п., могут заключать в себе много "данных" элементов
(ощущения от красноты щек, от стеснения дыхания и т.п.), и даже самое
произнесение остроты, заготовленной раньше и несколько раз про себя
произнесенной, может произойти как-то автоматически, т.е. быть окрашено
оттенком "данности"50.
Не удивительно поэтому, что психология до сих пор исследует главным
образом "данные мне" состояния, т.е. мир не-я, и даже один из самых тонких
наблюдателей, именно Джемс, заявил, что, пожалуй, субъективные состояния
вовсе не даны в непосредственном опыте. "Были мыслители, - говорит он, -
отрицавшие существование внешнего мира, но в существовании внутреннего мира
никто не сомневался. Всякий утверждает, что самонаблюдение непосредственно
раскрывает перед нами смену душевных состояний, сознаваемых нами в качестве
внутреннего душевного процесса. противополагаемого тем внешним объектам,
которые мы с помощью его познаем. Что же касается меня, то я должен
сознаться, что не вполне уверен в существовании этого внутреннего процесса.
Всякий раз, как я делаю попытку подметить в себе какой-нибудь душевный
процесс, я наталкиваюсь непременно на чисто физический факт, на какое-нибудь
впечатление, идущее от головы, бровей, горла или носа"51.
Если воспользоваться нашим критерием, то границу между я и не-я придется
провести не там, где ее находят представители других миросозерцаний.
Рационалисты и субъективные идеалисты (напр., Юм, Милль) полагают, что все
переживания, констатируемые каким-либо индивидуальным сознанием, целиком
принадлежат этому я, а мир не-я начисто, целиком отрезан от я; субъективному
идеалисту не приходится поэтому проводить границу между я и не-я; все
испытываемое им есть его я; о мире не-я они или ничего не знают (Юм, Милль),
или же получают его путем удвоения некоторых переживаний я (напр., по мнению
Декарта, когда мы воспринимаем мяч, то в нашем уме возникает представление
шара, а вне ума существует действительный шар; по мнению Локка, когда мы
видим красный цвет, то цвет находится в нашем сознании, а вне сознания
находится что-то, что своим действием вызывает это ощущение). Наивный
реализм стоит ближе к нам: часть испытываемого он относит к области не-я, но
граница между я и не-я не определяется при этом точно, и во многих случаях
наивный реалист попросту не обсуждает вопроса, что и в каком смысле должно
быть отнесено к одной из этих двух сфер52. Наконец, согласно нашим
представлениям, совокупность всех испытаний какого-либо индивидуального
сознания должна быть под руководством точно определенного критерия глубоко
расколота, чтобы выделить не-я, при этом на долю я остается гораздо меньше,
чем обыкновенно принято думать (даже воспоминания, образы фантазии,
поскольку в них есть элементы, окрашенные признаком "данности мне",
принадлежат миру не-я); так как мир не-я отграничивается от я путем
раскалывания всех переживаний надвое, то нам не нужно конструировать его и
не приходится прибегать с этой целью к удвоению переживаний: мы вовсе не
думаем, будто, когда мы воспринимаем шар, мы имеем в сознании представление
о шаре, а вне я находится действительный шар или какое-то нечто, которое
своим действием вызвало представление о шаре, мы полагаем, что шар,
составляющий содержание нашего восприятия, и есть именно часть мира не-я.
Таким образом, знание о внешнем мире, что касается близости к объекту,
ничем не отличается от знания о внутреннем мире. Процесс в я ("мой" процесс,
напр., усилие припоминания) не просто совершается, а становится познанным
событием, если я обращу на него внимание и отличу его от других событий.
Иными словами, мир не-я познается так же непосредственно, как и мир я.
Разница только в том, что в случае знания о внутреннем мире и объект знания
и процесс сравнивания его находится в сфере я, а при познании внешнего мира
объект находится вне я, а сравнивание его происходит в я. Значит, в процессе
познания внешнего мира объект трансцендентен в отношении к познающему я, но,
несмотря на это, он остается имманентным самому процессу знания;
следовательно, знание о внешнем мире есть процесс, одною своею стороною
разыгрывающийся в мире не-я (материал знания), а другою стороною
совершающийся в мире я (внимание и сравнивание).
