгнула внутрь вагона.Сзади кто-то громко закричал, затопал в тамбуре, но было уже поздно — Анна захлопнула за собой дверь.Никаких купе в вагоне не было — была большая зала, где стояли обитые кожей с высокими спинками стулья, а вдоль стен были расставлены сколоченные из досок лавки.Сзади отчаянно колотились в дверь.Ну и где он, этот Троцкий?...Анна заметила небольшого в военном френче и в пенсне человека, который удивленно и, как ей показалось, испуганно глядел на нее из-за большого, обитого зеленым сукном стола. Обратила внимание на то, как он стал втягивать голову в плечи, нервно теребя кнопку звонка.Он боялся! Ее боялся!...Но ворвавшаяся в кабинет барышня не стреляла из браунинга и не швырялась бомбой, а, просительно сложив руки на груди, умоляющим тоном сказала:— Простите... бога ради... умоляю вас — выслушайте меня!В вагон ввалилось несколько красноармейцев с винтовками и маузерами на изготовку, готовые стрелять и колоть штыками злодеев, покусившихся на жизнь товарища Троцкого, готовые заслонить его своими телами.И они, наверное, не разобравшись, закололи бы Анну, кабы Троцкий, привстав, не крикнул:— Погодите!... Оставьте ее!Уж больно хороша и непосредственна была возбужденная, с раскрасневшимися щечками барышня.— Что вам угодно? — спросил Троцкий.Возможно, полагая, что это какая-нибудь влюбленная в него красная пролетарка. Что всякому вождю приятно.Но он ошибся.— Я по поводу Фирфанцева. Мишеля Фирфанцева! — быстро проговорила Анна.По лицу Троцкого было понятно, что никакого Фирфанцева он не знает и знать не желает.— Вы с ним вместе в тюрьме сидели, в Крестах. То есть он — с вами, — отчаянно сказала Анна. — Вы еще в шахматы играли!Лицо Троцкого смягчилось.— Можете идти! — сказал он красноармейцам.— Обыскать бы ее для порядку надо, — тихо прошептал кто-то, отступая к двери.— Как же, помню... Кто вы ему? — поинтересовался Троцкий.— Жена, — тихо ответила Анна.— Давно? — зачем-то спросил Троцкий.— Нет, — смутилась Анна. — Мы поженились третьего дня. Но какое это может иметь значение?! Вы же знаете его — он не мог совершить ничего дурного. Он честный... Он... он даже деньги не берет!Троцкий удивленно вскинул бровь:— Какие деньги, откуда не берет?...— Да-с! Я знаю, что говорю! — топнула ножкой Анна. — Я сама ему предлагала, когда он арестовал моего батюшку!...Ее собеседник был явно заинтригован.— Он арестовал вашего батюшку, а вы тем не менее вышли за него замуж? — удивленно спросил он.— Да, арестовал! — твердо сказала Анна. — Мишель — он полицейский, то есть я хотела сказать, бывший полицейский, и он разыскивал пропавшие царские сокровища. А мой батюшка имел неосторожность купить, кажется, на толкучке, кое-что из украшений...— Сокровища? — что-то такое смутно припомнил из той, прежней, крестовской жизни Троцкий. — Да-да, о чем-то таком он упоминал...— Ну вот видите! — обрадовалась Анна. — Вот вы тут сидите, а он, может быть, хотел народу целый миллиард вернуть!— Так уж и миллиард? — осмелился усомниться Троцкий.— Да, так уж! — задиристо ответила Анна. — Чего вы улыбаетесь? Другой бы не стал — а он непременно! А вы его в вашу чека забрали!Троцкий, что-то быстро чикнул в блокноте.— Хорошо, я разберусь, — пообещал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32