Такое учение о процессе знания, конечно, требует, чтобы мы освободились
от старого представления об абсолютной субстанциальности я и допустили
совершенную объединенность я и не-я (подобную той объединенности, какая
существует между различными душевными процессами в самом я), благодаря
которой жизнь внешнего мира дана познающему я так же непосредственно, как и
процесс его собственной внутренней жизни. Для краткости в дальнейшем
изложении мы будем называть это непосредственное сознавание внешнего мира
термином интуиция, а также термином мистическое восприятие.
Учение об интуиции (мистическом восприятии), если остановиться на том,
что сказано выше, неизбежно вызывает недоумения, которые могут выразиться в
следующих вопросах. Не есть ли это наивный реализм, доведенный до крайних
пределов? Не обязывает ли он нас совершенно отказаться от учения о
субъективности ощущений и допускать внетелесную транссубъективность их? В
ответ на это заметим, что учение о субъективности ощущений действительно
заменяется у нас учением об их транссубъективности, однако так, что все
установленные эмпирическою наукою ценные стороны учения о субъективности
ощущений (учение физиологии о зависимости ощущений от состояния органов
чувств и нервной системы, учение физики о причинах зрительных и слуховых
ощущений) сохраняются, отпадают только ничем не доказанные преувеличения,
кроющиеся в нем, и устанавливается важное, с точки зрения познающего
субъекта, различение двух сфер транссубъективности, разрешающее многие
затруднения в гносеологии.
Все доводы в пользу субъективности ощущений заключаются в том, что
вкладывание содержания ощущений в вещи вне человеческого тела приводит к
противоречиям, а также в том, что ощущения меняются в зависимости от перемен
в человеческом теле. Выше (в первой главе) было уже указано, что эти доводы
приводят только к следующему отрицательному положению: содержание ощущений
не есть процесс, совершающийся в объекте (запах не заключается в ландыше).
Вслед за этим тотчас возникает вопрос, где же совершается этот процесс, т.е.
в какую группу явлений нужно включить его. Пользуясь своим критерием, мы
тотчас же ответим: во всяком случае содержание ощущения не входит также и в
сферу я: все ощущения явным образом имеют характер "данности мне",
следовательно, хотя они и не принадлежат воспринимаемому объекту, все же они
входят в состав мира не-я. Так как они зависят от перемен в той группе
переживаний, которая называется телом, и так как всякое их перенесение в
область вне тела приводит к противоречиям, то остается лишь признать, что
ощущение есть процесс, совершающийся в теле познающего субъекта.
Следовательно, ощущения принадлежат к миру не-я, но в отношении к познающему
субъекту это его внутрителесный, а не внетелесный транссубъективный мир.
Таким образом, оказывается, что противоположные учения о субъективности
ощущений и об их внетелесной транссубъективности (наивный реализм) заключает
в себе каждое и долю истины и долю лжи. Прав тот, кто относит ощущение к
внешнему миру, однако прав и тот, кто утверждает, что ощущение не есть
свойство воспринимаемого внетелесного объекта.
III. Ninoaa aini?eyoee aiaoiaai ie?a
Воспользуемся установленными понятиями я и не-я, а также внутрителесной и
внетелесной транссубъективности для целей теории восприятий внешнего мира. В
составе этих восприятий можно допустить существование, во-первых, процессов
из сферы субъективного мира, во-вторых, процессов транссубъективного
внутрителесного мира и, в-третьих, процессов транссубъективного внетелесного
мира. Согласно учению, широко распространенному в наше время и разделяемому
сторонниками многих философских направлений, внешние восприятия целиком
складываются только из процессов первой категории; согласно представлению
наивного реалиста они, пожалуй, целиком складываются из ощущений третьей
категории, а согласно нашему представлению они заключают в себе все три
категории элементов. Положим, что мы смотрим на цветущую липу и видим, как
сильный ветер отрывает от нее большую ветвь, она падает и ломает кусты
сирени. Поскольку это восприятие требует "моего" внимания, различения и
т.п., а также поскольку оно заключает в себе чувствования ("моего")
неудовлетворения или удовлетворения53, постольку в нем заключаются процессы
первой категории. Запах от цветов липы, цвет ее, грохот падения и т.п. суть
процессы транссубъективного внутрителесного мира. Наконец, наличность одного
центра, обусловливающего столь разнообразные явления, как цвета, звуки,
запахи (субстанциальность), пребывание этого центра вне моего тела
("проецирование" его наружу), связи между различными субстанциальными
центрами (между ветвями, листьями, цветами), активность этого целого в
процессе падения (причинная связь между падением и изломом куста) и вообще
все, что сознается как транссубъективное и что не может рассматриваться как
процесс в моем теле, есть элемент внетелесного мира, т.е. входит в состав
объекта, как он существует сам по себе, за пределами моего я и моего тела.
Так как трансцендентное знание невозможно, то нельзя не признать, что
восприятия, свидетельствующие о существовании внешнего мира, содержат в себе
элементы самого этого мира. Однако, может быть, нам заметят, что все такие
элементы принадлежат ко второй категории, т.е. к числу внутрителесных
переживаний. Иными словами, может быть, с нами согласятся, что я обладает
способностью воспринимать внешний мир, но только ближайший к себе, именно
мир, складывающийся из внутрителесных процессов. Такая частичная уступка
вполне соответствовала бы духу современной психофизиологии, а также общему
консерватизму науки, побуждающему ее делать уступки новым взглядам, лишь шаг
за шагом уступая старые позиции. Однако в настоящем случае частичная уступка
была бы признаком упрямства и беспринципности, ведущей лишь к нагромождению
противоречий и непоследовательностей. Принципиально величайшая уступка
сделана тогда, когда признано, что я обладает способностью так же
непосредственно сознавать мир не-я, как и себя. Раз это допущено, вопрос о
том, есть ли этот мир не-я внетелесный или внутрителесный, имеет уже
второстепенное значение, и решение, куда отнести какой-либо элемент
восприятия, к области тела или за его пределы, должно исходить не от
гносеологии, а от психофизиологии и онтологии. Если, исследуя какие-нибудь
элементы восприятия, напр., внетелесную наличность объекта ("проецирование"
его наружу), субстанциальность, причинные связи (т.е. связи действования,
данные в восприятии) и т.п., нельзя усмотреть зависимости их от состояний
тела, то было бы бессмысленно включать их в группу внутрителесных
переживаний: ведь под словом внутрителесность только и можно разуметь
связанность переживания с какими-либо частями того
пространственно-"материального" объекта, который называется телом. Если бы
были найдены какие-нибудь нервы или участки мозга, раздражение которых было
бы необходимо и достаточно для сознавания единства частей объекта или
объективной ("данной мне") активности его, то тогда мы бы согласились, что и
эти элементы восприятия суть переживания, столь же внутрителесные, как запах
или вкус. Пока физиология не доказала этого, до тех пор у наших противников
нет доводов, опровергающих нас. Пользуясь этим отрицательным аргументом, мы
имеем за себя всю многовековую историю положительной науки, которая во все
времена обнаруживала склонность к реализму и никогда не соглашалась признать
субъективность всего содержания восприятия целиком. По мнению Вундта,
история науки свидетельствует, что положительное исследование всегда
безотчетно руководилось следующим правилом: "Все объекты восприятия следует
считать реальными объектами постольку, поскольку их свойства не заключают в
себе признаков, вследствие которых их следует рассматривать как чисто
субъективные"54. Мы вполне присоединяемся к этому утверждению Вундта и
полагаем, что иначе и быть не может: внутрителесность определяется
положительным признаком, зависимостью от тела, а внетелесность определяется
отрицательным признаком, отсутствием этой зависимости, следовательно, всякое
"данное" содержание восприятия до тех пор должно считаться внетелесным, пока
кто-нибудь не докажет зависимости его от тела.
Субъективные, транссубъективные, внутрителесные и внетелесные переживания
чрезвычайно тесно переплетаются друг с другом в каждом восприятии, поэтому,
заметив зависимость какой-либо части восприятия от тела, мы склонны
принимать и остальные части того же восприятия за внутрителесные. На это мы
не имеем права: для каждого элемента восприятия особо должен быть найден
телесный источник происхождения его, чтобы иметь основание принять его за
внутрителесный. В зрительном объекте внетелесная наличность ("проецирование"
наружу), субстанциальность и активность его даны вместе с цветами, телесный
источник цветов найден, но из этого вовсе не следует, что найден также
телесный источник остальных перечисленных элементов восприятия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55